Анатолий Голубев - Мир без милосердия Страница 13

— Не знаю... Наверно, придется ехать с «рейнджерсами» в Шотландию. Да и работы до дьявола. Во всяком случае, я тебе позвоню, а ты позванивай мне. Между прочим, я хотел бы с тобой посоветоваться...

— Скажи пожалуйста! Неужели я еще могу тебе помочь советом?!

— Я этого не говорил. Но попробую проверить.

Шагая к своей маленькой «волво», оставленной за углом на площади, Роуз подумал, что вечер прошел не так уж плохо и осталось лишь хорошенько выспаться...

9

Вечерним поездом «Манчестер Рейнджерс» выехала в Шотландию. Вместе с ней отправился и Дональд.

Он любил поездки с командой. Они приносили тот жизненный материал, без которого, по убеждению Дональда, нельзя написать даже газетного репортажа.

Если сложить все километры, пройденные командой за время после мюнхенской катастрофы, получалось, что спортивное бродяжничество занимало существенное место в жизни манчестерских парней. Две трети проехали поездом. Передвижение самолетом было ограничено решением руководства лиги, которое поддерживал и Уинстон Мейсл. Марфи не возражал. Он считал, что разумно проведенное время в поезде отнюдь не сказывается порочно на самочувствии игроков.

Правда, лига не очень строго следила за выполнением своего решения. Однако после мюнхенской катастрофы в футбольных кругах стали поговаривать о категорическом запрещении перелетов на внутреннем чемпионате. Хитрые спортивные политики не столько боролись за безопасность передвижения команд, сколько отмежевывались от несчастных случаев.

«Поэтому лига скорее всего не поддержит претензии клуба к авиационной компании, откажется хотя бы официально», — подумал как-то Дональд, прикидывая шансы в будущем процессе.

Стоместный вагон был закуплен целиком. Кроме команды, менеджера, двух тренеров, врача-терапевта и врача-хирурга, сапожника Дасслера и массажиста, здесь же ехали директора клуба, руководители общества содействия клубу, председатель совета болельщиков, журналисты.

В составе команды ребята разные — и по темпераменту, и по характеру, и по взглядам. Но общей, разумеется, кроме футбола, страстью, объединявшей их, была джазовая музыка. Куда бы ни ехали, они тащили с собой любимые пластинки и крутили их с утра до вечера. В короткие свободные минуты рыскали по магазинам, добывая новинки. Роуз знал, что человек десять коллекционируют пластинки всерьез и готовы отдать за «уникальную лепешку» бешеные деньги.

Музыка, по мнению рыжего Майкла, помогала всегда находиться в тонусе и выигрывать. Так время шло за картами, прокручиванием пластинок на транзисторных проигрывателях, сном, мурлыканием «калипсо» и едой. В этой насыщенной программе с трудом, казалось, находилось место для главного — очередного матча.

К соперникам «рейнджерсы» на словах относились в высшей степени наплевательски. А в душе не без помощи старика Марфи трезво судили об их возможностях. Благодаря этому легкомысленная болтовня нисколько не отражалась на игре. Прегг, Майкл и Нед могли, например, утверждать, что «Челси» — команда, похожая на бездарных музыкантов из мюзик-холла, но в действительности считать, что «Челси» в этом году вполне может выйти в финал кубка. Сделав соответствующие выводы, они играли против нее в полную силу.

Вообще с каждой поездкой Дональд убеждался, как много значит менеджер, хороший менеджер. В том, что команда стала такой монолитной, была, несомненно, огромная заслуга Криса Марфи. Он обладал каким-то загадочным средством, помогавшим ему держать дисциплину и оставаться общим любимцем. Он вел себя так, что в команде не было обиженных, хотя поводов для всяких конфликтов в жизни профессиональной команды хоть отбавляй.

Он руководствовался правилом: никогда не пропускать возможности пошутить и покритиковать. Но если все шутки старика Марфи сыпались, как из рога изобилия, на людях, в раздевалке или на тренировочном поле, в автобусе перед игрой или в самолете после матча, то все дисциплинарные замечания или критические разборы проходили только с глазу на глаз в маленькой комнате менеджера.

Марфи презирал людей, которые из делового, рабочего разговора устраивают образцово-показательный процесс. Он предпочитал лучше стократно повторить ту же истину наедине, чем один раз публично обидеть человека.

«Я уважаю игроков, — любил говорить Марфи, — и требую, чтобы они уважали меня как менеджера».

Опыт, накопленный тремя поколениями футболистов в семье Марфи, делал его одним из выдающихся английских менеджеров.

Он жил делами команды, отдаваясь этой жизни целиком. Ему до всего было дело: почему сменил прическу Нед, где поселить команду перед ответственным матчем... Он не упускал из-под контроля ни одной важной мелочи. А таковыми он считал все без исключения.

Однажды, это тоже было в Глазго, ему пришлось дать бой совету директоров, решившему разместить команду в роскошном «Парк Авеню-отеле». Крис предлагал остановиться в небольшом, почти загородном пансионате. Мейсл утверждал, что дешевый загородный отель вредит престижу клуба. Марфи доказывал, что престиж создается не отелем, а игрой команды, а за нее отвечает он, менеджер. Они почти разругались. Но Марфи пришлось отступить.

Не сумев убедить руководство клуба, что в больших отелях, расположенных в центре города, слишком много соблазнов для молодых парней, он занялся воспитанием команды.

Это позволило ему спустя два года открыто заявить, что «нашим ребятам не надо прятаться за угол, чтобы выпить и закурить. Им не приходится вести себя, как школьникам, когда мы останавливаемся в роскошных отелях. Они вольны делать все, что захочется. Но они никогда не злоупотребляют своими привилегиями, которых нет ни в одном клубе. Ребята держатся в норме сами. Это прежде всего в их интересах».

Огромное, строгое по убранству фойе гостиницы «Парк Авеню-отель» в одно мгновение наполнилось шумом и смехом. Администратор знал всех игроков в лицо по прежним визитам и, перебрасываясь с ними солеными шуточками, раздавал ключи от заранее заказанных комнат. Он ни разу не спутал номер и не спросил фамилию, расселяя футболистов по комнатам.

Так же молниеносно, как наполнилось, фойе обезлюдело. Два скоростных лифта растащили команду по этажам. Только Бен Солман остался сидеть в кресле, очевидно поджидая своего дружка Денни Прегга, чтобы вместе побродить по городу или отправиться к местным приятелям.

Дональд решил воспользоваться минуткой и подсел к Бену. Он знал, что до завтрашнего утреннего занятия по тактике никого из игроков не поймает.

— Бен, вчера мне удалось подслушать любопытный разговор двух твоих почитателей.

«Ты видел, что сделал Бен? — спросил один. — Подумать только, его удар справа буквально вспорол сетку ворот. Я не видел подобного со времени Астина. Какое будущее у малого!»

«Да, это был великолепный удар! Но Бен, мне кажется, как-то неохотно шел в штрафную площадь».

«Ты и Стенли Мэтьюза не нашел бы там в такие моменты игры, а ведь Стенли выигрывал матчи!»

Не кажется ли тебе, Бен, что в словах одного из них есть доля истины?

Дональд слишком давно и хорошо знал Солмана. Их дружеские отношения позволяли говорить прямо о том, что составляло трагедию футболиста Солмана: тяжелая психологическая травма, связанная с мюнхенской катастрофой... Может быть, от излечения этой травмы зависела карьера такого таланта, как Бен Солман. По крайней мере спортивная печать уже подметила — с Солманом творится что-то неладное.

— Ты же знаешь, Дон, что тот парень прав... Как, впрочем, знаю об этом и я... Но ничего не могу с собой поделать...

Дональд не надеялся, что Бен, курчавый великан с покладистым нравом, сразу заговорит откровенно. Но думал, что сумеет дружеской, ненавязчивой беседой помочь Солману вновь обрести себя и стать тем Беном, которым был до Мюнхена.

Его открыл Марфи ровно за год до катастрофы и сразу же ввел в игру. Двадцатилетний левый инсайд тогда пришелся «рейнджерсам» как нельзя кстати. В тот год он был только одним из молодых, подававших надежды. Шутили, что Бен более милый парень за воротами, чем на поле. Он не хватал звезд с неба, заняв место в составе одиннадцати «Манчестер Рейнджерс». Но, забив два гола из трех в полуфинальном матче на кубок в Белграде, он был едва ли не самым популярным игроком команды, когда она садилась в тот роковой самолет.

И вот теперь специалисты гадают: «Что ждать от Солмана?» И сомнение перерастает в проблему — ждать от клуба краха или славы?

— Мне кажется, — помолчав, заговорил Бен, — что я прожил свое, уложившись в двадцать один год. После мюнхенского падения я видел мертвыми слишком много дорогих мне людей. Прошли недели, Дон... Я вернулся на поле. Но, похоже, навсегда потерял веру в себя, потерял вкус к игре...

Когда я лежал рядом с грудой исковерканного металла под падающим с неба мокрым снегом, мне казалось, что все хорошо. Главное, что я остался жив. Но это далеко не так... Такие вещи, как Мюнхен, очевидно, не проходят бесследно...