Анатолий Кузнецов - Рассказы Страница 2

Она пропела перед всей молчаливой шеренгой вдоль тротуара. Такси задерживалось на секунды, трогалось дальше, затем ушло в бешеной скорости.

— Марья, гляди! — крикнула одна старуха с кошелкой другой. — Леди Гамильтон работает. Оперы поет, ха-ха!

Обе расхохотались.

— Берем, — сказал Андрей.

— Ты с ума сошел?

— Берем. Я сказал, считаем до трех, значит, судьба.

Когда такси в четвертый раз вынырнуло из тени, он поднял руку.

— Садись!

Мы вскочили на заднее сиденье, и еще не захлопнули как следует дверь, а машина уже была под мостом. Молодой водитель, цыганской наружности, злобно рвал и не тормозил на поворотах. Маска всем корпусом повернулась к нам, пугая близостью мертвенного лица:

— Извините, за нами, кажется, следит патрульная ракушка. Нет, свернула, слава Богу… Я работаю в машине. Или на дому у клиента. Своего дома у меня нет.

— О'кэй, ко мне на хату, шеф, на Маяковскую, — бодро сказал Андрей; маска тотчас уточнила:

— По десять рублей с каждого, итого двадцать; далее шоферу пять и оплата счетчика.

— На счетчике восемь рублей, — ахнул Андрей. — Накатала!..

— Зато я делаю все.

— О'кэй, тогда сотри живопись с лица, с этого «все» и начнем.

— Нет. Сначала деньги вперед.

— Конечно, конечно, — Андрей поспешно полез за бумажником. — Двадцать рэ, за двоих. Шеф, а это ваши, прошу.

Шофер, не глядя, взял пятнадцать рублей двумя пальцами, сунул в нагрудный карман. Женщина тщательно спрятала деньги в сумку, вынула пачку салфеток и принялась вытирать лицо.

— У меня есть водка, — сообщил шофер. — Тут под сиденьем три бутылки, отдам по шесть рублей.

— Спасибо. У нас дома своя.

Это его окончательно взбесило, он зашвырял машину и догнал до площади Маяковского в молчании за несколько минут.

В квартире, при ярком электрическом свете, без краски, она оказалась обыкновенной, даже, я бы сказал, весьма ординарной немолодой женщиной, с морщинами, дряблой кожей, с бурыми кругами под глазами. Похоже, была очень усталая.

Стараясь поскорее разрядить неловкость первой минуты, Андрей поспешил выставить коньяк, закуски.

— Как тебя зовут?

— Люда.

— Садись, Люда, да выпей.

— Вы меня извините, — сказала она. — Я очень прошу меня извинить. Я не могу пить. Однако, если позволите, я закурю.

— Конечно, конечно! — Андрей проворно подвинул сигареты и пепельницу. — Тогда мы выпьем сами. А то бы ты… за компанию?

— Нет, я вас подожду, заряжайтесь, я подожду.

— Ну, что ж так?

— Извините, мне нельзя, у меня крайне больны почки. Не обращайте внимания.

При ее безучастном присутствии питье и еда не шли, тем более что вечер мы убили в ресторане, заказывая, как обычно, горы, не в силах поглотить, лишь ковыряя да свиняча, что считает долгом делать каждый, коль кутит в московском ресторане. Андрей принялся упрашивать:

— Ну проглоти ты что-нибудь, что ли, для приличия.

— Отстаньте. Мне уже раздеваться или будете еще пить?

— Погоди. Без спешки. У нас вагон времени.

Она закончила одну сигарету, без передышки прикурила от нее следующую. Равнодушным взглядом окинула стены.

— Если можно, не заставляйте меня делать стриптиз на столе, ненавижу, все партийные скобари непременно требуют стриптиза, начитались о Западе, а сами в жизни не видели, и требуют от своих советских проституток: лезь на стол и изображай. Я уже стара, у меня венозные узлы, малопривлекательное зрелище. Со мной лучше в темноте. Поверьте, не надо стриптиза.

— Мы не собирались… — пробормотал Андрей.

— Благодарю вас. Это была единственная просьба, в остальном — как я сказала, делаю все.

— Вы чувствуйте себя как дома, — несколько смущенно сказал Андрей. — Вы зачем так много курите? Хотите минеральной воды? Вот орехи, конфеты… чем богаты… здесь есть пластинки, может, тихонько пустим музыку?

Ее передернула судорога, но она тут же улыбнулась.

— Уж эти интеллектуалы, желают не только тело, но еще нужна обстановка, душевность. У меня нет душевности, ребята, нет у самой, нет в продаже. Простите. У меня злой язык. Вы ко мне добры, а я…

— Видно: вы очень взвинчены, — сказал я. — Может, лучше всего вам было бы сейчас элементарно отдохнуть?

— О-о, нет! Растягивать, рассусоливать. Мне утром на поезд, там отдохну. Давайте работать. Я раздеваюсь.

— Вы в самом деле взвинчены. Бросьте! — сказал Андрей. — Наплюйте на все, примите ванну, поспите до утра. Вполне серьезно. Мы же не озверевшие от сексуального голода партийные скобари или негры из института Лумумбы. Мы все это просто так, от нечего делать. Я предлагаю: давайте завалимся спать, на пару часов забудем, к черту, всю эту жизнь.

— Но… вы заплатили?

— Вот именно, ваша совесть чиста, считайте, что сеанс состоялся, все в порядке. Людмила, я пойду постелю вам в той комнате. Мы ляжем здесь.

— Ах, ах, какое благородство, — насмешливо сказала она. — Будь на моем месте молодая, не корчили бы из себя святых. Я не могу спать, у меня какое-то нервное истощение, почти не сплю.

— Не так уж вы стары, допустим, а я мог бы еще выпить, и море по колено, — возразил Андрей. — Это же очень просто, да у меня не то настроение, честное слово.

— Только на всякий случай, — досадуя на него, сказал я. — Если вам удобнее уйти, то вот телефон. Вызовем такси, и не мучайте себя.

— Нет… Уйти-то мне некуда, правду говоря, лучше уж перебьюсь у вас, — сказала она, раздумывая. — Собственно, поезд в девять утра, ждать недолго…

— Лучше поспите у нас. Дальняя дорога? Если не секрет.

— Н-нет, не секрет. Просто пора пришла из Москвы уезжать: примелькалась, опасно. Поеду на юг. Вернусь, может быть, осенью. Если дадите телефон, то позвоню, может, будет другое настроение? И отработаю свои двадцать рублей. Даже, пожалуй, я их сейчас вам верну.

— Нет! Нет! — закричал Андрей. — Это уже маразм, оставьте.

— Спасибо… Да, вы по-своему правы, вообще правы. Здоровые нормальные люди, на что вам проститутки, они почти поголовно больны гонореей; я сейчас, кажется, вылечила, но ведь никогда не знаешь, когда схватишь новую, каждый день, каждый час… Нет, действительно, если вы только боитесь заразиться, то, правда, я чувствую, что здорова, и потом в сумке у меня есть марганцовка для дезинфекции.

— Вот дает! — восхищенно сказал Андрей.

— Да! Мне совестно взять эти двадцать рублей ни за что. Может, я сбила настроение, не желая делать стриптиз? Но помилуйте, это же была лишь просьба: если можно. Хорошо, я вам сделаю, я сделаю!

Она принялась лихорадочно освобождать место на столе, сдвигать на угол тарелки с объедками. Андрей ухватил ее за руки и с трудом усадил. Она вся была комком нервов, истерически натянутая струна, которая вот-вот лопнет. Я пытался вспомнить, нет ли у Андрея каких-нибудь лекарств, хотя бы валерьянки, но обычно он, здоровый, как бык, никаких лекарств не держал.

— Не бойтесь, — моментально возразила она наблюдательно, — не сделаю вам неприятностей. Я умею себя держать. Хорошо. Я полежу здесь до утра. Хорошо. Я тихо полежу. Не обращайте на меня больше внимания. Я действительно вас не поняла. Все в порядке, ребята, все в порядке. Благодарю вас. Я ложусь.

— Хотите ванну? — напомнил Андрей.

— Ох, да, конечно.

— Вон та дверь. Разберетесь сами? Полотенца берите любые. Если мы заснем, то погасите свет, и на всякий случай: спокойной ночи. Я наставлю будильник на половину восьмого, правда?

— Да, лучше на половину восьмого. Спасибо за все. Спокойной ночи. Не беспокойтесь, ванную я после себя уберу.

Она заперлась в ванной. Пустила воду. Мы остались за столом и молча стали пить коньяк по каплям. Когда бутылка кончилась, Андрей достал другую, но пьяными мы не делались, наоборот. В последнее время такое с нами бывало все чаще: по мере питья голова не оглушалась, а лишь парадоксальным образом четко трезвела и прояснялась, признак не из лучших.

В ванной она была довольно долго, но выйдя, не удивилась, увидев нас в тех же позах за коньяком. Оказывается, она вымыла голову, и жидкие слипшиеся пиявки волос делали ее похожей на вынырнувшего из воды мальчишку.

— Я кое-что выстирала, повесила там на трубе, белье, колготки, и… вы извините, я заберу, как только встану.

— Поешьте, — предложил Андрей.

— Если вы позволите, я только возьму еще сигарету, — она села к столу, взяла бутылку, в которой оставалось еще на дне, взболтнула. — Вторая, что ли?

— Да.

— Если бы оно где-нибудь было, — вдруг мечтательно и со звенящей болью сказала она, — я бы выпила виски.

— Мы бы сами выпили. За доллары-то можно достать в валютных магазинах.

— А вы держали когда-нибудь в руках доллары?

— Нет.

— Я держала. Правда, это было очень, очень давно. Но держала. Они серо-зеленого цвета и все одинакового размера, не так, как рубли.