Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать... Страница 14

Посмотрел Ливинд на широкую сильную спину, и показалась она ему такой знакомой… Да, да, он видел эту спину в детстве, он сидел на ней, когда отец катал его, изображая коня.

Киз-Бике, заметившая гостей, растерялась, исчезла с детьми в комнате.

— Да будет легким труд, Хала-Бахмуд! — приветствовал Амри хозяина.

— Спасибо, Амри!..

Хала-Бахмуд снял очки, встал. Он вымыл руки в тазу, вытер их, снял фартук и протянул огромную руку гостям.

Ливинд глядел на этого могучего человека, на его лицо. Да, и усы такие же, как у отца, только шрама нет… И Амри вдруг обратил внимание на то, что они в самом деле похожи.

— Очень рад, парторг, что ты пришел, да и гостя с собой привел. Здравствуйте, — белозубо улыбался Хала-Бахмуд.

— Это наш судья.

— Не было у меня дела в суде, потому и не свиделись раньше. Но я очень рад.

Хала-Бахмуд повернулся к молодому каменщику, помощнику:

— Эй, Муса, бросай на сегодня работу.

— Ты, Хала-Бахмуд, пожалуйста, не тревожься, мы ненадолго… — начал было парторг, но хозяин воскликнул:

— Что вы, гости дорогие, вы обидите меня! Два года у меня не было гостей. Прошу вас, очень прошу, уважаемый Ливинд, окажите мне такую честь. — А на ухо Мусе: — Там, за домом, выбери самую жирную… Будь она неладна, эта сакля, из-за нее я одичать могу!..

― Дом у тебя хороший, да будет на счастье… — растерянный Ливинд запнулся. Неужели этот гостеприимный человек в своей семье скуп и жесток?..

— Проходите сюда. — Хала-Бахмуд провел гостей под навес, где стояли стол и стулья, и положил на стол нарды. — Вы, пожалуйста, поиграйте, поразвлекитесь, а я отлучусь ненадолго.

— Ну что ж, сыграем. — Судья сел за стол и принялся раскладывать фишки. «Что это значит? — думал он. — Неужели Киз-Бике сказала неправду о своем муже?»

— Что они делают там? — спросил Ливинд, показва на Мусу и Хала-Бахмуда, которые вбивали железный кол в столб.

— Они зарезали барана, сейчас будут оевежевывать.

— И это ради нас?

— Да-а!.. — Амри не мог понять, почему удивляется судья. — Ведь для хорошего кунака никому не жаль барана.

Ливинд закусил губу. Или рассказать Амри, зачем сегодня приходила Киз-Бике? Но у Амри язык немного дырявый, он может проболтаться, и тогда на весь аул будет опозорен не кто-нибудь, а его, Ливинда, брат. Хала-Бахмуду от стыда придется просто покинуть аул… И вдруг Ливинд поймал себя на мысли, что ему нравится иметь брата, тем более такого внушительного, старшего брата…

— Ну, кто кого? — вытирая руки, подошел к ним Хала-Бухмуд. — Знал бы, что вы посетите мой дом, приготовил бы все заранее…

— Заранее, друг Хала-Бахмуд, неинтересно, — засмеялся Амри.

— Ну-ка, дай, парторг, я одну партию сыграю с новым знакомым. — Хала-Бахмуд сел за стол. — А ты правда похож на меня, уважаемый судья… Ты родом не дибгалинский?

— Нет, — ответил судья. И спросил: — А зачем ты зарезал барана?

Хала-Бахмуд усмехнулся:

— Давно мяса не ел.

Когда Амри отошел помочь Мусе, Ливинд откинулся на спинку стула и закурил.

— А знаешь, Хала-Бахмуд, — сказал судья, — у меня к тебе дело.

— У судьи ко мне дело? — взметнулись удивленно густые брови Хала-Бахмуда. — Странно, вины за мной как будто нет…

― Ты так думаешь? А вот послушай. — И Ливинд стал пересказывать, что узнал от Киз-Бике.

И вдруг этот гигант, этот мужчина, похожий на каменную глыбу, съежился, будто оглоблей ударили его по голове. Взгляд его виновато опустился, лицо побледнело.

— Это правда? — кончив рассказ, спросил Ливинд.

— Хотелось бы, кунак, сказать нет. Но не смею. Да, правда… Пропади все пропадом, эти камни и эта сакля! Все вложил в дом, и добро и совесть. Лишь бы от других не отстать… Я тебе с усмешкой ответил: давно мяса не ел, а это правда, полтора года мяса не видел! Жена права. Два года я избегал гостей, судья, придумывал всякие предлоги. Погляди на меня: вот во что я одет, то и есть у меня. Вечером стираю, утром надеваю… Прости меня, судья. Мне бы околеть, чем так унизиться, но пойми, откуда мне было взять средства, материал?.. Я человек независимый, и каждая копейка — это только моя копейка… — Он положил на стол свои большие руки. — Все для своих детей. Конечно, меня понять трудно. И ты, наверно, в душе надо мной насмехаешься?

— Нет. Я просто ошеломлен.

— Я не оправдываю себя, позорно это. Из-за дома морил голодом семью. Но с сегодняшнего дня я сам хотел покончить с таким положением. Только одна просьба к тебе, судья. Не говори об этом никому. Амри знает?

— Нет, никто не знает. Можешь быть совершенно спокоен.

Хала-Бахмуд молча протянул Ливинду руку. И тут же встал, ушел куда-то.

Когда он появился спустя некоторое время, одного взгляда было достаточно: Хала-Бахмуд здорово выпил.

Между тем Киз-Бике вышла к гостям, любезно их приветствовала и стала накрывать на стол. Готов был хинкал со свежим мясом, на блюдах возвышался горячий свежеиспеченный хлеб.

Дети выскочили во двор с ломтями хлеба в руках, весело показывая их друг другу — у кого больше ломоть. Киз-Бике дала детям и по доброму куску мяса, сказала гостям:

— Ешьте на здоровье! — и ушла, боясь встретиться взглядом с мужем.

— А чем тебя напугал судья? Ты какой-то уже другой, Хала-Бахмуд! ― сказал парторг, садясь за стол рядом с Мусой, который ловко очищал от мяса баранью лопатку. — Ливинд, ты что с ним сделал?

— Я сказал ему, Амри… — Ливинд посмотрел на Хала-Бахмуда: в его глазах был страх, — …что две комнаты в этом доме подлежат конфискации.

Хала-Бахмуд даже вздохнул. Он попытался улыбнуться шутке.

— А в чью пользу? — засмеялся Амри, с удовольствием уплетая горячее мясо.

— Конечно, в мою. А где Киз-Бике? — вдруг обернулся Ливинд. — Нет, так не пойдет! Я хочу, чтоб она сидела с этой стороны со мной рядом.

Хала-Бахмуд уставился на него:

— Зачем это? Пусть занимается своим делом! — Он выпил залпом рюмку. — Почему, позвольте знать, — проговорил он сквозь зубы, — моя жена должна сидеть рядом с тобой?

— Потому что я ее уважаю. — Ливинд все подбрасывал хвороста в огонь. — Киз-Бике! Иди сюда!

— Она не пойдет сюда! — Хала-Бахмуд встал и, подскочив к Ливинду, взял его за ворот.

— Эй, эй, Хала-Бахмуд! Ты на кого руку поднял? — вскочил и Амри. — Это же твой брат!

— Какой брат? Не было у меня никакого брата! А среди таких наглецов тем более! Я не потерплю, чтоб в моем доме…

— Сядь, брат мой! — схватил его за плечи Ливинд. — И позови Киз-Бике. На вот, читай письмо нашего отца.

— Какого еще отца?..

Хала-Бахмуд взял письмо и недоверчиво оглядел всех — не разыгрывают ли его эти люди?..

— Читай, читай, медведь. Выпьем, друзья! Выпьем, Киз-Бике! За жену моего брата! — крикнул Ливинд ошеломленной Киз-Бике, застывшей в дверях. — Ну что, медведь, имею я право распоряжаться в твоем доме или нет?

— Неужели это правда? — проговорил, опуская руку с письмом, Хала-Бахмуд.

— Отец наш не мог лгать.

— Да что там отец! — крикнул Амри. — Вы друг на друга посмотрите. Всякий скажет, что братья: так похожи! Выпьем за то, что брат нашел брата!..

Хала-Бахмуд все не мог прийти в себя. Потом обнял брата. И они уже толкали кулаками друг друга: «Ва, ха-ха-ха! Ва, ха-ха-ха!»

— Уж чего-чего, но чтобы судья оказался моим братом — никак не ожидал, — все повторял Хала-Бахмуд.

А больше всех радовалась Киз-Бике. Когда же гости ушли, она призналась во всем мужу и попросила прощения. Хала-Бахмуд привлек ее к себе, погладил по голове:

— Ничего, жена моя, ты обратилась не к чужому человеку! К моему брату!..

Глава пятая

Омаров Зубаир, командир стройбата. Капитан. При выполнении особо важного задания командования был обнаружен противником и окружен. Израсходовав все боеприпасы, вызвал огонь нашей артиллерии на себя.

Прометеевы скалы — да, так называются скалы в знаменитом сулакском каньоне — Цахибсила шурми. Прометеевы скалы — это память о том, кто первый бросил вызов богам, принял от них вечные муки, но подарил людям огонь.

Сулакский каньон. Прометеевы скалы. Сегодня это звучит более чем символично. Сегодня это название связано со строящимся на бурном Сулаке могучим каскадом гидроэлектростанций. В Прометеевых скалах советский человек зажигает и утверждает силу доброго огня, подаренного людям.

Сулакский каньон. Во все времена поражал он человеческое воображение своей суровостью. Край этот назывался не иначе как краем обреченности, а тех, чьи сакли ютились здесь, называли безумцами, бросившими вызов слепой судьбе. Но благодарение солнцу, как говорят горцы, что оно освещает все стороны земли. Время скачет, не зная устали и сна, сменяя черную бурку ночи на белый бешмет дня.