Л. Пантелеев - Том 3. Рассказы. Воспоминания. Пьесы Страница 11

А через две недели я вышел из лазарета и поехал обратно в дивизию.

А потом зима наступила. И под самый Новый год – мне из Москвы подарок: орден Красного Знамени.

За что? – вы подумайте…

Ночка*

Мне двенадцать лет было. Подружки мои еще в куклы играли да через веревочку прыгали, а уж я хозяйкой была.

Сама и белье стирала, и по воду ходила, и кухарила, и полы мыла, и хлебы пекла…

Нелегко было, только я не жаловалась.

Мама у нас умерла. Папа второй год с белыми воевал. Жили мы вдвоем с братом. Ему уж тогда пятнадцатый год пошел, он в комсомоле состоял. А меня в комсомол не брали. Говорят – маленькая.

А мне обидно было. Какая же я, помилуйте, маленькая, когда я не только обед сготовить или что, – я даже корову доить не боялась.

Корова у нас была хорошая, красивая, во всем городе такой второй не сыскать. Сама вся черная, как ворона, и только на лбу белая звездочка. Зато и кличка у нее была подходящая – Ночка.

Это еще мама ее так назвала, еще теленочком. Я, может, за это и любила ее так, нашу Ночку, что она мамина воспитанница была.

Ухаживала я за ней – сил не жалела.

Бывало, встану чуть свет, сама не поем, а Ночке воды согрею, сена натаскаю: «Ешь, – говорю, – Ноченька, поправляйся». Потом доить сяду.

А как подою, Васю разбужу и скорей гоню Ночку в стадо.

А для меня это самое милое дело – корову в стадо гонять. Бывало, меня соседки просят:

– Верочка, возьми и нашу заодно.

– А что ж, – говорю, – давайте!

Прихвачу штуки три-четыре – мне еще веселее.

Иду, кричу:

– Гоп! Гоп!

А коровы мычат, стучат, колокольчиками брякают.

Так через весь город и топаем.

А потом – река. А на реке – мост.

Мы через мост идем:

«Туп! Туп! Туп!»

А потом уж луга пошли. А за лугами лес. Ну, тут и прощаемся.

Я, правда, никогда сразу из лесу не уходила. Утром в лесу хорошо. Другой раз возьму с собой шить или починить что-нибудь и сижу себе, ковыряюсь до самого обеда. А рассидишься если, так и уходить не хочется.

Правда, меня пугали, будто в лесу бандиты орудуют. Только я сначала не верила. Мало ли что девочки брешут. Но потом и Вася мне однажды говорит:

– Ходи осторожнее. В заречных, – говорит, – хуторах действительно орудуют…

А потом уж и по всему городу слухи пошли о бандитах.

Такие о них ужасы рассказывали, будто они и живых в землю закапывают, и маленьких детей режут, и даже кошкам и собакам – и тем пощады не дают.

А у нас в городе в то время никакого войска не было. И некому было его защищать. Одни комсомольцы остались, вроде Васи нашего. Им на всякий случай оружие выдали. И Вася мой тоже какой-то наган завалящий получил. Но только на них не надеялись. Какие же это защитники – мальчишки желторотые!

Всё ожидали, что вот-вот Красная Армия подойдет. Богунская дивизия тогда подступала от Киева.

Эту дивизию у нас в городе все ночью и днем ждали. А я больше всех ждала. Потому что в одном из полков этой дивизии служил наш папа.

А уж я о нем так соскучилась, так соскучилась, что и сказать не могу. Бывало, ночью проснусь, лежу и слушаю: не идут ли, не слышно ли? А потом в подушку забьюсь и плачу тихонько, чтобы Вася не слышал. А то ведь, если услышит, задразнится. Он и так меня плаксой называл. А я – ничего не скажу – любила поплакать.

Дело осенью было. Я уж давно с хозяйством управилась, обед сготовила, на стол накрыла, – сижу, дожидаюсь Васю. А Васи моего чего-то все нет и нет. А мне уж за Ночкой пора – уж доить время.

Вдруг слышу: за окном где-то – бах! бах!

Я думала – это бочки с водой по улице катятся.

А потом, как еще раз бабахнуло, – «нет, – думаю, – это не бочки… это, пожалуй, скорее всего с винтовок стреляют».

«Ох, – думаю, – не папина ли это дивизия подходит?»

Только подумала, слышу: в сенях со всего размаху дверь как хлопнет. Вася вбегает. Сам бледный, рубаха на шее расстегнута, козырек набок свернулся.

Я испугалась даже. На скамеечку даже присела.

– Что, – говорю, – Васенька? Что такое? Что с тобой?

А он на меня дико так посмотрел и говорит:

– Банда идет!

– Какая банда?

– Такая вот… Соколовского атамана банда. С Богуславского хутора хлопчик сейчас прискакал. Богуславку сожгли, сюда идут.

– Ой, – говорю, – что же это будет?

– Ничего не будет, – говорит Вася. – Защищаться будем. Я за наганом пришел. У нас в комитете сбор.

Я не подумала, вскочила. Говорю:

– Я тоже пойду.

Рассердился Вася.

– Ну да! – говорит. – Только тебя там и ждали, Матрена Ивановна!..

Обиделась я, еле слезы сдержала. Но не сказала ему ничего, отвернулась.

А Вася наган из-под подушки достал, почистил, подул на него зачем-то, сунул за пояс и побежал.

А я посидела, подождала, да и за ним следом.

Прибегаю в комитет, а там уж народу – не протолкаться. Там комсомольцам – мальчишкам и девчонкам – оружие выдают. Кому – наган, кому – винтовку, а кому – только один штык от винтовки.

Я потолкалась да и тоже в очередь стала.

Подошла очередь, я говорю:

– Дайте и мне.

Оттолкнули меня. Говорят:

– Иди, не мешай!

Я говорю:

– Дайте, пожалуйста! Я ж тоже хочу город защищать.

– Иди, – говорят, – не путайся.

Я говорю:

– Вы думаете, я маленькая? Я же не маленькая. Я – сильная. Во, посмотрите, какие мускулы у меня…

Тогда этот паренек, который оружие выдавал, говорит:

– Ну, на, попробуй.

И винтовку мне подает.

Я винтовку взяла – и чуть на пол не села. Действительно, хоть мускулы у меня и крепкие, а тяжело.

Я говорю:

– Вы мне дайте – знаете, бывают такие маленькие… карабинчики, что ли…

– Эва, – говорит, – чего! Может, тебе еще игрушечный пугач выдать? Иди, не задерживай, некогда…

Я в сторону отошла, слышу: ребята судачат о чем-то.

– Мост, – говорят, – сейчас взрывать будут.

Все говорят:

– Правильно! Пусть через реку сунутся – без моста-то.

А один говорит:

– А что толку-то? Мост! Они, если захотят, и по плотине у Стахеевской мельницы переберутся.

– Ну, это положим. Кто им, интересно, покажет эту плотину! О ней ведь и в городе не всякий знает.

Я сразу и не поняла, о чем они там говорят. Какой мост? Почему взрывать? А потом, как вспомнила, что у нас в городе всего один мост, – догадалась. Значит, они хотят бандитов от города отрезать. Ведь если моста не будет, им сюда не попасть.

«Ловко, – думаю. – Молодцы ребята! Хоть и мальчишки, а ничего, соображают…»

Подумала так, и вдруг меня за плечо кто-то как схватит. Оглянулась – Вася.

– Ты что? – говорит. – Тебе кто позволил?

Я хоть и не боялась его ни капельки, а все-таки испугалась.

– Я, – говорю, – не зачем-нибудь пришла. Я – просто так, поглядеть.

– А ну, домой сию же минуту!

Рассердился.

– Мне, – говорит, – перед отцом за тебя отвечать!

– Да? – говорю. – А за тебя, интересно, кому отвечать?

– Еще рассусоливать?! Пигалица!.. Марш!!

Ну, я спорить не стала больше, поглядела на него как следует и пошла.

До угла не успела дойти – как бахнет! В ушах зазвенело. И даже в глазах темно стало.

Оглянулась – все небо черное. И сразу на улице дымом запахло.

Я думаю:

«Что это? Откуда?»

А потом вспомнила:

«Мост!»

Очень мне захотелось на реку побежать, поглядеть, как этот взорванный мост гореть будет. Но не пошла.

«Нет, – думаю. – Надо и правда домой спешить. А то я даже и дверь на замок не закрыла. Да и поздно уж – пора за Ночкой в стадо бежать…»

Подумала так и похолодела.

– Ой, батюшки! Милые мои! Ночка-то! Ночка-то ведь моя – за рекой?!

«Что же мне делать? – думаю. – Миленькие!..»

У меня даже слезы из глаз брызнули.

Закричала я тут, как сумасшедшая:

– Ноченька моя! Ночка!

И побежала к реке.

Я думала, – может, еще проскочить успею.

Да нет, где уж тут проскочишь… Еще издали, за две улицы, слышно было, как трещали в огне сухие сосновые балки.

Люди бежали к реке с баграми. Наверное, не знали, в чем дело. Думали, что пожар.

А на берегу уж весь город собрался. Я еле протискалась.

Все шумят, кричат – радуются, что бандитов обманули. А я стою, как дура, и плачу.

Тут уж и думать нечего было, чтобы на ту сторону пробиться. Из-за дыма да из-за огня даже не видно было, что на той стороне делается.

Вдруг мне послышалось, будто на том берегу теленочек закричал. А потом колокольцы как будто звякнули. Потом слышу: коровы мычат.

А уж в толпе кто-то кричит: