Лев Экономов - Перехватчики Страница 14

Потом мы зашли в кафе и поели. А когда снова вышли на улицу, было темно. На небе горели звезды, но луна не показывалась. Окна домов смотрели розовыми, голубыми, желтыми и зелеными огнями, они точно дразнили нас, напоминая о том, что у нас нет своего угла и мы не можем сейчас уединиться и принадлежать друг другу.

Иногда мы замедляли шаги или останавливались и смотрели на чужую жизнь, думая вслух, как бы устроили свою.

Я не придавал значения убранству комнат. Я привык жить в помещениях, залитых солнечным или электрическим светом, с белыми стенами и потолками, но после Люсиных слов наша комната представлялась мне такой, какой хотелось видеть ее Люсе, с многоцветными обоями и круглым светлым пятном на столе.

— Чехлы на мебель я не буду надевать, — говорила Люся, замедляя шаги у другого окна. — Это простит. Комната становится похожей на общественное место.

И мне вспомнился зачехленный диван в загсе.

Люся шла и мечтала вслух. Она, казалось, забыла о моем существовании. Но я не обижался, я жадно ловил каждое ее слово, думая о том времени, когда можно будет претворить в жизнь Люсины желания. Они были для меня законом.

В одном из окон за тюлевой занавеской мы увидели молодую женщину с младенцем на руках. Она кормила его грудью и улыбалась тихой материнской улыбкой. Люся как-то сникла и замолчала.

«Она очень неровная, — подумал я о Люсе, — как море. То светится миллионами веселых искр, то хмурится и похожа на холодный свинец».

— О чем ты думаешь? — я сжал Люсину руку.

— Так, ни о чем.

— Нет, о чем-то думаешь.

— Ты, Лешенька, все знаешь. Я по голосу чувствую. Только рано об этом. Я буду работать, учиться. Нужно встать на ноги.

Да, я думал о ребенке, хотя даже себе не хотел признаться в этом.

На вокзал мы пришли за полчаса до отхода Люсиного поезда. Совершенно случайно она попала в тот же вагон, в котором мы, летчики, приехали сюда.

— Уже обратно? — спросил проводник, узнав меня.

— Жену отправляю. Жена едет. — Если бы было можно, я, наверно, просклонял бы это слово во всех падежах. Оно звучало для меня как самая лучшая музыка. — Вы уж помогите жене сойти. У жены тяжелые чемоданы.

— Не беспокойтесь. Довезем и выгрузим. Поставив Люсины вещи в купе, мы вышли на перрончик. Разговор не вязался. Люся посмотрела на небо.

— Помнишь, Леша, я однажды нашла для себя звезду, ты назвал ее Спикой и сказал, что это из созвездия Девы.

—. Да, тот вечер окончился для нас разрывом.

— Я не пустила тебя на свою звезду и сейчас готова исправить положение, если найду Спику.

— Вот она, — я указал на яркую, мерцавшую голубым огнем звездочку.

— Я так и думала. Мы будем смотреть на нее в одно и то же время и думать. Ты скажешь, это банально. И пусть, — на глазах у нее заблестели слезы.

— Не скажу, — я притянул Люсю к себе. — Мы будем думать о том, что ждет нас впереди.

— И об этом, — тихо сказала Люся, наклонив голову.

— О том, что мы всегда будем вместе.

— И об этом.

— Что мы никогда не будем ругаться. Это противно и глупо.

— И об этом.

По радио объявили, что до отхода поезда осталось пять минут. Мы испуганно посмотрели друг другу б глаза.

«Через триста секунд ее уже не будет рядом со мной, и каждая следующая секунда будет увеличивать расстояние между нами».

Я сказал ей об этом.

— Мы думали об одном и том же, — прошептала Люся.

— Это единство душ.

— Бабушка сказала, что ты меня украл. Верно, смешно?

«Женился, как украл», — вспомнил я слова Лобанова.

— Это ничего. Мы это событие еще отметим. Мы обязательно…

— Знаешь, я очень попрошу тебя… — перебила Люся. — Ты ведь мне не откажешь? — она внимательно смотрела мне в лицо. — Дай честное слово.

— Хоть десять.

— Я не хочу, чтобы у нас была свадьба, чтобы ты приглашал своих друзей.

— Но почему же?

— С меня уже хватит.

— Но я же обещал ребятам.

— Ты не имел права обещать. Такие вопросы решают вдвоем, — в ее голосе я уловил знакомые мне жесткие нотки.

В голове состава раздался свисток. Поезд тронулся.

Люся растерянно кинулась к вагону. Мне захотелось схватить ее, удержать, оставить, но стоявшие на подножке проводник и какой-то матрос ловко подхватили Люсю, и она нырнула за их саженные спины. Мы так и не попрощались.

— Пиши! — крикнул я, ошеломленный таким неожиданным расставанием.

Она махнула маленькой рукой из-за широкого плеча матроса.

СЕНСАЦИОННОЕ ИЗВЕСТИЕ

— Смотрите: это наш связник! — воскликнул Кобадзе, указывая на легкий перкалевый самолетик, прострекотавший над аэродромом. Мы подняли головы и, загородившись от солнца руками, стали следить за полетом По-2 с хорошо знакомым номером на хвосте. Самолетик прилетел словно из другой эпохи, таким он теперь казался беспомощным и музейным. И вместе с тем мы очень обрадовались старому испытанному другу.

Кто же мог пожаловать на нем?

Сделав традиционный круг над аэродромом, «небесный тихоход» пошел на посадку. Коснувшись земли, он пробежал всего метров сто и остановился, словно для того, чтобы показать сразу все преимущества королевской техники. Мы невольно переглянулись. Если бы так мало места требовалось для посадки реактивным самолетам!

К По-2 подбежал Лобанов, ухватился за конец плоскости и, развернув его, пошел рядом к самолетной стоянке.

Мы гурьбой двинулись к месту, где самолет должен был остановиться.

Когда винт, качнувшись в последний раз, замер, воткнув в небо одну из лопастей, из кабины проворно вылез на обтянутую перкалем плоскость коренастый полнотелый летчик в старомодном, с длинными наушниками шлемофоне.

По шлемофону, по широкой фигуре мы издалека узнали подполковника Семенихина — нашего замполита. Бросились к нему, как цыплята к клухе, зашумели радостно. Все-таки мы соскучились по этому живому, энергичному человеку, по его густому, басистому голосу, хотя, чего греха таить, каждому из нас по-отечески попадало от него. Ну да нашему брату, молодым летчикам, обязательно нужно время от времени прочищать мозги. Подполковник поздоровался с каждым за руку, каждому нашел что сказать. Спросил, какие у нас успехи, не забыли ли родной полк и товарищей.

— Вижу по глазам, техника вас устраивает, — гудел он, всматриваясь в наши лица. — Она даже наложила на вас отпечаток: возмужали, выглядите собраннее.

Нам не терпелось узнать, что нового в полку, с какой целью прилетел заместитель командира полка по политической части. Не мог же он прибыть сюда, чтобы только узнать о наших успехах. Для этого существовали телефон и другая связь, и командир эскадрильи Истомин каждый вечер докладывал о всех делах лично командиру полка полковнику Молоткову.

Здесь было что-то другое. И мы, провожая замполита до командного пункта, все расспрашивали его. Семенихин сказал, что полк превратился в настоящую школу — все учатся, начиная от солдата и кончая командиром полка, изучают конструкцию новых самолетов, на которых мы должны вернуться в полк, наставления и инструкции по инженерно-авиационной службе, по эксплуатации и технике пилотирования. Многие техники звеньев уехали на моторный завод.

Он говорил о пополнении летчиков и техников, только что прибывшем в полк:

— Хорошие ребята, грамотные. Но опыта не набрались.

Несмотря на свою полноту, если не сказать грузность, Семенихин выглядел удивительно собранно и двигался легко, точно он был надут воздухом.

— Вот как! Значит, и в полку вместо механиков из состава срочной службы будут техники-офицеры, — изумлялись мы. Нам это нравилось.

— С офицера и спрос другой, — заметил Кобадзе.

— Совершенно верно. Его и поучить можно подольше.

— И поругать покрепче, — вставил Лобанов. Все засмеялись.

— Спросить покрепче, — поправил Семенихин. — К тому же офицер из года в год будет совершенствовать свои знания, накапливать опыт.

Потом Семенихин заговорил о желании всех скорее приступить к работе на новой технике, но на вопрос, зачем он приехал, не спешил ответить.

— Потерпите, — сказал он с мягкой улыбкой. — Сегодня после занятий мы соберем пресс-конференцию, и там я удовлетворю ваше любопытство.

Смеркалось, когда Семенихин пришел в класс, где мы его ждали.

— С комфортом устроились, — он осмотрел кровати с панцирными сетками и матрацы. — Этак, пожалуй, вас отсюда и не выкуришь.

— Готовы хоть сейчас ехать обратно, в наш славный град, — сказал Лобанов. — Надоело здесь все.

Подполковник присел к столу, неторопливо пригладил редкий пушок на крупной шишковатой голове, внимательно посмотрел на летчиков, окружавших его тесным кольцом, потом на Лобанова:

— А ведь ехать-то туда не придется.

Его слова были для всех громом среди ясного неба. Мы молча смотрели в рот Семенихину, ожидая разъяснений.