Коллектив авторов - Записки офисного планктона (сборник) Страница 7

Шеф втянул носом аромат напитка и сделал глоток, затем внимательно рассмотрел этикетку:

– И сколько стоит эта бутылка?

– Сто тысяч рублей.

– Неплохо, – улыбнулся банкир. – Я в смысле вкуса, но на прошлой неделе мы с тобой пили… не помню название… тот мне больше понравился.

– Я вам обещал, что мы с вами попробуем все коньяки мира. Слово свое сдержу, а какие вам больше понравились, я прекрасно знаю.

– Ладно, наливай еще по одной, и поехали в садик!

Господин Бархударов в сопровождении секретаря гордо вышел из своего банка и подошел машине. Увидев на центральной дороге какое-то столпотворение, слегка кивнул головой.

– Это какой-то водитель на КамАЗе врезался в наш столб, – тут же сообщил Арбузов.

– С каких пор возле моего банка стали КамАЗы ездить?

– Он дальнобойщик, не местный, с ним Артем Владимирович уже разобрался. Сегодня все будет исправлено.

– Как ты, Гена, ухитряешься все держать под контролем? – и, обращаясь к водителю, приказал: – Давай вокруг, и помедленней! Давно хотел посмотреть свой банк с тыла.

Машина медленно объезжала высокую ажурную изгородь, а хозяин делал секретарю замечания:

– Почему деревья такие невзрачные?

– Это не совсем деревья, просто высокий кустарник. Хотят сделать, как у английских лордов в их замках. Дизайнер сказал, это будет гармонировать с нашим зданием.

– А это что за драка? – спросил Сергей Иванович, увидев, как два бомжа бьют старуху.

– Это попрошайки делят сферу влияния. Старуха здесь с месяц милостыню просит, а эти догадались, что место неплохое, вот и гонят ее.

– Убрать всех! – рявкнул хозяин. – Чтобы духу их не было!

Арбузов отдал приказ по сотовому телефону, и тут же как из-под земли появились два охранника. Один схватил мужиков за шиворот, слегка ударил лбами и прижал к забору, другой попытался что-то объяснить старухе, положив руку на плечо, но та рванулась прямо под колеса машины. Охранник был начеку, схватив ее за плечи, прижал спиной к себе, пропуская лимузин шефа, испуганное лицо старухи оказалось на уровне открытого заднего окна.

– Стой!!! – раздался наполненный ужасом голос банкира.

Геннадий Витальевич повернулся и испуганно замер – никогда он не видел своего шефа таким: бледное лицо, трясущиеся губы.

Сергей Иванович непослушными руками открыл дверь и пошел к старухе, подойдя, проглотил подступивший к горлу комок и прошептал:

– Мама!?

Женщина, пошарив у себя на груди, нашла сломанные очки на веревочке, приставила их к глазам и, схватившись руками за голову, закричала:

– Сереженька!!! Родной мой!!!

Он не плакал, когда был Туркой и когда был господином Бархударовым, не плакал никогда, но сейчас слезы лились ручьем, а банкир, прижав к груди эту старую женщину, не мог понять, как обходился без нее все эти годы, ведь она, несмотря ни на что, ждала его. Мать собирала милостыню, чтобы не умереть с голоду, а сын не знал, куда девать деньги, ее били бомжи, а сын находился рядом, за этим забором, под охраной тридцати вооруженных телохранителей.

Геннадий Витальевич Арбузов за семь лет службы у Бархударова впервые на минуту потерял контроль над ситуацией, но всего на минуту. Охрана тут же исчезла вместе с бомжами, он осторожно усадил плачущего шефа и его мать в подъехавшую машину.

– Домой! – приказал Арбузов шоферу, затем сделал еще несколько звонков.

– Как ты, мама? – спросил банкир, немного успокоившись. Перед глазами появились две рюмочки с коньяком, и секретарь тихим голосом предложил:

– Сергей Николаевич, Анна Максимовна, выпейте! Это вас успокоит.

Банкир вновь вздрогнул: если бы не его всезнающий секретарь, едва ли он вспомнил бы отчество матери. Одним глотком выпив содержимое рюмки, Сергей продолжал с сыновней любовью смотреть на мать, чтобы хоть как-то успокоить сидящего внутри палача, который раз за разом ударял ножом по его сердцу.

Мать осторожно, боясь расплескать содержимое, поднесла рюмку к губам и сделала глоток, тут же появилась развернутая плитка шоколада.

– Закусывайте, Анна Максимовна! – тихим голосом предложил Арбузов.

Она допила рюмку до дна, откусила кусочек, остальное заботливо завернула и положила в карман. А палач безжалостно полосовал своим ножом по сердцу банкира: за сломанные очки на веревочке, за положенный в карман кусок шоколада, за синяк под глазом.

– Ты что, Сереженька? – увидев вновь подступившие к глазам сына слезы, ласково прошептала женщина. – У меня все нормально.

– А папа? – со страхом спросил Сергей.

– С папой плохо: говорят, умрет скоро, сердце у него болит. Врач сказал, на операцию сто тысяч рублей надо. А где такие деньги взять?

Палач рубанул так, что слезы брызнули из глаз – цена жизни его отца равнялась бутылке коньяка, выпиваемой им ежедневно.

– Где он сейчас? – в очередной раз проглотив комок, спросил сын.

– В Петровке, в доме престарелых.

Перед глазами появилась спасительная рюмка.

– Сережа, ты много пьешь.

Ее голос прозвучал словно из далекой юности, когда она сказала эти слова впервые – тогда он не послушался.

Машина подъехала к его особняку, ворота тут же открылись.

Сергей вывел мать из машины, к ним подошла красивая женщина и улыбнулась доброй улыбкой.

– Мама, это моя жена Юля, – представил он, женщины обнялись, и на сердце стало легче.

Из дома вышла девушка лет двадцати.

– Твоя внучка, Ярослава, – с гордостью произнес Сергей Иванович.

Та подошла к старушке, поцеловала ее и с глазами, полными слез, прошептала:

– Бабушка, прости!

– За что, родная?

– За отца!

Банкир не чаял души в своей дочери, она была его счастьем и его совестью и сейчас произнесла ту фразу, которую должен был произнести он сам. Сергей понимал, сколько бы раз он ни повторял ее, она не окупила бы и одного дня, прожитого его матерью в унижении. Но сразу так легко и просто стало на сердце! Банкир подошел к матери и, как мальчишка, опустив голову, промямлил:

– Прости, мама!

– Вы что? – радостно улыбнулась женщина. – Я так рада, что мы встретились.

– А это мой сын, Артур, – представил Сергей Иванович подошедшего восемнадцатилетнего парня.

Затем пальцем подозвал высокого мужчину, служившего в его огромном доме в должности дворецкого:

– Вениамин Дмитриевич, это моя мать.

– Я понял, хозяин.

– Я уезжаю.

– Все будет в порядке. Банкир подошел к матери:

– Мама, я скоро приеду, это теперь твой дом, чувствуй себя хозяйкой.

– Сынок, а где можно помыться? И…

– Мама, – прервал ее сын, – здесь есть люди, которые будут отгадывать твои мысли.

– Прошу вас, Анна Максимовна, – подошел к ней дворецкий. – Я провожу вас в вашу комнату. Там есть ванная, туалет, новая одежда вашего размера и все остальное.

– Гена, – обратился хозяин к секретарю, – поехали в Петровку!

– Садитесь! Я уже сказал Валере.

Сергей Иванович чувствовал – сегодня судьба предоставила ему случай очистить свою душу от прегрешений. Многих людей он заставлял плакать, но сегодня слезы льются из его глаз, для многих он был палачом, но сегодня палач сидит в его груди.

Дом престарелых в поселке Петровка действительно напоминал барак. Во дворе с покосившейся изгородью пожилой мужчина мел двор.

– Эй, любезный, – обратился к нему Арбузов, – где ваша директриса?

– Она с утра в банк уехала помощи просить, до сих пор нет, – не поднимая глаз, произнес тот.

– А не подскажешь, в какой палате лежит Иван Кириллович Туркин?

– Что здесь подсказывать – у нас палата одна, – дворник указал на проем в ветхом здании. – Заходите в дверь и прямо, а направо – кабинет врача, он сейчас за старшего.

– Вам кого? – спросил появившийся на крыльце старик в белом халате.

– Ивана Кирилловича Туркина, – четким голосом повторил Арбузов.

– Он ваш родственник?

– Он мой отец, – твердо произнес Сергей Иванович.

– Отец, значит? – зло ухмыльнулся врач, окинув взглядом их дорогие костюмы и шикарную машину. – Что ж, идемте!

Банкир стал разглядывать стариков, обедающих прямо в палате, и палач вновь ударил по сердцу: его сильно постаревший отец отрезал ножом ломтик мятого помидора, отламывал кусочек черного хлеба и жевал беззубым ртом. Он окинул вошедших безразличным взглядом и стал старательно отрезать очередную дольку.

Сергей, вытирая слезы, подошел к отцу, встал на колени:

– Здравствуй, папа!

Рука старика с помидором застыла в воздухе, глаза расширились, и он стал медленно сползать с кровати, ловя воздух ртом.

– Помоги! – зло крикнул банкиру доктор.

Они положили старика на кровать, и доктор, вытащив из кармана одноразовый шприц, сделал больному укол.

Отец, открыв глаза, встретился взглядом с сыном. В них не было упрека, в них была радость и надежда, последняя надежда приговоренного к смерти.