Инал Кануков - Антология осетинской прозы Страница 12

— Сохранился у меня один такой амулет, дам я его тебе: не о ком-нибудь, о своей будущей невестке пекусь.

— Да поможет нам святой покровитель мужчин и да падут на меня твои болезни! — обрадовалась Каныкон.

Однажды Каныкон собрала женщин аула, угостила их на славу, и дали они имя новорожденной — Азау.

Таймураз и Азау подросли, встали на ноги. Ни на миг не разлучались дети, играли то в доме Боба, то в доме Бибо. Как-то Томиан и Каныкон возвращаются из лесу, видят, Таймураз и Азау спят, обнявшись, во дворе дома Бибо, и тут же, свернувшись клубком, лежит огромная черная змея. Перепугались женщины, заголосили. От криков змея испугалась, скользнула в траву. Дети проснулись и одарили матерей нежными улыбками. Томиан и Каныкон никому не рассказали о черной змее, но после этого случая в душе их зародилось тяжелое предчувствие.

Шло время, дни бежали за днями. Таймураз и Азау стали взрослыми, вытянулись, точно стройные молодые деревца. Юноша и девушка сдружились так, что друг без друга жить не могли. Вот уже по двадцать лет им минуло, а Бибо и Боба все еще не торопились со свадьбой.

Как-то весной Бибо погнал свои стада на горные пастбища. Нашел в ложбине зеленый луг и стал пасти скот. Прошел праздник Атынаг, приближался Кахцганан, и вдруг посреди весны повалил снег. За ночь снегу выпало с человеческий рост. Понеслась снежная лавина с высокой горы, погребла под собой Бибо и его скот. На следующий день люди прибежали к стоянке Бибо — ни пастуха, ни стада, только вороны кружат над узким ущельем.

Вновь засияло весеннее солнце, уже на третий день снег растаял, понеслись, помчались ручьи, все вокруг опять зазеленело. Люди отыскали в расщелине ледника труп Бибо и на носилках принесли его в аул. От горького плача Таймураза, от жалобных причитаний Томиан дрожали горы, сотрясались равнины. Собрался народ, похоронили Бибо, сельчане пожелали погибшему райской жизни, с тем и разошлись. Даже тризну нечем было справить.

Бедняка и люди избегают, и счастье его стороной обходит. Боба охладел к Таймуразу, стал чураться своих соседей. За Азау теперь зорко следили, молодым не удавалось, как прежде, встретиться и поговорить. Каныкон тоже возгордилась, перестала откровенничать с Томиан, а когда та напоминала об их былой дружбе, только усмехалась и отворачивалась.

Жаркий огонь любви сжигал сердца Таймураза и Азау, а Боба подыскивал для дочери другого жениха, не устраивал его больше Таймураз, слишком он беден стал.

Однажды пришли в дом Боба сваты от Бигановых — зажиточной, богатой фамилии. Боба и виду не подал, да только как ему было не радоваться, что такие знатные люди пришли сватать его дочь! Долго рядили да спорили хозяин и гости, наконец сошлись на калыме в семьдесят коров. Азау слышала весь этот разговор, притаившись за дверью. Обида и гнев вспыхнули в сердце девушки.

— Пусть только попробуют меня выдать! Пусть только попробуют! — И в глазах ее сквозь слезы горечи сверкнула решимость.

Матери Азау сказала:

— Что же ты молчишь, нана, ведь наш ненасытный волк за медведя меня хочет выдать!

— Да падут на меня твои болезни! Люди бедняка, как чумы, сторонятся, ты же сама к нему тянешься. Во что он тебя одевать станет, чем кормить будет? Пойми, счастье в богатстве, сердце в таких делах плохой советчик.

— Ты забыла, нана, чему сама меня учила?

— Не забыла, мое солнышко, не забыла. Только обнищали сейчас Тогузовы, никакого добра у них не осталось. Что ты у них есть станешь, если в своем доме от масла да меда рот воротишь?

— Быть сытым — это не самое важное в жизни, нана! — проговорила девушка, и из глаз ее снова хлынули слезы.

— Не плачь, мое солнышко, не плачь, я попрошу отца, чтобы не выдавал тебя за Биганова.

Лишь слова утешенья это были: просватали Азау за Биганова.

Похудела Азау, побледнела, щеки ввалились, в глазах, поселилась скорбь. Девушка замкнулась, ни с кем не разговаривала, родителей словно не замечала. Боба и Каныкон не очень-то огорчались. Вот сыграем свадьбу, а там все образуется, говорили они. Но Азау, точно святыню, хранила в своем сердце образ Таймураза, и не было сил, способных вырвать его оттуда.

Как-то Азау несла своим обед в поле и по дороге повстречала Таймураза. Юноша и девушка остановились в растерянности, не сводя друг с друга глаз, не в силах произнести ни слова. У обоих перехватило дыхание, сердца захлестнуло нежным чувством. Долго они так стояли, наконец Таймураз обронил:

— Да окажется счастливым твой выбор, девушка! Хорошего ты жениха подыскала.

У Азау на глазах выступили слезы.

— Навсегда закатилось мое счастье, так будь же хоть ты счастлив!

Таймураз гневно покрутил свои усы и сказал:

— Клянусь памятью своего отца Бибо, пока я жив, никому не позволю взять тебя в жены!

— Богом тебя заклинаю, забудь меня, выбрось из своего сердца, не срами перед народом.

— Нет, нет, Азау, даже если целый мир восстанет против меня, и тогда никому тебя не отдам.

— Прошу, не губи себя, Таймураз! Лучше мне самой умереть, чем увидеть твою погибель. Забудь меня, вырви из своего сердца, прокляни навеки, не то быть беде, перебьют из-за нас друг друга две фамилии.

— Не в силах я совладеть со своей любовью, рассудок мой мутится, огонь жжет сердце. Скажи прямо, ты моя или нет?

Ни слова не промолвила Азау, да и что ей было отвечать? Сказать «нет», но разве могла она своими руками разорвать нити любви, связывающие ее с Таймуразом, сказать «да», но тогда неслыханные беды обрушатся на их головы… Так она стояла, перебирая бахрому своего платка, потом проговорила:

— Возможно ли такое — отнять невесту у осетина?

Таймураз острием кинжала прочертил перед собой землю и воскликнул:

— Клянусь тебе этой землей, клянусь этим голубым небом, нас разлучит только смерть!

— Забудь меня, Таймураз, беда за нами по пятам бежит!

Таймураз и перед сотней врагов не дрогнул бы, не склонил бы головы, а тут опустился перед Азау на колени:

— Ты… — обида не давала ему говорить. — Ты нашла свое счастье, а для меня… не пожалей для меня смерти! — И он протянул девушке револьвер. — Стреляй, я не почувствую боли, стреляй же, не бойся!

Сердце Азау дрогнуло при этих словах, с новой силой вспыхнуло в нем пламя любви, и, не помня себя, она бросилась в объятья Таймураза. Губы их слились в долгом поцелуе. Они присели на мягкую шелковистую траву и не произносили ни слова. Только звуки поцелуев изредка нарушали тишь полуденного воздуха. Кто знает, сколько времени они оставались бы здесь, если бы не дождь. Небо заволокло тучами, загремел гром, и им пришлось расстаться.

Начиная с этого дня Таймураз и Азау в мыслях своих были уже неразлучны и видели друг друга в сладких снах.

Томиан не раз собирала в доме последние крохи, чтобы справить поминки по погибшему мужу, и вот теперь ей оставалось справить еще один перед тем, как снять траур. Стояла весна. Томиан купила ягнят, созвала сельчан. Люди помянули Бибо, пожелали ему райской жизни и разошлись. В доме с Таймуразом осталось пятеро его друзей, которые прислуживали старшим: Бимболат, Камболат, Хазби, Турбег и Чермен. Юноши сели ужинать, завязалась беседа. Много добрых советов, касающихся женитьбы, выслушал Таймураз от своих друзей, много снежных замков они перед ним выстроили. Но какой осетин выдаст свою дочь без калыма! А чем платить калым Таймуразу? И тогда друзья решили похитить невесту, похитить следующей же ночью.

В сумерках Таймураз тайком пробрался в дом Боба и рассказал Азау о готовящемся похищении. Вначале Азау отказалась: отец ни за что не согласится выдать ее за бедняка Таймураза, да и могущественный род Бигановых не примирится так просто с похищением своей невесты. Велико было ее желание сохранить мир между тремя фамилиями, но еще крепче была сила ее любви к Таймуразу, и в конце концов она уступила:

— Недостойна я того, чтобы ты губил себя из-за меня, Таймураз, но раз ты так решил — воля твоя.

На следующий день вечером в доме Бибо накрыли фынг. Поставили то, что еще оставалось от поминок, созвали стариков. К Боба послали Чермена. Он пришел к нему и сказал:

— Томиан приглашает тебя на поминки. Старики уже собрались, тебя ждут.

Боба поблагодарил за приглашение и вместе с Черменом отправился к Тогузовым.

А дальше было так. Когда Боба сел за фынг, шестеро похитителей, среди них и Таймураз, направились к его дому. Один из похитителей, Камболат, воспитывался у Сачиновых, он и вошел в дом, чтобы разузнать что и как. Увидев, что в доме нет никого, кроме Азау и Каныкон, он подал знак Азау. Она вышла за ворота, здесь ее мигом подхватили, усадили на коня и умчали.

Тут же послышались истошные крики — это Каныкон хватилась дочери, стала звать людей на помощь. Сачиновы и Бигановы бросились в погоню за похитителями. Узнав о случившемся, Боба покинул застолье и поскакал вместе со всеми. Преследователям удалось отрезать путь беглецам, и у въезда в ущелье у горы Кайджын завязался бой. В темноте вспыхивали огни выстрелов, пули сыпались свинцовым градом. Стояла ночь, и некому было остановить кровопролитие. Пять человек было убито с одной стороны, пять — с другой. Тяжелораненый, Таймураз все же сумел уйти в Урстуалта к родственникам. Азау укрылась в расщелине между скал.