Леонид Жариков - Рассказы Страница 15

Солдаты зондеркоманды разобрали лопаты и, чертыхаясь, что им самим приходится заниматься грязным делом, стали швырять землю на окровавленные трупы. Савка Чумак ходил за Цейсом и услужливо перезаряжал ему пистолет.

Ночью Феня очнулась. Она выбралась из-под груды тел, наспех присыпанных землей, и поползла. Ослабев от потери крови, обезумев от горя, она ползла по лужам, по камням, сама не зная куда.

На рассвете ее заметили проезжавшие по дороге фашисты. Не добившись ответа, кто она и откуда, раненую подобрали и увезли в районный центр. Так очутилась Феня в той тюрьме, откуда ее освободили партизаны.

Бойцы были взволнованы рассказом Фени. Командир отряда, вопреки уставу и «здравому смыслу», решил оставить ее в лесу: пусть молодые бойцы учатся мужеству у этой сильной и стойкой женщины. К тому же Феня была серьезно ранена и надо было вылечить ее. Шура Дейнего, единственная в отряде девушка-партизанка, ухаживала за Феней. Они поселились в небольшой землянке, которую оборудовали для них бойцы.

Феня выздоравливала медленно. По ночам она пугала Шуру Дейнего вскриками и стонами во сне, а проснувшись, тайком плакала.

Подлечившись, Феня стала в отряде незаменимым человеком. Она стирала партизанам белье, чинила одежду, готовила пищу. Все это она делала с любовью, точно обрела родную семью. Она была предана и благодарна партизанам, ведь они спасли ей жизнь, даже не одну, а дне, потому что вторая, еще неведомая жизнь, то и дело давала о себе знать, вздрагивало живое тельце, билось внутри маленькое второе сердце. Но именно потому, что оно билось, мать обязана была выстоять и вынести любые невзгоды.

Партизаны относились к Фене по-сыновьи и, хотя она была моложе многих из них, называли ее партизанской матерью, старались помочь, освободить от излишней работы, отеплили ее землянку, добывали для нее молоко, а однажды кто-то из бойцов, вернувшись с боевого задания, смущенно вытащил из кармана и дал Фене добытую где-то соску. Это вызвало немало шуток.

Гитлеровцы не отказались от мысли уничтожить отряд. Однажды часовой показал командиру подобранную в лесу обертку от немецкого шоколада. Это было неприятным признаком того; что партизанский след обнаружен.

Но вот партизанская застава задержала в лесу неизвестного человека. На нем была поношенная красноармейская гимнастерка, пилотка с красной звездой. Командир опытным глазом тотчас подметил: звезда новенькая и, видно, только что пришита. Задержанного обыскали, но ничего, кроме кисета с табаком, не нашли.

Кто-то из партизан предложил позвать Феню: не опознает ли она в этом «окруженце» кого-нибудь из местных полицаев? Феня взглянула и побледнела: перед ней стоял Савка Чумак.

Еще не зная, как объяснить волнение партизанки, все поняли, что перед ними переодетый в красноармейскую форму предатель.

— Ты знаешь эту женщину? — спросил командир отряда.

Полицай со страхом и мольбой вглядывался в лицо Фени, но она молчала.

Все было ясно. Изменник тяжело рухнул на колени:

— Господин начальник… братцы… Я все расскажу, — полицай сел на землю, достал трясущимися руками кисет с табаком и протянул комиссару:

— Закуривайте, ребята, берите весь табак…

— Что будем делать? — спросил комиссар.

— Пусть решает Феня, — сказал Щетинин. — Матери слово!

— Феня, прости меня, — потянулся к ней руками Савка, — прости, мы же родные.

— Дайте винтовку, — тихо проговорила Феня.

В эту ночь никто из партизан не уснул. В маленькой землянке металась в родах Феня.

Утром командир приказал отряду выстроиться в боевом порядке. И когда из землянки, ослабевшая и радостная, показалась Феня с малюткой на руках, раздалась команда:

— Смирно! Равнение направ-о!.. — И хотя команда была подана серьезно, по всем правилам боевого устава, партизаны не удержались от улыбок.

— Товарищи бойцы! — торжественно начал командир. — Идет жестокая война, и никто из нас не знает, что с ним будет завтра. Но те, кто останется жить, пусть запомнит эту великую минуту. У нас в отряде родился человек, новый боец, дочь Родины! Сама жизнь подсказывает всем нам будущее — победу! Мы так бы и назвали нашу дочурку Победой, если бы не было еще одного имени — Зоя, которое в переводе с греческого языка означает — Жизнь! Мы боремся за жизнь, идем на смерть ради нее…

Грубоватыми добрыми руками командир бережно принял от Фени ребенка, завернутого в солдатскую шинель. И когда партизаны в честь новорожденной трижды негромко прокричали «ура», малютка проснулась, и лес огласился ее беспомощным, призывным и требовательным плачем.

1967

КОНЕЦ ТАНЦЮРЫ

Тупорылая итальянская грузовая машина выехала из балки, заросшей редким зимним леском, взобралась на гору и покатила по ровной заснеженной дороге.

В широкой кабине, похожей на кабину троллейбуса, сидели трое: немецкий майор в шинели с меховым воротником, щеголеватый офицер-переводчик, сильно смахивавший на армянина, и шофер — громадный детина в тесном мундире немецкого солдата и пилотке с «куриным глазом».

Во все стороны простиралась белая степь. Дул резкий боковой ветер. Солдаты сидели в открытом кузове и, чтобы согреться, глубоко надвинули каски, подняли воротники легких суконных шинелей. Ежась от холода, они тесно прижимались друг к другу, прятали руки в рукава, но это плохо согревало.

— Удивляюсь, как немцы терпят наш холод в этой рыбьей одеже? — заговорил высокий солдат, примостившийся в углу кузова на самом ветру. От стужи лицо у него стало лиловым, а шинель на груди заиндевела от дыхания.

— Неплохо бы погреться… — отозвался другой солдат, в огромной, не по размеру каске с фашистскими знаками по бокам, — костерчик бы развести да подкинуть лопаты две уголька…

— И к теще на блины успеть… — пошутил кто-то глухим голосом, должно быть, и нос укутал в шинель.

Солдаты рассмеялись. Из кабины, предупреждая, постучали.

Все разом смолкли, и лишь тот, что сидел в углу, добавил тихонько:

— Погодите, столкнемся с фашистами, всего будет: и нагреемся, и блинов попробуем…

— А на закуску колотушек, — снова отозвался шутник.

— Их мы тебе уступаем…

Партизанский отряд шахтеров направлялся на опасное задание. Обессиленный непрерывными боями, отряд укрывался в небольшой лесистой балке. Запутывая следы, петляя по степным просторам, партизаны оторвались от своих тайных баз, израсходовали продовольствие, даже лошади остались без корма. Многие партизаны отдавали лошадям свой хлебный паек. Но уже и хлеба не хватало.

В другое время добыть продовольствие или боеприпасы не представляло труда — отбивали у врага. Но сейчас трудность состояла в том, что отряду ни в коем случае нельзя было себя обнаружить. Гитлеровцы дорого бы заплатили за то, чтобы накрыть неуловимый шахтерский отряд. Сейчас сделать это было легко: партизаны находились в небольшой балке на виду у рудников, где стояли сильные немецкие гарнизоны.

Гитлеровцы усиленно искали утерянный след. Партизанский командир Алексей Задорожный знал, что фашисты готовят карательную экспедицию. Она была зашифрована невинным лирическим названием «Зимняя сказка». Смысл этой «сказки» состоял в том, что трехтысячный отряд немцев с артиллерией и бронемашинами получил задание догнать партизан, окружить и уничтожить. Для этой цели немцы налаживали агентурную связь. Одним из организаторов предстоящего похода карателей был инспектор окружной полиции предатель Ефрем Танцюра.

Задорожный, бывший парторг шахты «2-бис», хорошо знал этого негодяя. Танцюра работал проходчиком, выдвинулся в горные мастера. Вел он себя дисциплинированно, не пил, активно участвовал в общественной жизни шахты, на собраниях произносил патриотические речи. Перед приходом немцев Танцюра добровольно вызвался взорвать шахту. Тогда никому и в голову не пришло заподозрить его в коварстве. Танцюра заложил взрывчатку, но так ловко испортил провод, что взрывники не могли найти повреждение. Так и не удалось взорвать шахту.

Когда рудник заняли немцы, Танцюра извлек взрывчатку и принес ее в. гестапо вместе с ценными маркшейдерскими документами, выкраденными в конторе в суматохе эвакуации.

Обо всем этом Алексей Задорожный узнал неожиданно. Получив задание пробиться на партизанскую базу, он первые дни скрывался на конспиративной квартире в другом поселке. И надо же было так случиться, что именно туда нежданно-негаданно явился Танцюра, бывший «ухажер» молодой хозяйки.

— Здравствуйте вашей хате! — весело сказал Танцюра, входя. Он достал из кармана и высыпал на стол две горсти шоколадных конфет. — Ну, здравствуй, Катюша. Старых друзей узнаешь?

— Узнаю, — не растерялась хозяйка, хотя в ее голосе прозвучали нотки тревоги, — садись, гостем будешь.