Петр Проскурин - Исход

Петр Проскурин

Исход

Роман

Посвящается Лиле

Освобожденная весной 1943 года Брянщина, родина Петра Проскурина, где будущий писатель, в то время тринадцатилетний подросток, пережил фашистское нашествие, являла собой картину необыкновенную. Минные поля вокруг лесов и городов, пепел на месте деревень, тысячи лесных землянок, разбитая немецкая техника у железнодорожных насыпей и на проселках — все говорило о бушевавшей здесь военной грозе, о мужестве непокоренного народа. Тут, казалось, сама земля, переполненная гневом, горела под ногами оккупантов.

История родного народа — священное достояние художника. Но прежде чем прикоснуться к этой, вероятно, самой заветной странице своей жизни, Петр Проскурин прошел много иных, трудных, нетореных дорог, многое сделал, философски углубляя видение мира и усиливая художественное «оснащение» своего яркого дарования. После войны он служил в армии (тогда же им были написаны первые стихи для армейской печати), затем поехал на Камчатку, работал там сплавщиком, лесорубом, шофером в леспромхозе. Годы жизни на Дальнем Востоке, в Хабаровске, учеба на Высших литературных курсах в Москве были временем напряженной творческой работы. В 1960 году вышли первые книги писателя — роман «Глубокие раны» и сборник рассказов «Таежная песня». Вслед за ними появились и новые рассказы «Цена хлеба» (1961) и новый роман «Корни обнажаются в бурю» (1963).

В 1964 году П. Проскурин опубликовал роман «Горькие травы», принесший ему заслуженный успех у широкого читателя. В этом романе о жизни страны в первое послевоенное десятилетие талант писателя раскрылся лучшими гранями — силой и цельностью патриотического чувства, мастерством в изображении острых общественных конфликтов. В характерах, полных мужества и внутреннего благородства, писатель выразил всю свою горячую, выросшую еще в суровых испытаниях детства, любовь к героям «партизанской земли» — Брянщины и Орловщины.

Роман «Исход» — эпопея борьбы и подвигов партизан, подпольщиков, воссоздающая в монументальной реалистической форме яркие характеры и судьбы героев Великой Отечественной войны.

В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную. Писатель внимательно прослеживает духовное развитие, становление каждого героя, создает колоритный портрет сражающегося народа. Походы, временные неудачи, ожесточенные бои, диверсии, подвиг Скворцова, ценой мук и смерти своей увлекшего фашистов на ложный путь, — все это этапы сложной непрерывной борьбы.

Мы видим в романе не механическое скопление одиночек, подавленных обстоятельствами, а народные массы, связанные всепроникающими узами патриотизма, ощущающие себя хозяевами родной земли. В сознании читателя останется образ Павлы, вдохновившей людей на решительный прорыв блокады в момент, когда, казалось, иссякли в них воля и мужество, трогательная любовь Скворцова и Шуры, раскрывающая красоту и благородство народной души. Запомнится комиссар Глушов. Именно он острее всех осознал патриотизм как «глубинно-цементирующую силу», перед которой выглядит ничтожной вся изуверская философия нацизма, воплощенная в коменданте Зольдинге. Зольдинг терпит крах в поединке и с человеком-легендой Трофимовым, и с живой частицей России — Скворцовым и с Павлой, заслоняющей в трагический миг Трофимова.

Время стерло многие внешние следы суровой битвы в лесах Брянщины. Оползли и сравнялись с землей, заросли воронки, траншеи, весенние воды смыли и унесли пороховую гарь, Роман П. Проскурина — многоплановое, исполненное летописной силы произведение, повествует о духовном богатстве героической эпохи, о бессмертном подвиге во имя советской Родины. Во имя будущего.

I

Начало

Лист кружится, падает медленно — сбитый взрывом, опаленный по краям, ложится мягко и бесшумно, и дорога в том месте, где стоял несколько минут назад старый клен, вся изрыта. А клен, крепкое еще дерево, лежит, вырванный с корнем и отброшенный — в поле наискосок от дороги, пропаленной зноем. Сухо, пыльно, пыль на губах — сентябрь, но пока жарко, и пшеничные поля кругом в желтых крестцах. Водонапорная башня железнодорожной станции одиноко и серо торчит за пригорком, самолеты на время исчезли, ползут подводы с детьми, машины, две, перевернутые вверх колесами, горят черными густыми кострами.

У Лиды тонкие плечи; Владимир идет рядом, под ногами избитая, пересохшая земля. Последние минуты всегда трудны, не находишь слов, и Владимир старается быть веселым и ровным; сейчас это плохо удается.

Они уже поднялись на пригорок, дорога здесь разворочена; не сговариваясь, они пошли полем.

На станции тишина, полуразваленные здания после очередного налета еще дымились, людей не было видно. Только группа солдат исправляла железнодорожное полотно; временами то один из них, то другой поднимал голову, осматривая небо. А к станции все подходили и подходили обозы, рассасываясь по окрестным садам, палисадникам, полуразрушенным зданиям, — ждали темноты. В тупике разгружался военный эшелон — по шатким подмосткам сводили упиравшихся лошадей.

— Володя, ты что-нибудь понимаешь?

— Ты ничего не забыла? Теплые вещи не забыла? — вместо ответа спросил он ее. — Скоро зима, на Урале холодно.

— Теплую кофту? Да, я взяла… она, кажется, на самом верху в чемодане… Да, да… я вспомнила, она лежит сверху. Послушай, Володя, а ты? Как же все будет?

— Мне уже пора возвращаться.

— Зачем только ты согласился… Я знаю, я не то говорю, — торопливо добавила она, глядя на его лоб, на сдвинутые светлые брови. — Но ты береги себя, слышишь? Хочешь, я тоже останусь? — сказала она отчаянно. — Хочешь?

— Не глупи, — ответил он тихо, теряясь перед этим неожиданным порывом. — От состава не отстань, на станциях за кипятком не бегай. Кого-нибудь из ребят проси. Знаешь ведь, сейчас никакого расписания.

— Хорошо, давай простимся, Володя. Тебе пора…

Она отвернулась от него и заплакала.

— Не плачь, — сказал он, глядя на станцию, на горизонт за нею. — Не плачь, — повторил он, с усилием разжимая стиснутые зубы. — Мы еще встретимся. Пиши.

— И ты пиши.

— Вот увидишь, мы очень скоро встретимся, и будет светлый день, такой снежный, белый. У тебя замерзнут руки, и ты будешь хлопать варежками.

— А ты будешь в полушубке и в валенках, — подхватила она с усилием его игру. — Побежишь мне навстречу — ты смешно бегаешь.

— Да, я буду в полушубке и в валенках. Только я никуда не побегу. Буду стоять и ждать, пока ты подойдешь, ты будешь в толстом теплом платке.

— Это смешно?

— Что?

— Что я буду в толстом платке?

— Очень смешно. В толстом платке, с огромной головой.

— Правда, Володя, это очень смешно, когда с огромной головой. А ты, значит, будешь стоять на одном месте?

— А зачем мне бежать?

— Действительно, зачем тебе бежать? Ну, все, Володя, — выдохнула она из себя воздух. — Иди, иди! Тебе еще нужно найти своих. Смотри, пиши мне. Иди.

— Лида…

Он быстро и сильно прижал ее к себе, поцеловал в солоноватые горячие губы. Это было все. — Она поняла и снова заплакала.

— Иди, — сказал он.

— Володя…

Она уходила с пригорка, и сильный ветер прижимал платье к ее ногам, она была в сапогах и в сером жакете, жакет был ей длинноват. «Я должен ее догнать, — подумал Владимир тупо, до рези в глазах всматриваясь в ворот ее серого жакета. — Ну, хорошо, я ведь ее совсем не знал до сих пор, да и потом все это ерунда теперь, кто кого знает, не знает, к черту пошлет, к сердцу прижмет. Ведь все равно мне оставаться. Оставаться. Зачем оставаться? Что это изменит? Какая из меня власть?»

«Власть остается на своих местах до отхода регулярных частей…»

Прошедшие два дня они эвакуировали старшеклассников своей филипповской школы, и эти два дня в ушах непрерывно стоял плач, женские причитания и паровозные гудки; и Скворцов и Лида падали с ног от усталости и очень сблизились в два дня.

А раньше он даже считал Лиду суховатой, и вот сейчас она уезжает, а он возвращается в Филипповку.

«Власть остается на своих местах до отхода регулярных частей…»

«Секретарь сельсовета… Ну и что? Это же не танк и не орудие. Да и какой он секретарь — Владимир Степанович Скворцов? Он — учитель, белобилетчик, и все потому, что его угораздило свалиться с ракиты еще мальчишкой…»