Расссказы разных лет - Лев Маркович Вайсенберг Страница 13

Гаджи Гусейн едва дождался ночи и принялся копать под старым карагачем. Золото было в сохранности, и Гаджи Гусейн впервые за взрослые годы заплакал и почувствовал нежность к старому ветвистому карагачу, словно к человеку.

Полтора десятка лет прожил с тех пор Гаджи Гусейн в родном селении, редко вспоминая о прошлом. И вот пришла Делишад, дочь Зейнала, и всколыхнула воспоминания.

4

Дом еще спал, и сквозь сон Саяра услышала стук. Делишад! Несясь к калитке, Саяра вспомнила, что отец настрого запрещает впускать кого бы то ни было без его разрешения. Но уже было поздно: Делишад стояла в раме калитки, и рядом с ней незнакомая белокурая женщина; обе были в прозрачных платьях, в туфлях на босу ногу.

— Идем купаться! — сказала Делишад, взяв Саяру за руку.

Саяра была не в силах противиться Делишад. Она перешагнула порог и медленно зашагала вдоль ограды, опустив глаза в землю.

— Я не должна уходить из дому... — сказала вдруг Саяра просительно и, прежде чем подруги успели опомниться, помчалась назад, нырнула в калитку.

Делишад и белокурая переглянулись и тоже повернули назад. Когда они подошли к калитке, навстречу им вышла женщина, закутанная в чадру. Только по блеску глаз, сиявших из-под темной чадры, подруги узнали Саяру.

Они шли к морю мимо старых садов и виноградников, загороженных обветренными камнями. Потом они шли вдоль колхозного огорода, широко раскинувшего бесчисленные гряды. Было ещё совсем рано, но люди уже работали на огороде. Легкий ветер доносил из садов запах мяты и лавра.

— Зачем тебе эта тряпка? — спросила вдруг Делишад, коснувшись чадры. — Разве не красивее одеваться так, как мы? Ты разве не знаешь, что теперь женщины могут ходить без покрывала?

— Это отец... — смущенно косясь на белокурую, точно оправдываясь, ответила Саяра.

— Он не может тебе запретить, — сказала Делишад.

«Не может?» — подумала Саяра и вспомнила, как говорил Гаджи Гусейн: «Дочь — моя: захочу — с водой выпью, захочу — с хлебом съем».

— Он убьет меня, — упрямо сказала Саяра, вспомнив мертвое тело Пикя.

— Он не посмеет! — сказала Делишад, и брови ее сдвинулись в одну полоску, как у Гаджи Гусейна, когда он был зол. — Посмотри, Саяра! — сказала она с силой вытянув руку в сторону колхозных гряд. — Чьи больше огороды — отца или колхоза?

— Я не знаю этого человека, — перебила ее Саяра.

Тогда Делишад засмеялась и сказала что-то подруге на чужом Саяре языке, и обе подруги стали смеяться. А лицо Саяры стало горячим, как от огня. Делишад объяснила девочке, что колхоз — это не один человек, а сотни и даже тысячи людей, сообща владеющих виноградниками, пашнями, огородами, и сообща там работающих. И Саяра, поняв, удивилась и стала сама смеяться.

Море было в синих, зеленых полосах; оно уходило за мыс, терялось за горизонтом. Делишад и белокурая быстро разделись, побежали нагие навстречу морю, а Саяра осталась стоять на берегу среди мелких песчаных дюн, закутанная в покрывало. Подруги вернулись, влажными руками стащили с Саяры покрывало, платье и увлекли к морю. И страх охватил Саяру при виде безмерных и зыбких пространств впереди. Ей захотелось назад, на твердый, устойчивый берег, подальше от этой большой и страшной воды. Но подруги, крепко держа ее за руки, шли сквозь упругую воду вперед, навстречу волнам. Потом они стали учить Саяру плавать, горькая вода захлестывала ее с головой, и в страхе Саяра судорожно билась об воду, цепляясь за Делишад, визжала.

Но когда все трое вышли на берег, радостное возбуждение охватило Саяру, она подняла руки навстречу солнцу и ветру. Лежа на горячем песке, греясь в лучах солнца, словно ящерицы, купальщицы лениво играли песком и ракушками. Саяра осмелела, спросила у Делишад:

— Как это вы не боитесь воды?

В ответ Делишад сказала, что есть девушки-пловцы, плавающие, как рыбы, и девушки-летчицы, летающие, как птицы.

— Я знаю, что есть подводные царства и ковры-самолеты, — важно сказала Саяра. — Тетка Зарли рассказывала нам.

— Это не то, — улыбаясь, ответила Делишад и принялась рассказывать Саяре про девушек, прорывающих подземные ходы под огромной столицей, имя которой Москва, про девушек, стреляющих из ружей не хуже мужчин, про девушек, излечивающих людей не хуже волшебниц.

И хотя во всем том, о чем рассказывала Делишад, правды было в тысячу раз больше, нежели в рассказах тетки Зарли, Саяре было трудно и боязно верить этой чудесной правде. Делишад приблизилась к Саяре, речь ее лилась стремительно, и дыхание, словно горячий ветер, обжигало ухо Саяры.

С этого утра отрывистый стук молотка часто будил Саяру, и в предутреннем сне она ожидала его, этот стук. Она проскальзывала сквозь калитку, шла с подругами к морю. Она отдавала свое тело раннему низкому солнцу и утренней свежей воде и возвращалась назад, когда дом еще спал.

Однажды Саяра проводила Делишад со взморья до больницы, и Делишад пригласила ее к себе в комнату. Кровать, стулья, стол — ничего этого не было в доме Гаджи Гусейна. Саяра присела на краешек стула, держась за сиденье руками, точно боясь, что его выдернут из-под нее; впервые в жизни сидела Саяра на стуле. Делишад угощала гостью сладостями, объясняла, для чего служат предметы, находящиеся в комнате, называла гостье имена незнакомых людей на карточках. Больше всего Саяре понравились платья и шапочка Делишад.

— Примерь, Саяра! — сказала хозяйка.

Саяра огляделась, сбросила покрывало, надела просторное платье хозяйки. Делишад расчесала гостье волосы, надела ей алую шапочку. И Саяра, взглянув в зеркало, не узнала себя: алая шапочка шла к ее матовому лицу, к ее смуглым щекам, покрытым персиковым пушком, к ее черным, точно лаком покрытым волосам; она и впрямь показалась себе красавицей — не хуже Делишад и белокурой.

Вошли приятельницы Делишад, оглядели незнакомую девушку.

— Это моя сестра, — сказала Делишад вошедшим.

Они поздоровались с Саярой за руку, и Саяра сидела среди них как равная. Она не понимала, о чем они говорят, но сердце ее билось сильнее — от гордости.

— Ничего не значит, что мы дочери разных отцов, — шепнула ей Делишад, — мы хотим быть сестрами, — верно, Саяра?

И Саяре хотелось громко крикнуть: «Верно, верно, сестра моя Делишад!» Но слезы дрожали у нее в горле, и она лишь тихо сказала:

— Спасибо, сестра...

И вдруг она поняла, что вместо погибшей Пикя есть у