Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #2 Страница 19

Боря помотал головой, будто от комара отмахнулся, из головы эту мелочь выкинул.

Не очень большое значение придал он и событию довольно важному.

После той ночевки хаджановской бригады у них во дворе эти десять мужчин как бы рассыпались, будто стая комаров, когда дует ветер. Но на несколько дней всего лишь.

Хаджанов из тира по вечерам исчезал несколько раз, все в том же августе. Ребята оставались в тире одни, грешным делом Борис давал тогда пострелять из своей "скрипки" Глебушке, и у того получалось очень даже неплохо. Так что когда дядя Миша удалялся, строго-настрого наказав ребятам закрываться изнутри и никому не открывать, они, в общем-то, радовались.

Во-первых, прибавлялось немного свободы. И не какой там нибудь ерундовой детской самостоятельности, а свободы настоящей, вооруженной. И пусть она была ограничена этим тиром, этой железной дверью, и никуда они с этой своей вооруженной свободой выйти не могли, как-то само собой наваливалось на душу что-то новое, очень взрослое, непонятное и вовсе не легкое.

И не сразу, лишь постепенно отступало это ощущение. Проходило несколько десятков минут, они увлекались своим занятием, бесконечной

стрельбой - когда взгляд сосредотачиваешь на мишени, останавливаешь дыхание, когда наливаются металлом руки.

Если подумать, какое это удивительное занятие - приготовить тело, дух, мозг, даже принудить их к тому, чтобы соединить одним промельком, мгновением две точки - мушку и мишень. Сами по себе они почти ничто, но, обретая дух, силу, власть, переданные им человеком, они сливаются во что-то подобное совершенству.

Странному совершенству. Даже страшному, потому что только прикажи своей воле, и пуля полетит в избранную тобой, не обязательно бумажную, мишень. То, что зовется тренировкой - отвори только дверь! - станет опасным делом, наказанием кого-то, над кем-то насилием, болью, даже смертью! Какая же опасная власть может быть дарована им, Борису и Глебу, только направь их ум в кому-то нужную сторону. Только обучи. Только внуши. Подтолкни, сказав, что это надо…

Неосознанно, не вполне внятно, но чувство тяготы от собственного умения держать в руках вот эти легкомысленные и вроде неопасные мелкокалиберные винтовочки обладало какой-то самостоятельностью. Даже независимостью.

Но пока эта независимость сходилась в черный кругляш десятки на бумажной мишени. А мысль о живой цели, слава Богу, не приходила. Может, сказывалась муштра Хаджанова, ведь все, что касалось стрельбы, всякие, даже мелкие разговоры, простые реплики ни разу не выбирались за пределы тира. Кроме обсуждения возможных соревнований в областной столице.

Вечерние исчезновения майора между тем скоро закончились. Вернувшись однажды слегка подшофе, он радостно сообщил, что инцидент с милицией, опечатавшей было тир из-за какой-то глупости, окончательно замят и что он добился своего и купил дом и землю покойной Яковлевны.

Мальчишки поначалу не сразу сообразили, о чем он говорит. Первым очнулся Борис, напомнил Глебушке про корову Машку, которая мычала два дня, а ее вымя, истекающее молоком, лизали собаки.

Вся эта старая картина мигом выскочила из запасов памяти: и маленькие ободранные собачонки, стоящие на задних лапах под Машкиным выменем, и коровий стон, ее выпученный, налитый болью глаз, и уснувшая навсегда в своей постели старуха - такое не исчезает, не стирается.

Борис даже винтовку отложил - руки затряслись, едва вспомнил.

- А зачем? - спросил он майора.

- Дом построю! - весело ответил Хаджанов. - Хозяйство-то выморочное, наследников у бабушки не было. Если не я, так другой купил бы, какая разница?

Последнюю фразу добавил, вглядевшись в Бориса, в его переменившееся лицо. Потом перешел на интонации особенно доверительные, совершенно дружеские, такие Боря особенно ценил. Сказал:

- Помнишь бригаду, которая у вас ночевала? Это все мои родные… Не близкие, но мы все одного рода-племени, двоюродные там, четырехюродные братья, дядья, зятья - сам черт ногу сломит.

При этом он внимательно следил за Борисом. Глядел, как тот становится внимательнее, расслабляется, как прежние мысли его отступают назад. И еще доверительнее становился голос Хаджанова.

- Ну, так вот… У каждого из них большая семья, понимаешь… Маленькие дети, иногда штук по пять-шесть, жены, старики, всем кушать хочется, а работы нет. Совсем никакой. Хоть иди разбойничать на большую дорогу. Некоторые идут. А я против. И написал им: приезжайте сюда, здесь завод опять запыхтел, будет работа, заработаем деньги. Не пропадут ваши семьи.

Теперь Борис уже вполне соглашался с покупкой домика и куска земли на горевской улице, хотя никто его и спрашивать не собирался. Раз она осиротела, эта избушка, оказалась, как сказал майор, выморочной… Пусть лучше дядя Миша, добрый человек майор Хаджанов, настоящий друг и учитель, ее купит, чем кто-то еще.

И ведь он ничего не скрывает. Сказал вдобавок:

4 "Наш современник" N 2

49

- У нас родня трудолюбивая. Что хочешь сотворят. А дом новый еще до зимы построят.

В первые дни сентября, когда и сами учителя еще не пришли в себя от своих долгих отпусков, а уроки двигались с некоторыми послаблениями, не раз вслух и с учительским участием обсуждалось - что же дальше, в конце этого учебного года, в конце всей их школьной наивности?

Так бывало всякий раз, начиная, пожалуй, с девятого класса, и если прежде разговоры эти и выводы были слегка легкомысленны, - ведь все еще впереди, мало ли что случится, - то теперь в них все явственнее звучала тревога.

Все повзрослели, вот что. И почти все понимали свою обреченность.

Городок был беден, немощен, разговоры о восстановлении завода как будто переходили в дела, но о богатстве, о том, что чьи-то родители нашли деньги на платную учебу в институте, слышно не было, а техникум, то есть колледж… Ну да, в него-то проще было попасть, хотя зачем было учиться до одиннадцатого класса, ведь и после девятого можно?

Ребята спрашивали учителей, точнее, учительниц: но чему можно выучиться в колледже всего-то за один год? В ответ они пожимали плечами. Одна только Раиса Степановна, классная в Борином классе, предполагала:

- Наверное, на заводе доучат?

А если на завод не пойдешь - или не попадешь? И тут все умолкали. А потом вдруг, как лучший ответ молодости новых лет, звучал бесшабашный клич:

- Кто идет за "клинским"?

И хохот, оживление, будто бы освобождающие от нелегких дум о будущем…

И вот тут Борис стал отрываться от школьной стаи. Однажды майор встретил его восторженным воплем:

- Завтра едем! Все! Готовь обмундирование!

Душа Бориса затрепыхалась, он пролепетал:

- А школа?

Хаджанов даже на секунду не задумался:

- Сейчас схожу, договорюсь, а ты не забудь: нужен паспорт.

Утром они выехали чуть свет, майор даже машину выхлопотал у начса-натория. Боря не выпускал из рук винтарь, упакованный по бедности в чехол для удочек; в багажнике, он знал, был чемоданчик с патронами и вещмешок майора со всяким полезным барахлом.

Городской тир был вообще-то местом не вполне городским и не очень открытым и находился на территории бывшего вертолетного училища. Его расформировали, и полуразрушенный курсантский городок напоминал обиталище отступившего войска: многие окна в казармах выбиты, тут и там сновали одичавшие беспородные собачонки, размножившиеся без присмотра в неимоверном числе. На улице воняло чем-то кислым - может, заело канализацию. А флажки, жалко трепыхавшиеся над одним из корпусов, в подвале которого и располагался тир, лишь подчеркивали бедную третьеразрядность предстоящих соревнований.

Хаджанов сразу заметил полковника Скворушкина - тот стоял в группе из трех-четырех не очень ухоженных мужиков. Впрочем, ходить мохно-рылым, с пятидневной щетиной, нынче в моде, так что поди угадай - может, это знаменитые чемпионы?

Майор ринулся вперед, вежливо, но решительно раздвинул окружение полковника. Кстати, ничем полковничьим Скворушкин не отличался: серый мятый пиджак, голубая сорочка, - в общем, просто высокий и седоволосый пожилой человек, правда, начисто выбритый и пахнущий одеколоном.

- Вот, привез, товарищ полковник!

- Чего привез? - не понял тот.

- Своего выученика. Представителя санатория.

- Какого санатория? - старик, похоже, ничего не понимал.

- Да минобороновского! - тихо наливался злостью Хаджанов. - Крас-нополянского. Мы же с вами встречались! Говорили! Я вам про мальчика рассказывал!

- Так бы и говорил! - возрадовался Скворушкин, вспомнив, наконец. - Я даже где-то записывал. - Он хлопал себя по карманам. Потом негромко матюгнулся. - Я же в другом костюме!

- В другом! - подтвердил майор. - Но Горева-то вы в списки внесли?

- Внес, внес, - успокоил Скворушкин и потащил майора за рукав в сторону от лишних ушей. Потом, уже один на один, тихо и покаянно проговорил: - Конечно, не внес. Всё забыл!