Марианна Гончарова - Аргидава Страница 8

Эпоха свирепого, безумного вождя окончилась. За его преступления расплатился его народ. Своей жизнью расплатился, проклятый миром, хозяином которого он хотел себя считать, народ, доверчиво шедший за царем своим в ад, народ по сути своей невинный, но дикий и невежественный, не умевший более ничего, кроме как слепо верить вождю, идти за ним, грабить, убивать и гибнуть.

Оставшимися в живых овладело сначала отчаяние, страх, а потом апатия и оцепенение. И силы покинули бывших воинов безумного, свирепого царя. И вскоре они исчезли, будто и не было. Одни подожгли селение и приняли яд. Другие, трусливые, не пришедшие на погребение, забрали своих детей и скот, бежали сообща, бежали исступленной крикливой стаей, теряя по дороге имущество, людей, но потом успокоились да и расползлись по разным землям, унося легенду о мече бога Ареса. О мече всевластия, способном защитить владельца от чего угодно, от кого угодно, кроме как от коварства любимой женщины. Легенду о мече, что вроде бы погребли вместе с владельцем его, о мече, который – по их рассказам – и искала повсюду умирающая ведьма Равке, явно потерявшая, вместе с гибелью Младшего, свои силы. И мало кто расслышал и разобрал, что кричала Равке, прощаясь с вождем в последние свои мгновения. И мало кто знал, что вовсе не меч искала древняя степная шептунья. И мало кто знал про камень, а кто знал, постарался забыть, тайну эту в себе запечатав на веки веков. Мало кто. Осталось неподалеку от пожара и тайного глубокого захоронения вождя только несколько спасшихся в суматохе жрецов несчастной принцессы Ют, давших клятву хранить в веках и передавать из поколения в поколение секрет происхождения и причину шрамов на их лицах. Спустя годы на месте сгоревшего города было построено новое селение, затем, еще через несколько десятков лет, потомки жрецов изгнали наемников и стали учиться воевать сами, и возвели вокруг селения деревянную крепость. Когда правнуки жрецов Ют устали восстанавливать деревянные укрепления из-за частых набегов и пожаров, решено было строить каменную крепость. По какому-то негласному соглашению название селения и крепости не меняли. Даже на первых картах, сохранившихся в музеях и архивах, она была обозначена как Аргидава.

Глава пятая

Ася

Маша с друзьями – Смитом, Настей, Иваном, Женей – позвали девочку Асю с собой на речку, и там родилась игра «Где ребенок», потому что все ребята уже были студентами, оканчивали университеты, а девочка Ася еще училась в школе. И время от времени ребята дразнили Асю репликами: «Накормите ребенка», «Ребенок, уйди в тень», «Ребенок, выйди из воды», «Ребенок, не морщи лоб». Собака Луша всем заглядывала в лица, кланялась, мяукала и признавалась в любви. Ася хохотала, морщила лоб и рисовала, рисовала всех новых знакомых, и Лушку, и реку, и камыш, и старый паром, и дедушку-паромщика Матвеича. Паромщика Матвеича все знали с детства, весь небольшой старинный городок его знал. Кажется, что он, дед Матвеич, легендарный, даже таинственный, был здесь всегда, вечность. Все, кто шел на прогулку, на пляж, на пикник, таскали Матвеичу из дому пирожки, котлеты и яблоки, потому что он служил на пароме с восьми утра до восьми вечера. И никаких денег за перевоз не брал. Просто город платил ему зарплату. А Матвеич принимал уважительные подношения, как он говорил и радовался, «гостинчики». И самогоночкой не брезговал. Но не злоупотреблял. Перевозил на другой берег людей, идущих с рынка, пляжников, рыбаков и туристов, идущих в леса, в горы, на озера и в села за рекой. Потому что мостов здесь не было из-за частых наводнений, а если и были, то подвесные, которые вода тоже не щадила.

Вручив дедушке Матвеичу его портрет, Ася мгновенно завоевала стариковское сердце, он, растроганный, – нет чтобы отдохнуть, полежать в тенечке в ожидании пассажиров – возил Асю одну через реку то к одному берегу, то к другому, угощал конфетками и рассказывал про свою долгую жизнь на этом самом пароме. Аська махала друзьям ладошкой, улыбалась ясно, чисто, роскошно и белозубо. А паромщик Матвеич ей говорил:

– Та успеешь, доню, ты к своим хлопцам, давай еще прокачу тебя на пароме, подыши воздухом, а то вон какая ты худенькая. Редиску будешь с хлебом? Будешь? Отличная редиска! – Матвеич с восхищением глядел, как девочка с хрустом разгрызала редиску, и подсовывал ей огурчик, молодой, колючий, с пупырышками. – А портрет этот… – дедушка опечалился, – скажу бабе своей, чтобы мне на памятнике его сделала. Такой хороший портрет у тебя получился.

К слову, друг Женя стоял на берегу и пристально глядел из под-руки в сторону плота, наблюдая Асино путешествие через реку.

– А что же, она ведь еще маленькая, на плоту, одна, должен же кто-то смотреть за… за… ребенком.

Хорошие люди Машины друзья. Всепонимающие. Никто не подтрунивал, не ухмыльнулся. Только переглянулись, а Луша осуждающе фыркнула Смиту в лицо, почувствовала что-то и медленно, страдая от жары, солидарно уселась рядом с Женей на солнцепеке. И вот так, составив ему компанию, сидела рядом с ним, поскуливала и приговаривала-подвывала: «Айлавю, айлавю», заглядывая Жене в лицо, мол, правильно я говорю, человеческий мальчик, про ту девочку на пароме, правильно же? Ты же айлавю? Айлавю, да? Женька смущался, не глядя на собаку, в знак согласия, гладил ее большую умную меховую башку и все старался перетащить ее в тень.

Ася вернулась радостная, возбужденная. Паромщик дедушка Матвеич и отпустил-то ее только потому, что к противоположному берегу реки подъехал длинный кортеж, нарядный, весь в лентах, цветах и воздушных шарах, лопающихся с громыханием от жары, а впереди машина с женихом и невестой. Кто-то из сопровождающих показывал паромщику на часы, пританцовывая, мол, скорей-скорей, на венчание опаздываем. И дед Матвеич с достоинством, перебирая по тросу, натянутому через реку от крепкого столба на одном берегу до крепкого столба на другом, специальными большими деревянными крюками, повел паром через искрящуюся летнюю теплую реку навстречу счастью молодых.

– А потом… – подходя вместе со своими телохранителями Женей и Луной к месту, где расположилась компания, продолжала увлеченно рассказывать Ася, – он удрал из дому, потому что отчим его нещадно бил. И спрятался где-то недалеко от крепости, в каком-то то ли подвале, то ли подземелье. Друг носил ему туда хлеб и воду. Иногда молоко. И ему там не было страшно или одиноко. Дедушка Матвеич сказал, что всем нам надо учиться быть одинокими. И чем раньше, тем лучше. Зачем он так сказал? – Ася посмотрела Женьке в лицо, а тот пожал плечами и смутился. – И однажды он обнаружил, что оттуда, из этого подвала, идет куда-то подземный ход. Когда Матвеич и его друг уже были почти взрослыми, они решили вернуться туда, потому что ходили какие-то слухи, что в этом старинном подземелье то ли турки, то ли еще кто-то, отходя, спрятали все награбленное золото, чтобы потом вернуться. И вот они взяли факелы – фонарики же тогда были на вес золота – и забрались в подземелье. И знаешь что? Они прошли несколько километров. Дед Матвеич ничего, а друг его чуть не умер. Прямо там. Почти задохнулся.

– Метан, наверное… – предположил кто-то.

– Метан они бы сразу почуяли и смогли бы уйти. Это был CO, страшный газ. Без цвета, без запаха, по-видимому, просочился из карстовых пещер… Так бывает, когда подземелье глубокое и много рукавов и отводов, – авторитетно заявил Смит, студент химического факультета.

А Женька кивал, ни черта не понимал, просто слушал голос Аси, как слушают музыку, наслаждаясь, даже не думая, что он сейчас может выглядеть смешным, наивным, глупым.

– А пойдем в крепость, Марусь? Я не была еще там! Пойдем? – Ася сложила ладошки молитвенно. – Мяу!

– Маааау! – отозвалась Луша, мотая хвостом.

– Это очень мне интересно! Очень. То, что ты рассказала. Надо же… Подземный ход ведет, оказывается, в крепость. Пойдем, пойдем обязательно, – пообещала Маша, озабоченно щелкая пальцами перед Женькиным лицом. То ли перегрелся мечтательный мальчик, то ли…

– Айлавю! – с готовностью басом подсказала Луша.

Женя вдруг очнулся, смутился и закричал:

– Иии! Луша на солнце перегрелась!

Компания с хохотом принялась обливать Лушку водой. Собака, наслаждаясь прохладой, улыбалась, мяукала, пыталась схватить зубами воду и энергично отряхивалась, создавая вокруг себя фонтан брызг и маленькую нарядную, яркую собачью радугу.

– Значит, подземный ход ведет в крепость… – вытирая собаку насухо-насухо, чтобы она не запарилась под своей шубой, сказала Маша, как ей показалось, себе. – Значит, он ведет в крепость…

– Да не в крепость, а из крепости. Понимаешь, они пробирались… – Ася опять принялась рассказывать подробно то, что ей поведал паромщик дед Матвеич, – из крепости.

– Да-да. Из крепости. Ну, значит и, в крепость.

А паромщик дедушка Матвеич уже вез вторую свадебную машину (на пароме помещался только один автомобиль), улыбался счастливо, махнул ребятам на прощанье. Ну как… не ребятам, конечно. Маленькой Асе.