Вионор Меретуков - Лента Мебиуса Страница 70

Якобы кто-то позвонил из Тайной Канцелярии и от имени графа Нисельсона распорядился выдать под расписку опасного заговорщика Лоренцо даль Пра и международного террориста Эдолфи Айзека Маркуса для проведения следственных мероприятий, имеющих сверхсекретный характер.

Одним словом, провалившись в трещину между несколькими событиями государственного масштаба, бедолаги исчезли. Исчезли бесследно. Бездушная Асперония продолжила свое движение вперед, растоптав по пути такую мелочь, как пара нечистоплотных искателей приключений. Этого и следовало ожидать, памятуя о том, что очень часто и куда более крупным личностям в истории не находится места.

Алебардщикам выплатили жалованье, и они тут же позабыли о своих претензиях к королю. Для порядка двух верзил публично выпороли на площади Победы, но тем дело и кончилось.

И снова бравые гвардейцы, гремя алебардами, шляются по дворцу и делают вид, что охраняют короля.

Да Влатти, несмотря на настойчивые уговоры, так и не принял предложение короля возглавить вновь созданный союз писателей Асперонии и удалился в свое поместье хлебать водку и предаваться размышлениям о тщете всего того, что всегда волновало людей.

А король питал надежду, что под бдительным и доброжелательным приглядом (прицелом?) цензурного комитета, которым он решил руководить лично, – кстати, на его взгляд, это одна из примет нарастающего процесса демократизации страны, – расцветет хулиганский талант ниспровергателя литературных основ.

Самсону хотелось верить, что самостоятельный и бесстрашный да Влатти выйдет из спячки, продерет глаза, провиденциально оглядится по сторонам и одарит мир каким-нибудь выдающимся произведением, вроде «Фауста» или «Короля Лира». Или перепишет Большую асперонскую энциклопедию. Или создаст величественное произведение, посвященное поражениям Асперонии в войнах. Короче, сотворит что-нибудь эдакое, эпохально-эпическое. Работы ведь много. Ее, работы, если разобраться, непочатый край. На многие годы хватит.

Но да Влатти отверг предложение, он полагал, что своими многими тысячами растиражированных матюгов он уже сказал миру все, чего этот мир заслуживает.

Узнав об отказе да Влатти, писатели облегченно вздохнули и приняли легко прогнозируемую резолюцию: избрать на этот пост какого-нибудь пройдоху из собственной среды.

Решено было – как наглое и несерьезное – без рассмотрения отклонить поступившее от Алоизия Бушека предложение избрать его самого на должность главного писателя Асперонии. Хотя, по мнению некоторых, у него имелись для избрания чрезвычайно веские аргументы: по продажам литературного хлама он был в Асперонии бесспорным лидером.

Народу нравились его книги, в которых выдающиеся люди, исторические персонажи великого прошлого, властители дум целых поколений преподносились читателю как какие-нибудь случайные соседи по барной стойке. Не надо было тянуться на носках, чтобы снисходительно похлопать по плечу Черчилля, Сталина или Рузвельта: у Бушека они были одного с читателем роста.

Смело обращался Бушек со временем, своевольно или прессуя, или растягивая его: он бесцеремонно вторгался в хронологию; в соответствии со своими скромными познаниями он упрощал историю, подлаживая ее под себя и под своего одомашненного непритязательного читателя.

Бушеку было рекомендовано для начала хотя бы закончить среднюю школу, а уж потом претендовать на синекуру и чиновные пьедесталы.

Его ссылки на необразованного Вильяма Шекспира были признаны голословными, потому что в наше время никто в мире с полной уверенностью не может утверждать, существовал ли вообще Шекспир на самом деле, и если существовал, был ли он драматургом, или Шекспира придумали современники Френсиса Бэкона, а кровавые пьесы о королях и маврах сочинил на досуге некто совсем другой. Может, даже тот же Бэкон, у которого свободного времени всегда было навалом, поскольку при короле Якове I он занимал непыльную должность лорда-канцлера.

Короче, Алоизий Бушек вернулся к своему корыту, наполненному бурдой из литературных отрубей и протухшей воды.

Пожизненным председателем союза писателей почти единогласно был избран Жакоб Гоня, автор двадцатикилограммовой нетленной саги о закройщике Двора Его Величества Бенционе Березинере.

Выбирая этого образованного халтурщика, писатели руководствовались понятиями высшего порядка, а именно: под крылышком этого бездари можно было, не очень-то напрягаясь, продолжать кропать свои незамысловатые, серенькие книжицы и не подпускать на пушечный выстрел опасные молодые таланты, если таковые вдруг появятся на асперонском литературном горизонте.

Король хотел оставить да Влатти при дворе. Могла образоваться неплохая компания: один Папа Ганс I чего стоил… Бывший гельминтолог так сжился с образом главы церкви, что, похоже, начал немножко верить в Бога. Что совершенно не мешало ему умеренно и сознательно грешить. Он теперь нередко бывал гостем короля, и они очень привязались друг к другу.

Король и Святой Папа любили вести утонченные беседы на религиозные темы, приправленные апокрифическими историями самого предосудительного характера. Беседы затягивались далеко за полночь и велись под доброе старое вино, очень хорошеньких девочек и сентиментальную музыку. Часто утро их заставало за выкрикиванием антирелигиозных тостов. Но беседующих – всего двое. И, разумеется, да Влатти совсем не был бы лишним на этих посиделках.

Но да Влатти и на этот раз не изменил себе и на личной аудиенции, коей был удостоен, сонно глядя в глаза монарху, повторил, что он с ним, с монархом, не сработается.

Глава 30

Настало время ненадолго вернуться назад, к трупам на камнях тюремного двора и громоподобному взрыву. Позже выяснилось, что бородатый бандит с пистолетом, меткий стрелок по воронам – это никто иной, как отец Лоренцо, сеньор Роберто даль Пра, вернувшийся в Асперонию после длительного отсутствия и сразу же присоединившийся к перевороту.

Надо сказать, что на первых порах команда заговорщиков росла как на дрожжах. И сеньор Роберто, который последние годы был вынужден из-за происков министра Урбана скрываться за границей, горел желанием вернуться на родину. Ведь он – сын покойного короля Иеронима. Пусть побочный. Пусть он носит другое имя. Но кровь-то в его жилах течет королевская!

Когда матушка, незадолго до своей смерти, рассказала ему, чей он сын, Роберто воспылал желанием когда-нибудь доказать всем, что он ничем не хуже того, кто восседает на троне. В сущности, чем законнорожденная человеческая особь отличается от незаконнорожденной?

Когда он узнал, что Лоренцо замешан во всей этой истории с государственным переворотом, то поспешил примчаться в Армбург, чтобы помочь сыну занять престол.

Деятельный от природы, сеньор Роберто даль Пра быстро сколотил отряд мародеров, состоящий из контрабандистов, с которыми он сдружился в годы изгнания и с которыми принялся планомерно грабить все, что не успели разграбить королевские гвардейцы.

За несколько дней отряд численно разросся до батальона, который, само собой разумеется, получил название дивизии. Так всегда бывает, когда революция получает деятельную поддержку со стороны низов. И в этой связи совершенно естественным выглядит присвоение старшим даль Пра самому себе высокого звания команданте.

Команданте не подчинялся никому, кроме члена Революционного Совета Лоренцо даль Пра. Парни сеньора Роберто работали и днем и ночью. Сундуки с барахлом свозились в реквизированный у графа Нисельсона особняк, в подвалы, уходящие под землю на два этажа. Революционный задор сеньора Роберто еще долго не угасал бы, если бы мэр Армбурга Генрих Берковский не посоветовал ему повременить с акциями изъятия ценностей у знатных асперонов.

– Ну и дурак же ты, команданте, – дружелюбно сказал Генрих. – Зачем грабишь? Это и так скоро все будет твоим…

Узнав, что король арестован, команданте Роберто не стал медлить, погрузился вместе со своими боевыми товарищами в грузовик и приказал взять курс на федеральную тюрьму.

Мандат со страшной революционной печатью открыл ему двери главного асперонского острога. Дальнейшее известно.

…Аннет живет в королевском дворце. Самсон так и не решил, что с ней делать.

Он помнит слова, которые сказал ему Поль. «Когда-нибудь, когда у вас будут внуки, она будет горько оплакивать твою смерть». Заявление на первый взгляд кажется оптимистичным. Явно слышится жизнеутверждающая геронтологическая нотка. Впереди долгая жизнь, в течение которой предстоит не только обзавестись внуками, но еще и родить детей, долженствующих этих внуков произвести на свет. Но в то же время с бестактной прямолинейностью указывается на то, что король смертен. А это, противореча эдикту о королевском бессмертии, напоминает о том, что, к сожалению, все люди, когда речь идет о смерти, равны перед Богом.