Петр Смычагин - Тихий гром. Книга четвертая Страница 11

Выслушав их, Федич крепко потер могучей ладонью себя по загривку, встал из-за стола и сказал громко, чтобы слышали все в этой большой, как казарма, комнате, наполненной гулом голосов:

— А что, товарищи, я думаю, надо отдать пожарникам их родное помещение…

— А мы? — послышалось несколько голосов.

— А мы, — Федич хитро улыбнулся и приподнял руку со сжатым кулаком. — «Никто не даст нам избавленья — ни бог, ни царь и не герой…» Слышали такое?

— Слышали.

— Так вот, совсем тут недалечко, на углу Нижегородской и Васильевского переулка, в доме Бухарина, находится так называемый лазарет имени братьев Яушевых. Вывеска на нем — шикарная, ее вы все каждый день видите. А видел ли кто-нибудь за все время хоть одного раненого солдата возле этого лазарета?

— Не-ет.

— Здание пустует, — продолжал Федич, — и мы его займем.

А поскольку у нашей Думы только о том и думы, чтоб насолить Совету, то взять здание придется с помощью вооруженных солдат. Товарищ Васильев, — обратился он к одному из солдатских депутатов, — вас научили офицеры из Союза солдат, как нужно использовать вооруженную силу?

— Поучили, — ответил тот. — До сих пор шея болит.

— От имени и по решению исполкома Совета вы возьмете двенадцатую роту, она надежная, и займете лазарет.

Все образовалось в течение каких-нибудь двух-трех часов. Васильев с солдатами занял подступы к зданию. Федич с несколькими членами исполкома, убедившись еще раз, что, кроме вывески, во всем здании ничего лазаретного нет, дал команду о переселении исполкома.

Немного набралось багажа у только что нарождавшейся Советской власти. Члены исполкома захватили свои тощие папки с бумагами, чернильные и прочие канцелярские приборы в более удобное во всех отношениях здание.

Все это немедленно стало известно в городской Думе. Моментально там снарядили делегацию. Башкиров, богатый купец Шакиров и сам Латып Яушев в его собственном открытом автомобиле направились к месту происшествия. К подъезду солдаты не пропустили автомобиль, и спешившуюся делегацию задержали.

Увидев делегацию толстосумов из окна, Федич решил, что удобнее будет с ними беседовать на улице, при солдатах, и поспешил туда. Раздвинув скрещенные винтовки солдат, он вышел из оцепления и, заложив руки назад, предстал перед разъяренными буржуями, готовыми растереть его в порошок.

— Слушаю вас, господа.

— Вы и весь Совет, — сдержанно начал Башкиров, — проявляете недопустимое самоуправство. Вы совершенно не признаете городскую Думу, хозяина города. Вы самовольно заняли это здание, не соизволив испросить на то разрешение Думы…

— Нет, извините, — перебил его Федич, — мы обращались в Думу три месяца тому назад и после неоднократно напоминали о себе. Но Дума совершенно игнорирует нас. Вот почему приходится напоминать и таким способом, иного выхода у нас нет.

— Здесь — лазарет! — прохрипел, раздувая коричневые ноздри, Латып Яушев.

— А вот чего нет, того нет, — засмеялся Федич. — Под этой вывеской нет и признаков лазарета. Свидетелей у нас, как видите, много, — показал он на солдат. — Можно еще пригласить из здания. Дума прятала пустующее помещение под этой вывеской. Это, я думаю, вполне подходяще для жуликов, но несолидно для Думы.

— Все ваши советчики хамы и нахалы! — кипел Яушев. — Мы вызовем казачий полк! Плетками учить надо этих свиней!

— Значит, вы не освободите здание? — спросил Башкиров с угрозой в голосе.

— Нет, не освободим, — твердо ответил Федич. — У нас есть защита даже на тот случай, если вы появитесь тут с казаками.

Выкрикивая ругательства и угрозы, Латып и его спутники отступили к автомобилю и уехали. Башкиров держался более достойно, чем его сообщники, но внутри-то и у него кипела буря.

Федор Федорович понимал, что никаких казаков, скорее всего, не пошлют, дабы завоевать этот дом. Но обстановка с каждым днем накалялась все более и грозила взрывом. Понимал он также и то, что в случае заварухи казачий полк, стоящий в лагере за городом, будет защищать Думу, Временное правительство. А надежда на 131-й запасной полк — самая хлипкая.

К концу дня 12-ю роту вернули обратно в казармы. В исполкоме пошла обычная работа. На вечер было назначено заседание президиума Совета. Но прошло не более получаса после его начала, как во всем доме погас свет. Начали искать свечи, кто-то заметил:

— Не иначе, Башкиров поклон шлет.

В это время распахнулась дверь, и в потемки зала вошли трое.

— Свет потеряли? — послышался от двери бодрый голос Терентия Дмитриевича Дерибаса. — Прошу прощения за небольшое опоздание, зато я вам привел вот этих темнителей.

— Кто такие? — подходя к ним, спросил Федич.

— Провода перерезали вот тут, на столбе, — пояснил Терентий Дерибас, загораживая выход.

— Кто такие? — грозно повторил Федич.

— Монтеры мы, с электростанции Башкирова, — ответил один, повыше ростом.

— Сами придумали эту пакость или послал кто?

— Хозяин послал. Для чего же нам это делать?

— Сможете снова подключить нас немедленно?

— Запретил хозяин и грозился с работы прогнать.

— Арестовать! — загремел Федич. — Монтеров вызвать с холодильника. На станцию сообщите, чтобы не присылали больше резальщиков. Мы их арестуем.

Федор Федорович тут же связался с Башкировым по телефону и предупредил его, что если эта негодная игра с отключением света продолжится, то на электростанции будет объявлена забастовка рабочих. Все предприятие прекратит работу.

Скоро явились монтеры с холодильника, и свет в исполкоме засиял снова. У столба на всякий случай пришлось поставить пост из рабочих типографии. Но Башкиров больше не повторял нападок на исполком. Понял: не стоит размениваться на такие мелочи.

— Слушаю приказ, поколь при вас, — засмеялся он после предупреждения Сыромолотова, — а как не будет вас, позабуду ваш приказ.

Башкиров знал, что говорил, и Федич прекрасно понял его намек. Да и без него было известно, что в городе и его окрестностях расквартировано более двух тысяч вооруженных казаков. 131-й полк мало надежен, хоть и работали в нем большевистские агитаторы. Но там не перестали действовать и офицеры из бывшего Союза солдат.

На этом же заседании в повестке дня появился вопрос о немедленном формировании красногвардейских отрядов из рабочих всех крупных предприятий города.

Незаметно подступила осень с множеством сельских хлопот о хлебе. Закопался мужик в землю — не до политики ему. А дед Михайла Рослов еще и так говорил: «Власти-то, они разные бывают, а ни одна без хлебушка обойтиться не может. На то он и мужик, чтобы хлеб миру давать». А к хлебу, еще не везде убранному, тянулись уже руки Временного правительства.

Деревня так и жила слухами, которые не только не могли хоть что-то прояснить, но еще больше затуманивали мужичьи головы, и без того темные. Виктор Иванович Данин, кипя в городском круговороте дел, почти не показывался оттуда. Из оставшихся самый грамотный в хуторе человек — Кестер.

После неудавшейся свадьбы в доме Кестеров постепенно все улеглось, притихло. Кольку снова перестали замечать. О жизни Иван Федорович любил размышлять в одиночестве. Но иногда хотелось и ему знать, что мужики скажут по тему или иному поводу.

Из города вернулся Кестер с невеселыми думами. Побывал он там в купеческих лавках, по базару потолкался. Если и встречались нужные товары, то цены такие, что подступиться невозможно. Ничего не купил там Иван Федорович. Какой-то плюгавый гражданин, видать, агитатор, всучил ему воззвание Троицкой уездной продовольственной управы. Его-то и привез он в хутор.

В городе начитался он всяких воззваний, объявлений, приказов, постановлений; наслушался всяких разговоров. Одни проклинали всех буржуев, казаков, попов. Другие на чем свет стоит поносили большевиков, голодранцев, возомнивших себя пупом земли. Эти «другие» были для него понятнее и ближе, но своими глазами видел, что так вот просто отмахнуться от голодранцев, как раньше он делал, уже нельзя. Большевики будоражат Россию.

Свои мысли всегда сверял он с журналом «Нива», потому, закусив с дороги, принялся за него. Почта доставлялась все хуже и хуже. На дворе — середина сентября, а у него последний номер — за июнь. Последний журнал был в основном посвящен женскому батальону смерти.

— Царя выжили, государство без власти оставили, — ворчал Иван Федорович, — а теперь на бабьих штыках удержаться думают.

Но в городе он читал приказ министра Керенского, где тот говорит «спасибо» за подавление мятежа генерала Корнилова не женскому батальону, а казакам. Открыв предыдущую книжку, увидел большой снимок во всю страницу и прочитал под ним:

«Всероссийский казачий круговой съезд, заседавший в июне с. г. в Петрограде. На съезде собралось свыше 300 делегатов от 12 казачьих войск европейской и азиатской России. Съезд открыт от имени Временного совета Союза казачьих войск, членом Госуд. думы А. П. Савватеевым. На снимке изображены участники совета Союза казачьих войск».