Геннадий Михасенко - Милый Эп[Книжное изд.] Страница 18

— А Пушкина не хочешь?

Тут включили маг, зацокало знобящее вступление к «Лайле», девчонки похватали друг друга и, не умея вальсировать, пустились кто как, подпевая Тому Джонсу. «Лайла» как бы отрезвила меня. Я отошел и почти устало опустился в кресло. Хватит, надо кончать маскарад! Я взялся было за бабочку, чтобы отцепить ее, и поймал взгляд Мишки Зефа. Зеф сразу отвел глаза, а я вдруг подумал, что ведь играю Мишкину роль, перебежал ему дорогу и, може! быгь, даже в чем-то перещеголял его, вот он и в растерянности. Забавно, что я нашел в себе что-то зефовское. Я даже обрадовался такому обогащению, но тут же отметил, что оно мне все-таки не по душе. Нет уж, Зефу — Зефово, а Эпу — Эпово!.. Бабочку я лишь поправил — пусть сидит, дело не в ней.

Ко мне сбоку подошла Лена и тихо спросила:

— Ну что, Аскольд, сделал выбор?

— Нет еще.

— А если я тебя выберу?

— Ой, пожалуйста! — выпалил я.

Вальсировать я тоже не умел, и мы пошли в ритме танго. Лена была пальца на три-четыре ниже меня, и если бы мы сблизились плотнее, я бы ткнулся ей носом между бровей, но я держал Лену свободно, скорее, не я вел, а она, положив мне руку не на само плечо, а за плечо, на лопатку. Я чувствовал, что она не спускает с меня глаз, ожидая слов ли, жестов ли особенных— не знаю, чего ожидают девчонки ог таких разбитых молодцов, каким? тут рисовался. А я молчал.

— Аскольд, ты не рад, что я тебя выбрала? — не выдержала наконец Лена.

— Что ты! Наоборот! — честно уверил я.

Усмехнувшись, она подтолкнула меня к себе, и нос мой действительно клюнул ее между бровей, и я вспыхнул, как при коротком замыкании, и мигом вспомнил те два поцелуя в сумрачном коридоре нашей квартиры. Сердце у меня сжалось, и невольно сжались руки. Лена сразу же передвинула свою ладонь с лопатки на плечо и отдалась моей танцевальной власти.

Тут же позвали к столу.

Авга оказался прав — было чем давиться: яблоки, мясной салат, маринованные опята, селедка, колбаса двух сортов и даже свежие огурчики в пупырышках. Когда расселись и успокоились, Вовка Еловый под аплодисменты вручил имениннице подарок, завернутый в целлофан с лентой. Дядя Коля выстрелил шампанским и живо растолкал пену в плотно, как соты, сдвинутые фужеры. Фужеры разобрали и замерли в торжественном затишье. Обычно весельем у нас заправляли Забровский и Зеф, наши вожди, идейный и безыдейный, а тут Ваську не узнать было — тише воды, ниже травы, не хотел, видно, особо выделяться в доме будущей, может, невесты. И Мишка оставался странно инертным. Народ с поднятыми фужерами уставился на меня, словно моя нахальная непринужденность придала мне какой-то вес. Я глянул на Ваську. Тот пристроженно-торопливо закивал, мол, давай-давай, и я привстал. Я знал, что Вовка Еловый, наш стихотворец, наверняка приготовил зарифмованную здравницу — вон он как нетерпеливо ерзает, но Вовки не убудит, если он и помолчит разок, пусть и другие осваиваются, и я скачал:

— Слово имеет Август Шулин!

Авга успел уже что-то сунуть в рот и чуть не подавился. Я думал, что он отфутболит тост дальше, но Шулин поднялся, кашлянул, дожевывая кусок, и спросил:

— Тост, значит?

— Фужер! Фужер бери! — крикнули ему.

— Ага! — Шулин взял фужер, понюхал шампанское и скислился. — Значит, тост!.. Интересно… Ну что ж, своих тостов у меня нету, поскольку я не потребляю, а вот мой батя, батя мой всегда говаривает так: «Выпьем за наши кости!» Были бы, говорит, кости, мясо нарастет. Вот я и предлагаю выпить…

— За Наташкин скелет! — ввернул Зеф.

Народ сдержанно хохотнул, на Мишку шикнули, а Шулин невозмутимо продолжил:

— Нет, это мы за твой скелет будем пить, если будем. А пока здоровья тебе, Наташ!

— Ура-а! — закричали все.

Застольничали мы около получаса, потом оттеснили состыкованные столы, расставили вдоль стен стулья, включили маг и кинулись прыгать, несмотря на сытость.

Ко мне не очень твердо подошла улыбающаяся Наташина бабушка. Я подумал, что она хочет станцевать со мной, и повел было ее, но бабушка запнулась и сказала:

— Нет-нет, сынок, куда там! Отплясала!.. Сядем-ка вот сюда. Вот. Уж так я рада, так рада!.. Как тебя звать-то? Мне Наташа говорила, да я не упомнила.

— Аскольд.

— Во-во, Аскольд! — Старушка удовлетворенно закивала. Или фужер шампанского так пронял ее, или ей еще чего-то подали, была она пьяненькая и переваливала голову то на тот, то на этот бок. — Ты люби ее, Вася! — сказала она вдруг, похлопывая меня по руке и глядя непонятно куда, именины ей, кажется, представились теперь свадьбой.

— Ладно, бабушка, — пообещал я.

— Люби, сынок, потому что без любви… — она зажмурилась, замотала головой, силясь найти какие-то слова, но ничего не нашла и опять всплакнула.

Наташа спасла меня и увела бабушку в другую комнату. Я снова вспомнил Валю, мне стало до боли грустно, и я понял, что без Вали эта грусть не пройдет, как бы я не бодрился и не выкаблучивался… Девчонки схватили меня за руки и втянули в свой шумно топающий круг. Я озартно ушел в танец. Потом шейк сменился плавной мелодией, и я не заметил, как оказался в паре с Леной.

— Аскольд, хочешь по секрету? — шепнула она. — Девчонки говорили, что ты совсем не такой.

— А какой?

— Ну… не такой!

— Теленок? Вафля? Размазня?

— Не так, конечно, но что-то в этом роде… Только ты не обижайся на них, ладно? В общем-то они уважают тебя… И мне ты понравился, — добавила она тише, чуть отведя глаза и пальцем шевельнув мочку моего уха.

Еще вчера я бы, наверно, умер от этих девчачьих слов и этого поигрывания моим ухом, да и сейчас меня бросило в жар, но какая-то закалка уже произошла во мне. Я хотел ответить Лене чем-то благодарным, но тут подскочили Мишка Зеф и Вовка Еловый. Вовка живо подменил меня, а Мишка цапнул за локоть и утянул в коридор, а потом в ванную.

Закрывшись и пустив воду из крана, чтобы шумело, он вытащил из-за бака пиратско-пузатенькую бутылку румынского красного с накинутой на горлышко стопкой и шепнул:

— Во! Твое осталось! Мы уже взяли!

— Да что ты! Не хочу.

— Чудик! Один пузырь шампанского на пятнадцать рыл — смех! А это Наташка, молодчина, припасла нам инкогнито. Там, говорит, Мишка, за баком. Только, говорит, незаметно. Учит! И кого! Оп! — Он налил стопку и подал мне. — Давай.

— Ну, не хочу, понимаешь?

— Никаких! — Мишка замотал головой. — Даже комсорг дернул, а ты что — папа римский?.. Давай, а то бить буду! Тот раз не побил, побью сейчас! О, за наш мир! А то что там, две задачки по физике — не прочно. Давай, Эп, для прочности!

— Ох, и зануда ты, Зеф!

— Еще какая! — весело согласился Мишка.

— Тогда пополам.

— Я уже косой! Каждого привожу сюда и с каждым врезаю. Только твой Август преподобный отказался. Видишь, опять осталось! — глянув бутылку на свет, довольно сказал он. — Пей! Ты сегодня заработал. Девчонки в панике! А ничего тебе бабочка — сидит. Ты по-собачьи дьявольски красив!

Несколько воодушевленный, я вздохнул, чокнулся с Мишкой и лихо опрокинул стопку. Зеф одобрительно крякнул, сунул мне в рот яблоко, допил остатки через горлышко и спрятал бутылку. Сполоснув физиономию, мы вышли.

Пацаны возились у мага, меняя кассету. Девчонки толпились в сторонке, о чем-то болтая и подергиваясь. Мы с Зефом встали за косяком, и он шепнул:

— Видишь ту, у приемника?

— Рита.

— Как она тебе?

— Ничего.

— Да. И фигурка с подтекстом. Правда, прыщастенькая, но это раз простоквашей смазаться. Надо…

— Мишк, — прервал я его, медленно жуя яблоко, — а ты со многими девчонками из седьмой школы знаком?

— Да кое с кем.

— А Валю Снегиреву знаешь?

— Валю?.. Снегиреву?.. Не помню. Я их больше в лицо знаю, чем по именам. А что?

— Да так.

Опять ухнул шейк. Мишка прямехонько направился было к Рите, но я, сладко взбодренный мягко ударившим хмельком, шепнув «минутку», придержал его и сам пошел к ней, решив как-нибудь сгладить то колючее впечатление при знакомстве. Она так и продолжала коситься на меня. Если откажет, плохое твое дело, Эп… Рига не отказала, она безразлично шагнула в круг и, глядя под ноги, начала нехотя расходиться. Я поймал ее руку.

— Сначала несколько слов, — сказал я и повел ее через такт. — Сегодня я сделал два дела: обрадовал бабушку и обидел тебя. Получился плюс и минус. Они взаимно уничтожились, и я оказался у разбитого корыта, как сказал тот же Пушкин… Чтобы остался плюс, нужно твое прощение.

Рита вскинула на меня удивленные глаза, под цвет своего голубого платья, некоторое время пристально-хмуро изучала, потом недоверчиво произнесла:

— Если тебе это важно…

— Важно.

— То пожалуйста, я не сержусь.

— Вот и хорошо. А теперь взгляни налево. Вон у косяка волнуется и делает вид, что не замечает нас, Мишка Зеф. По-моему, ты ему нравишься Чш-ш!.. Пусть это будет маленькой тайной. Дарю ее тебе в честь примирения.