Иван Абрамов - Оглянись на будущее Страница 18

— Ищи! — выдвинул Ступак ящик своего стола. — Тебе какого? Рыженького, черненького, полосатенького?

Теперь пропало. Закусил удила товарищ начальник. Дальше, если и получится, то ненужная перепалка.

— План летит, — напомнил Павлов без всякой надежды. — На целую смену выскакиваем из графика. Если добудем сварщика, на два часа работы. Поймите…

— Да понял я, понял, — немного утихомирился Ступак. — Ты-то сам понимаешь, о чем завел разговор? Варил Ефимов, клеймо стоит его. Кто имеет право подступиться к тому стыку?

— Так там же пустяк. Клеймо останется ефимовское. Капнуть…

— Кто согласится, кто?

— Я, — встал парень в светлой тройке. Никакой он не пижон, просто тут у них что-то не по резьбе пошло.

— Вы? — переспросил Ступак, осматривая парня сверху вниз. — А как это будет выглядеть со стороны законности?

— Нормально во всех отношениях, — улыбнулся парень. И протянул Павлову руку. — Ивлев. Виктор Ивлев. Сливайте воду, а мне бы во что-либо переодеться.

Не принял Павлов предложения, хотя понял: спасение совсем близко. Вопросительно посмотрел на Ступака.

— Наш новый технолог, — неохотно пробубнил Захар Корнеевич. — Любитель конфликтных ситуаций. А? Товарищ Ивлев?

— Наоборот, — спокойно возразил Ивлев. — Большой или маленький может получиться конфликт, мы его враз похерим. А вы что же — против?

— Нет, но… нужен дипломированный газосварщик, — опять утратив веру в близкое избавление, пояснил Павлов.

— Я и есть дипломированный газосварщик, — дотронулся Ивлев указательным пальцем до ромбика на лацкане. — Электросварщик тоже дипломированный. Диплом в порядке, хотя и не на руках. Завтра, если понадобится…

— Да не понадобится, не понадобится, — воспрянул Павлов. — Клеймо сбоку, дефект сверху. Если умело, нетронутое останется Серегино клеймо. Вы как — под сто десять варили?

— И под сто десять, и выше, — похвастался Ивлев. — Последнее время я в цехе цистерностроения работал. Давление, правда, там невысокое… Но я в другом отделе, — многозначительно улыбнулся он.

Вспомнил Павлов, есть там у них такой отдел. Там всего двое варят, а на тех двоих целая лаборатория работает. И окончательно убедился, что парня бог послал.

— До свидания… Захар Корнеевич, — что-то очень охотно произнес Ивлев, направляясь на выход. — Завтра я официально вступаю в должность, познакомимся поближе.

Выйдя в пролет, Ивлев взял Павлова под руку и странным каким-то тоном вымолвил:

— И такое бывает. Ты его ждешь с моря на кораблях, а он с поля на волах. Спасибо, браток, выручил ты меня.

Не стал докапываться Павлов, почему и как он выручил, не до этого было. Но еще раз предупредил:

— Дело ответственное. Если мы испортим стык, Серега опротестует. Он у нас…

— Да не беспокойся, — тряхнул Ивлев Павлова за плечи. — Я понимаю, если внизу, хлопот до полночи, а верхний — мы еще к ужину домой успеем. Как он — ручьем, слезой или пятнышком?

— Фонтаном.

— О-о! Что ж так? Сварщик липовый?

— Не сказать, — пожал Павлов плечами. — С кем не бывает. — Хотел добавить, что не сварщик — человек он плохой, но промолчал. Да и с чего это на откровенность потянуло? Тем более, придет в цех, сам увидит. А еще подумалось, что, возможно, Серега не такой уж хлам. Никому не нравится, когда к нему в карман лезут. И спросил, не сдержав примитивного любопытства: — А что это у вас тут получилось? Чего это вы друг на друга, как Жучка на кошку?

— Это не тут получилось, — с непонятной грустью ответил Ивлев. И перебил, видя, что Павлов готов и дальше задавать вопросы: — Если можно, не рекламируйте мое вмешательство приемщику. Не любят такого в ОТК. Да и… технолог я теперь, а не сварщик.

«Еще раздумает», — оробел Павлов. И, как бывает в подобных случаях, начал перегибать:

— За нами не заржавеет. Что мы, не понимаем? Дела делать надо, а табак курит каждый свой.

— Ты что? — остановился Ивлев. — А-а-а, понятно, но я тоже шутник. Могу повернуться, и будь здоров. Такие шуточки, браток, на потом оставь.

Дальше все шло как-то очень уж споро и гладко. Подойдя к вагону-котлу, Павлов спросил Погасяна:

— Есть еще?

— Тихо, — ответил Гриша, пристально рассматривая Ивлева.

— Лады. Снимай спецурку, — приказал Павлов. Гриша все понял. В момент смахнул куртку, брюки, покрутился на одной ноге, намереваясь разуться, но Ивлев усмехнулся, сказал:

— На два размера меньше. Ходи пока. Не замерзнешь в манишке?

— Солдат дымом греется, — ответил Гриша русской присказкой. — А что, если его чуточку пропилить?

— Неплохо, — согласился Ивлев. — Шуруй, пока я в твою шкуру влезу.

Рыжов принес инструмент. Чьи-то шланги, горелку, редуктор. Генка подключил к газовой магистрали. Чуков сбегал за сварочной проволокой. И через пяток минут Ивлев возвратил горелку Генке.

Долили водички, включили пресс.

Ивлев оделся в свою великолепную тройку и голосом технолога не посоветовал, приказал:

— Приглашайте приемщика.

— Приемщик только завтра, — сожалеюще объяснил Павлов. — У нашего Мошкары от и до. Ни минутки лишней… Ой, ля-ля! — всплеснул руками в изумлении. — Молиться нам или каяться? Федор Пантелеевич. Жив, здоров и на рабочем месте.

Гриша Погасян перекрестился, застегнул все пуговицы на куртке, поправил берет, потрогал что-то на том месте, где бывает узел галстука, и пошел навстречу Мошкаре.

Остановились. Говорили долго. Но, слава богу — вот они, приближаются. Мрачный товарищ Мошкара, добра не жди. Остановился, вздернул обоими плечами, пошевелил кончиком носа, подвигал кепкой и произнес приветливо:

— Здравствуйте…

— Здравия желаем, — ответил Ивлев, поняв, что приветствуют именно его. Понял суть, подал Мошкаре руку, посоветовал твердо: — Им немного не повезло. Надо выручить. Надо.

Видно было по глазам, очень хотелось Мошкаре спросить: «А кто вы такой?» Но эта великолепная светлая тройка, разве абы кто такие имеет? А что молодой, теперь модно молодежь выдвигать. Спроси, а он обидится. Может, потом пожалеешь, не все теперь обиды прощают. И сказал, опять улыбнувшись приветливо и добродушно:

— Это бывает. Как не выручить. Вася. Свети!

Подошел Стрельцов. Долго смотрел, будто не веря своим глазам, спросил не Павлова, Ивлева спросил:

— Вы что — околдовали нашего Пантелеича?

— Я с ним по-хорошему, он со мной по-хорошему, — не совсем уверенно объяснил Ивлев. Увидал, как Стрельцов усмехнулся, пожал плечами, спросил, тоже оглядывая Стрельцова внимательно, пристрастно: — Вы сварщик?

— Электро, — уточнил Стрельцов. — А вы?

Долго не отвечал Ивлев, следя взглядом за действиями Мошкары. Дотошный приемщик. Каждый стык, каждый фланец чуть не в лупу рассматривает. Где что подозрительное, жестом приглашает Чукова, светит Вася беспрекословно. И все же дело идет споро.

— Он что — не доверяет манометру? — спросил Ивлев.

— Никому он не доверяет.

— Расскажи у нас в Ереване, ни один ребенок не поверит, — резюмировал Погасян, когда Мошкара, добравшись до крана-воздушника, открыл его, тем самым закончив операцию приемки.

— Что ж, до завтра, — подал Ивлев руку Стрельцову. Подбежал Павлов, суетливо огляделся, вильнул глазами в сторону Мошкары, еще не спустившегося с котла, сказал, покашливая и нелепо жестикулируя:

— За знакомство надо бы… Дело такое сгрохали. Вань? Ты чего молчишь?

— Завтра совещание, — невпопад сказал Стрельцов.

— Завтра, завтра! — пуще засуетился Павлов. — На прошлой неделе тоже было завтра. Да мы что — в лежку разве? По маленькой, для знакомства. А? Виктор… А? По маленькой.

— В другой раз, — деликатно отказался Ивлев. — У нас еще будет такая возможность. Да и опасно это. Товарищ вон тот — он ведь догадается. Буду пока большим начальством. И громко добавил: — Спасибо, Федор Пантелеевич, большое спасибо. А вы, товарищи, учитесь и работать и добрые дела учитывать. Всего!

13

«Антилопа Гну» стояла рядом с Генкиным верстаком этаким укором совести. В пыли, в потеках излишне щедрой смазки, с застрявшей во «рту» трубой. Горестный недоделок, результат безалаберности наивного невежды. Лучше бы не было ничего этого: ни вспышки изобретательства, ни чувства локтя и радости победы, ни минутного торжества. Дорого обходятся ошибки. И не в том дело, что шуровать драчовым напильником теперь, после всего, что сулила «Антилопа», стало тяжелее. Конечно, тяжелее, но не в этом дело, не в этом. Как же так? Все помогали, значит, все верили. Все радовались, а теперь молчок. Отступились, разочаровались. А кто виноват? Много таких забот — это верно. Только не бывает так, чтоб от излишка забот люди делались равнодушными. Просто люди утрачивают восприимчивость. И к заботам, и к радостям, и друг к другу. Монотонная жизнь постепенно приучает к будничности. Ну, а наперекор укоренившимся привычкам даже праздники кажутся ненужной обузой.