Любить не просто - Раиса Петровна Иванченко Страница 15

Наконец Малеванец картинно присел на краешек табурета — чтобы не помять новой шинели — и вытащил из кармана какую-то бумагу. Мотря стояла перед ним подчеркнуто смиренно и почтительно, всем своим видом показывая, что готова исполнить любое пожелание дорогого гостя, пусть только шевельнет пальцем или мигнет рыжими ресницами. Кирилл отошел дальше в угол и внимательно разглядывал полицая: что за человек этот Иван Малеванец? Только Таня не обращала на него ни малейшего внимания. И это задевало гостя. Выходит, он для нее ничто? Как этот веник возле печи, есть он или нет — ей все равно! Так Нарижный сейчас покажет, кто он на самом деле!

— Вот я и говорю: пора вашей Тане, тетка Мотря, большой свет повидать. Сейчас набирают в Германию девчат и парней. То как раз Тане и выпадает туда ехать.

— Навсегда или как? — всполошилась Мотря и подступила ближе к Ивану.

— Ну да, — спокойно кивнул тот. — Там всем райская жизнь будет. Не то что здесь.

— А ей и тут хорошо. При матери, при муже. Да не шути так, Иван… Лукьянович. Смилуйся! На кого же она меня, одинехоньку, покинет?

Малеванец удовлетворенно улыбался — вишь, уже и по отчеству его величают. Вспомнила, языкастая ведьма, Лукьяна Нарижного! Если бы он вернулся с тех Соловков!..

Таня повернулась к полицаю, подошла ближе.

— Вот как ты запел, Иван? А еще говорил — выходи за меня замуж, буду лелеять всю жизнь.

Малеванец встрепенулся. Какую же глупость он сморозил! Ведь в его списке значится Кирилл! Как же теперь все повернуть в другую сторону?

Он пошарил в карманах, нашел какую-то бумажку. Степенно — хе-хе, кто узнает, что это он сам и составил этот список для господина коменданта! — поднес к глазам.

— Вот здеся — э-э-э… читайте, тетка. Тут ваш Кирилл Филиппович записан. Так — э-э-э… я думал, что и Таня с ним…

— Как это — записан? — взвилась Мотря. — А кто его туда записал, а? — пристала она к Ивану. — Чем он провинился перед тобой? Чем?

— Эй, тетка, не шумите. Приказ — и все. Завтра всем к сельсовету, то бишь к управе. Будут отправлять. А кто не захочет добровольно — пусть добра не ждет. Усе! Будьте здоровы!

Вскочил на ноги, чеканным шагом, как это делал уполномоченный управы, вышел из хаты.

— Ой горечко… — застонала Мотря. — Что ж это делается?

— Кирилл, беги. Сейчас же беги из села! — зашептала Таня и метнулась по хате, собирая ему вещи в дорогу.

Растерянный, ошарашенный, Кирилл рыскал взглядом по хате. Как это — его отправляют в Германию? Почему он должен туда ехать?

Пот усыпал ему лоб. В глазах вспыхивал и угасал гнев. Наконец он раскрыл плотно сжатые губы:

— Это все из-за тебя. Хочет на тебе жениться. Это он меня сам в тот список…

— Кирилл, разве я виновата?

— Еще бы, не виновата! Если бы захотела, что-нибудь придумала бы, выручила бы.

— Как? Как я могу? Война… Кругом война! И надо нам что-то делать. Как-то противостоять, бороться, под лежачий камень вода не течет. Иначе… Не выстоим!

— Бороться! Вот и поборись со своим Малеванцем. Недаром Белогривенко… А я, дурак… Эх! — Он швырял эти слова быстро, будто они обжигали ему губы.

Таня от страха даже попятилась назад. Это говорит Кирилл? Или ей, может, почудилось? Перед ней мелькало два лица. Два Кирилла. Тот, улыбающийся, счастливый, с кем она собиралась забыть о своей боли. И этот — новый, с недобрыми вспышками в глазах, трусливый, гадкий…

— Зачем городишь невесть что? Сам же упрашивал ее выходить за тебя… — подала голос Мотря. — Не время сейчас ссориться. Надо спасаться.

— Пропади все пропадом, — не унимался Кирилл. — Пойду… куда глаза глядят пойду.

Таня немного успокоилась. Куда же ему идти? Где найти избавление?

— Беги в ивняки, Кирилл, — уже спокойно молвила, проглотив его оскорбительные слова. — К Славуте иди. Там наши хлопцы криничанские есть.

— Партизаны? Ну нет, с меня войны уже хватит. Вот руки потерял, а теперь чтоб голова с плеч долой?

— Кирилл… Сейчас везде война…

— А я отвоевался! Я хочу жить!..

Таня отвернулась от него.

«Что ж, Кирилл, живи, если можешь жить», — хотела кинуть в лицо эти слова, но сдержалась.

— Выбирай сам.

— Вот именно! Я выбрал! Оставайся здесь со своим Малеванцем и со своими партизанами! — Дверь грохнула так, что стекла зазвенели.

Мотря посмотрела на дочь, хотела выругаться, но что-то припомнила и лишь вздохнула.

— Никому сейчас счастья нет, дочка, такое времечко. Надо перетерпеть.

— Перетерпеть? — Таня помолчала. Вообще лучше побольше молчать. Такое времечко настало, как мать говорит!

…А петля одиночества сжимала ее сильнее и сильнее. Не убежала ты от себя, Таня, не убежала! Да и можно ли отречься от прошлого, спрятаться от собственной опустошенности? Даже в такое время. И все же главное в жизни — уметь честно исполнять свой долг. Оставаться человеком справедливым, честным и гордым. Как же иначе идти по земле меж людей? Нет, все свои обиды она должна отбросить, ей нужно спасать Кирилла.

Схватила с вешалки свой ватник и бросилась к двери за Кириллом. Пусть идет на хутора, к их тетке Катерине. Там перебудет. А со временем что-то прояснится…