Михаил Колесников - Алтунин принимает решение Страница 2

- Ничего не выйдет, Алтунин. Ишь заладил: хочу - не хочу. Это обывательская разнузданность. Мы, когда этот завод строили, в землянках жили, и то никто не говорил: "Хочу - не хочу". У нас тогда в ходу другое слово было: "Надо". И сейчас надо, чтобы ты Самарина замещал. Для завода надо. Партийный билет в кармане носишь? То-то же! Нечего из себя менеджера корчить. Не наниматься пришел, чтоб условия ставить. Мы тебя растили, щадящие условия создавали, пока ты студентом-заочником был, мы теперь и распорядимся тобой. Баста! А впрочем, пусть еще Лядов тебе мозги вправит!

Он набрал номер телефона.

- Это я, Пронякин. Вот воюю с Алтуниным: уперся - и ни в какую... Не хочет. Может, к вам направить?.. Что? Хорошо.

Повесил трубку, сказал раздраженно:

- Из-за вашего благородия сам главный инженер решил сюда прибыть. Приду, говорит, поклонюсь Алтунину в ножки: я человек не гордый, не то, что он.

Пронякин явно иронизировал, но Алтунин не обращал на это внимания: он решил не поддаваться ни на чьи уговоры.

Лядов вошел в кабинет стремительно, протянул Сергею руку, поздравил с окончанием института и сразу же приступил к делу:

- Что вас смущает, Сергей Павлович? Родственные связи?

- Не одни они... Да и какие там связи? Мы с Юрием Михайловичем встречаемся только у большого гидропресса. На охоту третий год собираемся - все никак не получается. И не такой Юрий Михайлович человек, чтобы родственнику спуску давать: он меня за всякий пустяк поедом ест.

- Так в чем же закавыка?

- Не уживемся мы с ним.

- Почему?

- Долго рассказывать.

- А вы все же расскажите.

- У нас в кузнечном хроническая недогрузка оборудования. Гидропрессы и паровые молоты простаивают. Уникальный гидропресс не всегда работает в полную силу. А то вдруг подвалят нам дефицита, и начинается штурмовщина. Проводим собрания, совещания, а дело не улучшается, огромный убыток государству.

Лядов сощурил свои голубые глаза. Постоянная открытая улыбка исчезла с его лица, оно сделалось озабоченным и словно бы постаревшим. Алтунин впервые заметил седоватую прядь в волосах главного инженера.

- Все правильно, — сказал Лядов тихо. — У вас в цехе действительно велик резерв мощности, пропускная способность оборудования значительно превышает установленную для цеха производственную программу. А что делать? Вы-то сами предлагали что-нибудь Самарину в смысле ликвидации этой самой недогрузки? — И взгляд его вдруг стал острым, а в самом вопросе угадывался жгучий интерес: мол, все мы бьемся над тем, как ликвидировать недогрузку, и ничего пока не добились, может быть, ты подскажешь что-нибудь дельное?..

Они сидели перед распахнутым настежь окном. Вдали синела тайга, задернутая знойной пеленой, а совсем близко сверкала река, и по ней сновали катера, медленно проплывали самоходные баржи. Жаркое, тяжелое лето.

Лядов терпеливо ждал ответа на свой вопрос. Он не любил людей, которые винят в заводских или цеховых недостатках всех и вся, а сами ничего рационального предложить не могут. На собраниях и совещаниях принято валить все на плохое планирование. Наверное, и Алтунин станет критиковать работу производственного отдела завода и планово-диспетчерского бюро цеха. А дело-то вовсе не в планировании. Если бы даже в производственном отделе сидели гении планирования, они все равно не смогли бы обеспечить полную загрузку кузнечного оборудования.

С тех пор, как в кузнечном цехе установили гидропресс-гигант для ковки уникальных слитков, дела здесь с каждым годом шли все хуже и хуже: он, как прожорливый зверь, беспрестанно требовал пищи, заказы для него приходилось изыскивать по всей стране, а остальное оборудование, на котором раньше производились большие поковки, и вовсе простаивало. Возник парадокс (экономисты назвали его "парадоксом научно-технического прогресса"): приобретение новой, высокопроизводительной техники, такой, как уникальный гидропресс или автоматические линии, привело к снижению рентабельности завода. А, казалось бы, все должно быть наоборот. И никто определенно не мог сказать: то ли это временное явление, то ли неизлечимая болезнь, потому что при модернизации завода слишком увлеклись, потеряли перспективу, заграбастали новой техники больше, чем нужно. Но от фактов не уйдешь: кузнечный цех в самом деле работал с большой недогрузкой, а люди там хотели трудиться по напряженному графику.

Призывы к ритмичности, к повышению эффективности производства приобретали в этих условиях привкус чистейшей демагогии. Цех и так выполнял месячные задания, давая продукцию отличного качества, полностью удовлетворял нужды завода. Однако он мог бы удовлетворять в те же сроки нужды еще пяти таких же заводов. Потому и приходилось беспрестанно изыскивать заказы на стороне, сплошь да рядом не отвечающие заводскому профилю. Завод осваивает производство драг с большой емкостью черпаков и автоматикой для улавливания золотых самородков, а кузнечный цех, обслуживая всех, кого угодно, дает преимущественно непрофильную продукцию, вплоть до гаечных ключей и кастрюль. Другого выхода нет: без ширпотреба совсем было бы скверно.

Самарин приспосабливался, штопая дыры, как мог. Свой кузнечный цех он считал тем самым подразделением, которым жертвуют сознательно, бросая в бой, пока другие накапливают силы.

О накапливании сил заботился прежде всего главный инженер завода. Для чего он их накапливал? Этого Лядов не говорил пока никому. Сперва нужно все обдумать, взвесить...

Положение в кузнечном цехе в общем-то мало беспокоило его. Даже о выгодах только для своего завода он сейчас не очень заботился. Лядов брал выше. Намного выше! Он вынашивал идею, можно сказать, высшего экономического ранга.

Если каждое предприятие станет заботиться только о своей выгоде, забывая общегосударственные интересы, может быть нанесен тяжелый урон научно-техническому прогрессу. По такому именно пути пошли на соседнем заводе - Втором машиностроительном. Прикидываясь "маломощными", решительно избегают всяких дополнительных затрат на модернизацию. Воспользовавшись правом самостоятельно формировать номенклатуру, почти прекратили выпуск дешевых изделий, пользующихся спросом у населения; им дела нет до этих запросов, они блюдут свою выгоду - выпускают только освоенную продукцию.

Добившись от министерства заниженного плана, систематически перевыполняют его, а значит, числятся в передовиках.

- Живем не тужим, даже богатеем понемножку, — хвастал главный инженер Второго машиностроительного Пригожин, сидя за чашкой чая на квартире у Лядова. — С вами нам тягаться нечего. Вы большой корабль, вам и большое плавание, пока не пойдете ко дну со своими экспериментами, напоровшись на какой-нибудь финансовый риф. А наше дело - всегда быть рентабельными, не то нас прихлопнуть могут. Вот и боремся за существование: рентабельность, прибыль - превыше всего...

- Так только кулаки в былое время существовали, — напомнил ему Лядов. — А прихлопнуть вас все равно прихлопнут. Я тоже об этом позабочусь для общей пользы. На фоне больших производственных объединений ваш завод выглядит анахронизмом.

- На наш век анахронизмов хватит, — посмеивался в ответ Пригожин. — За научно-технический прогресс мы страдать не собираемся, усложнять номенклатуру своей продукции - тоже.

Потому и процветал Второй машиностроительный. Принося скромную пользу, работал по напряженному плану. Текучести кадров там почти не было, так как дирекция не жалела денег на материальное стимулирование. Рабочим выплачивались индивидуальные премии за выполнение и перевыполнение личных месячных планов, квартальные премии за достижение и превышение уровня выработки. Премиальные выплаты на Втором заводе достигали двадцати процентов прямой заработной платы всех работающих, и все-таки заводская мошна не скудела.

Но все эти полумеры были не для Лядова. Он заботился об ускорении научно-технического прогресса и хотел, чтоб коллектив их крупного завода не замыкался в узкопотребительских интересах, а жил большими перспективами, был социально активным, решал крупные производственно-хозяйственные задачи.

Приспело время готовить встречный план на новый год. В плане, конечно, должно быть отведено свое место и кузнечному цеху. А это твердый орешек! Вот почему Лядов и заинтересовался так соображениями Алтунина.

- Самарину я предлагал вот что, — произнес Алтунин, хмурясь. — Надо объединить кузнечные цехи - наш и Второго завода. Сделать один цех, который обслуживал бы оба предприятия. А вернее, ликвидировать кузнечный цех на Втором заводе.

Лядов оживился.

- Ну и что Самарин?

- Да я, говорит, и слышать о таком не хочу!

- Я тоже не хочу, — сказал Лядов разочарованно. — И знаете, почему? У меня даже закралось сомнение; уж не заимствована ли вами эта идея у главного инженера Второго машиностроительного товарища Пригожина? Он все время пытается повесить нам на шею свой кузнечный цех с устарелым оборудованием... У нас свои прессы и молоты простаивают, а мы еще чужие добавим. Нам самим в пору бы реализовать излишнее кузнечное оборудование, да как это сделать? На многих заводах кузнечные цехи работают теперь с хронической недогрузкой. Это большая и, по всей видимости, пока трудноразрешимая проблема. Нет, Сергей Павлович, не здесь надо искать выход из положения. Я вас не поддержу.