Сергей Горбачев - Выйти замуж за Микки Мауса Страница 8

Они молча возвращались по центральной аллее к южному выходу из кладбища. Будущая профессия уже заявляла свои права, и Злата особо не вглядываясь, видела в старых обломках скульптур, обелисков и крестов замысел неизвестного автора. Отмечала ценные породы камня – мрамор разных цветов, гранит и лабрадорит. Читала орнаментальную резьбу и архитектурную выразительность уцелевших мавзолеев-часовен с подземными усыпальницами, колоннами и фигурами ангелов. А маленькая одинокая девочка всё это время отчаянно сжимала в кулаке подаренную Учителем монету с дыркой…

В старой коллекции Лусегена Вартаняна когда-то было три таких монеты. Две из них нашли на берегу Сухого Чалтыря, в десятке вёрст от монастыря в 1883 году. Длинную глубокую балку, что протянулась от Темерника до Мёртвого Донца, и рекой-то назвать можно было с большой натяжкой. Били ключи на самом дне балки, оттого зарастала она камышом, редкими ивами и заполнялась только весной, когда сходили в неё снеговые воды окрестной степи. Берега Сухого Чалтыря были покрыты колючим тёрном, продраться к роднику можно было лишь с левого склона балки, правый уж больно крут. Но мало имелось открытых подходов к воде, пропадала скотина здесь, в колючих кушерях6 водились бирюки7, оттого места эти имели дурную славу и считались дикими. Лишь длинным крюком по степи могла повозка пересечь балку, поэтому община богатого армянского села Чалтырь и решила построить тут мост, дабы спрямить дорогу на Таганрог.

В поисках пологого склона строители неожиданно наткнулись на останки сразу шести волов. Истлевшая упряжь и три полусгнившие повозки – всё указывало на то, что сгинул этот обоз на дне глубокой балки очень и очень давно, но никто, даже из самых древних стариков, не помнил о такой пропаже. А когда здесь же, на склоне Сухого Чалтыря, нашли два захоронения, то по округе поползли слухи о Запорожской казне. По истлевшей одежде трудно было судить, кто похоронен тут, запорожские или донские казаки, но и в одной, и в другой могиле обнаружилось по золотой монете. Грубо пробитые дырки и остатки сгнившего кожаного шнурка явно говорили о том, что носили их на шее. Версия о разбое тут же отпала, потому как стоила каждая такая монета дороже всех этих волов вместе взятых, но никто не покусился на золото, а значит, хоронили мёртвых свои, быть может, в надежде вернуться.

И сразу тут вспомнили про третью монету, вернее, про первую, которая всплыла почти пятьдесят лет назад при таких громких обстоятельствах, что память о них не стёрли и несколько десятилетий. Ведь тогда впервые в истории Всевеликого Войска Донского, на территории которого располагался Сурб-Хач, было совершено разбойное нападение на православную обитель.

Осенней ночью 1834 года шайка разбойников захватила монастырь. Монахов избивали, а настоятеля Арутюна Аламдаряна пытали огнём, добиваясь признания, где он прячет сокровища Запорожской казны. Грабители перевернули верх дном все монастырские постройки и храм, не тронули только алтарь, особенно тщательно обыскивали подвалы храма в поисках тайников, но ничего не нашли. Только к утру из Нахичевани подоспела помощь, и грабители бежали.

Мученическая смерть настоятеля, дерзость и жестокость разбойников, всколыхнули юг империи. Следствие длилось долго, но ни убийц священника, ни сокровищ Запорожской Сечи8 найти не удалось. Лишь в личном архиве убиенного настоятеля среди многих бумаг, что хранились в нише за алтарём, обнаружили рисунок, отдалённо напоминающий то ли карту, то ли профиль женской головки, и монету на кожаном шнурке – золотой дукат с неровно пробитой дыркой, из-за которой было непонятно, тысяча семьсот какого года выпустили эту монету. Уцелевшие монахи рассказали о старце Симоне, который, согласно преданиям, нашёл место для монастыря, и всю свою долгую жизнь, даже в преклонном возрасте, раз в году обязательно покидал обитель и пешком отправлялся куда-то на северо-запад в сторону Сухого Чалтыря. Рассказывали, что перед смертью исповедовался старый монах самому настоятелю, после чего и появились в монастыре странная карта с ещё более странной монетой. Слухи об этом взбудоражили многих, но в открытую искать золото тогда никто не рискнул, дабы не попасть под подозрение после разбоя в монастыре, ибо суд в те времена был скорый и лютый.

Но после находки в Сухом Чалтыре, когда стало этих монет уже три, скудные факты обросли столь многочисленными домыслами, что породили невиданную доселе волну кладоискательства. В Нахичевани даже образовалась акционерная компания по поиску казачьего золота, одним из учредителей которой стал молодой тогда адвокат Лусеген Вартанян. Спустя время акционеры за баснословные деньги выкупили у монастыря и предыдущих владельцев все три монеты, карту и даже организовали несколько бесполезных экспедиций по поиску сокровищ. Никакого результата поиски не давали, молодые акционеры с годами становились уважаемыми людьми города, поэтому компания по поиску золота Запорожской Сечи де-факто превратилась в Общество «Лусеген Вартанян и Товарищи» по сбору раритетов той поры, когда армяне переселялись на Дон.

Так всё неспешно и продолжалось до самого 1917 года, но вместе с империей рухнул привычный образ жизни, один из акционеров бежал за границу, прихватив с собой самое ценное, в том числе и карту. Спустя три года красными пролетариями был расстрелян адвокат Вартанян, наследникам которого и досталась отличная, но мало кому тогда интересная краеведческая коллекция.

Карта неожиданно объявилась спустя четверть века в 1942 году, свою уникальную дедовскую коллекцию одинокий 77-летний краевед Вартанян в 2010-м завещал музею, в котором проработал всю жизнь, кое-что на память оставил сестре, ну а Злате после смерти дяди Рубика достались уцелевшие монеты, срисованная копия старинного рисунка с трезубцем и чёткая инструкция, как расшифровать и что делать с этой картой. И то, что написал в своём предсмертном письме дядя Рубик: «…Деточка моя, неважно, сможем ли мы им помешать, важно, что мы не можем этого не делать…» – стало полной неожиданностью для Златы, совершенно перевернув её намерения.

Миха оказался крайне выгодным приобретением для «Архиблэка», ведь с его появлением группу стали регулярно приглашать в эфир ростовских радиостанций. Дело, конечно же, было не в том, что с клавишами «Архиблэк» сразу явил нечто новое в музыке, нет, просто несколько однокурсников Михи по журфаку работали кто ди-джеем, кто ведущим на радио, а один – даже программным директором, и он этим беззастенчиво пользовался.

А после того, как программный директор пообещал, что поставит группу в ротацию, Миха даже потребовал от Златы новый текст, ведь чтобы регулярно звучать в эфире, нужна была песня не хуже их «Мамы…», но только менее радикальная. И если Рыжий просто обалдел от такой наглости своего приятеля – требовать что-либо от Златы, то Румын, который быстро невзлюбил новичка, тихо позлорадствовал: никогда ещё Златка не писала тексты на заказ, ведь «соловей не поёт для свиней», а значит, огребёт сейчас этот выскочка по самое не балуй.

Удивляться Ромке пришлось дважды. Сначала, когда Злата молча выслушала Миху и ничего ему не ответила, а затем, когда на следующий день она в пять утра (всю ночь сочиняла?!) прислала по электронной почте Ромке, Сашке и Михе свои новые буквы.

«Мария и Иосиф Виссарионович» назывался новый шедевр, и у него, даже на первый взгляд, были все шансы повторить успех «Мамы…». Так, собственно, и вышло: новая песня в клубах пошла «на ура», вот только в ротацию на радио так и не попала. Владелец радиостанции оказался шибко верующим человеком, и программный директор не захотел рисковать своей карьерой ради насмешливой рок-баллады о войне двух миров – попов-мироедов и мирян-богоедов – за машины по обнаружению Бога на небесах.

Миха позвонил утром, когда Злата, только проснувшись, ещё валялась в постели, посматривая спросонья на будильник и выгадывая последние минутки сонной неги. Уже давно надо было вставать, чтобы успеть хотя бы к одиннадцати часам встретиться с пацанами на борту «Адмирала Лунина». Вчера поздно вечером звонил Ромка и просил появиться там как можно раньше. Ей даже показалось, что он снова дуется на неё, но последнее время это случалось так часто и густо, без всяких поводов с её стороны, что она не придала этому значения.

– Салют, Миха! – зевнув, потянулась, вставая, Златка. – Что звонишь, соскучился?

– Да вот, проезжал мимо, подумал, может тебя подбросить куда надо?

– Не, спасибо, я сейчас на левый берег к пацанам собираюсь, через полчаса катер будет, – отказалась она, – надеюсь не опоздать.

– А зачем суетиться с катером, я на машине, через новый мост и подкину тебя куда надо, – предложил Миха.