Николай Борискин - Туркестанские повести Страница 2

— Понятно?

— Ташкенбаев! — согнал угрюмость со строгого лица Шукур Муминов. — Артист цирка.

— До артиста мне далеко, — сказал Дулин и снова шагнул к перекладине.

— Мах… Подъем… Склепка… «Солнце»… Обратное «солнце», — восхищенно шептал Гриша, завороженно глядя на каскад головокружительных фигур. — Ну и старик! Это он в назидание. Теперь жизни нам не даст со своим «делай, как я»…

Старшине было за сорок, но мы не заметили у него одышки, только краснота разлилась от лица к шее да набрякли тугие вены на руках.

— А теперь проверим, что вы умеете. Рядовой Кузнецов, к снаряду!

Я кое-как вскарабкался на перекладину.

— Два с плюсом, самое многое — тройка с минусом… Рядовой Горин, к снаряду!

Раскачиваясь и растопыривая ноги, Гриша извивался вьюном. Уж больно ему хотелось заслужить одобрение старшины. А Муминов как повис сосиской, так и висел, пока Дулин не сказал:

— Отставить!

Старшина никого не упрекал, только бросил иронический взгляд на Горина.

— Вот так, «старик».

— Разве вы слышали? — побледнел Гриша.

— Должность у меня такая — все видеть и слышать, товарищ Горин. Привыкайте не языком, а головой работать.

— Есть!

— Вот и договорились. А спрашивать буду с вас как положено. «Делай, как я» — золотое правило. Особенно у нас, ракетчиков. Получил приказ — пулей лети, гори в деле.

В казарме старшина продолжал наседкой хлопотать возле новичков: показывал, как заправлять постель, чтобы она не топорщилась, учил складывать обмундирование, чтобы по тревоге можно было сноровистее, быстрее одеться, все по порядку разложил в тумбочке — куда мыло, куда книжку, куда сапожную щетку.

— Это для чего же такой маскарад? — спросил Горин и, как бы ища сочувствия, посмотрел на ребят.

— Думайте, о чем говорите, — заметил Дулин. — Маскарад и порядок — понятия разные. Надо отвыкать от актерства, товарищ рядовой.

После завтрака офицеры, сержанты и солдаты выстроились перед казармой, на плацу, расчищенном от песка. Мы стояли на самом левом фланге.

— Начальник штаба, — шепнул Гриша, стоявший позади меня.

Начальника штаба я почему-то представлял солидным офицером с брюшком и округлыми чертами лица, а он оказался невысоким, худощавым, немного суетливым капитаном. Глава штаба прошелся по фронту, придирчиво оглядывая каждого с ног до головы, и, отойдя на середину, хрипловато скомандовал:

— Дивизион, смирно, равнение на — середину!

Выждав секунду и убедившись, что в строю все в порядке, он стремительно повернулся к моложавому стройному майору с академическим значком на тужурке.

— Дивизион для следования на боевую позицию построен!

— Здравствуйте, товарищи!

Переведя дыхание, мы раздельно, по словам, выпалили:

— Здравия желаем, товарищ майор!

— Зачитайте приказ, капитан.

— Есть! «Для прикрытия воздушных рубежей Родины… приказываю заступить на боевое дежурство…»

Хрипотца в голосе капитана пропала. Его слова ввинчивались в сознание, заставляли вытягиваться в струну.

— Старший оператор старший сержант сверхсрочной службы Родионов!

— Я!

Кругом «старший». А фамилия так себе…

— Радиотелеграфист рядовой Леснова!

— Я!

Ого, и здесь девчата, оказывается, служат. Вот тебе и дульцинеи…

— Начальник дизельной электростанции сержант Акимушкин!

— Я!

Начальник штаба назвал фамилию одного из офицеров.

Это, наверно, самый главный — Тарусов. Какой он из себя? Офицер, видимо, заинтересовал и Горина, потому что он высунулся из-за моей спины, но тут же юркнул обратно, испугавшись строгих взглядов начальства.

— Первый номер пусковой установки ефрейтор Кобзарь!

— Я! — громче всех выкрикнул дюжий парень с песенной фамилией.

«Я», «я», «я»… А как же мы с Гришей? А всех новичков куда? Хотя бы посыльным, что ли, назначили… «По охране воздушных рубежей Родины!» Неужели когда-нибудь и мою фамилию назовет в приказе начальник штаба зенитно-ракетного дивизиона?

— Старший техник-лейтенант Бытнов, — приказал майор, — покажите молодому пополнению все наше «хозяйство», а после обеда будете усовершенствовать с ними батарейное укрытие.

Дивизион ушел. С нами остался Бытнов. Он не представился нам да и у нас не спросил, как кого звать-величать.

— Видите колючку? — флегматично произнес Бытнов и показал рукой на проволочные ограждения. — Шагнешь за нее без спросу — самоволка. А за самоволку на «губу» сажают.

— А что такое «губа»? — сделал наивную рожицу Горин.

— Отдельный кабинет для раздумья о смысле жизни.

Новобранцы хохотнули.

— Казарму вы видели, спортивный городок тоже. Вон в тех особнячках офицеры живут и сверхсрочники.

— А зачем девчат в армию призывают?

— Затем, что в конце войны мало кто из гвардейцев приезжал к женам на побывку… Уразумел?

— Так точно, — козырнул ухмыльнувшийся Горин.

— Руки, брат, у тебя как на шарнирах. В строю этого не делают. А язык твой — враг твой. Запомни.

— Виноват!

— Виноват, сероват — надо получиться…

Ребята снова засмеялись.

— Ну ладно, — сказал Бытнов, — пойдемте к машинам.

Они стояли в капонирах, эти мощные темно-зеленые ЗИЛы с громоздкими полуприцепами. На капониры были наброшены маскировочные сети под цвет голого песчаника.

— Вот эти бронезавры, — кивнул головой Бытнов, — таскают боевую технику. Растолковывать — долгая песня. Позже все узнаете — до винтика, до шплинтика.

Здесь, собственно, и не было ничего особенно интересного, поэтому мы заторопились к ракетам. Однако Бытнов принялся нам показывать караульное помещение, воздушный компрессор, дизель, где хозяйничал скромный сержант Акимушкин.

— Агрегат питает энергией всю систему…

— Дизель есть дизель, — прервал сержанта Горин. — В каждом колхозе такие движки тарахтят.

— Это вы напрасно, — проговорил Акимушкин. — ДЭС — сила, без нее Ракетоград мертв.

Но нас больше всего интересовали ракеты.

А Бытнов, словно дразня наше любопытство, вел по кругу. Мы натыкались на какие-то бочки, обошли дегазационную площадку, даже осмотрели траншейные ходы.

На долгожданный окоп набрели неожиданно. Почему-то представлялось, что ракеты обязательно должны стоять на высоком месте, гордо задрав острые носы в зенит. А тут — огромная яма с пологими подъездами, затянутая такой же маскировочной сеткой, как и автомобильные капониры.

— Это что же, недействующая? — полюбопытствовал Гриша. В голосе его не было ожидаемого восторга.

— Снять маскировку! — вместо ответа скомандовал старший техник-лейтенант.

Сетку как ветром сдуло. Ребята от удивления подались вперед.

— Эх ты-и! — изумился Гриша. — Кто же ее так быстро?

— А вот они, трудяги, — кивнул Бытнов на расчет.

Мы только сейчас заметили солдат, колдовавших, подобно добрым джинам, у зеленой лапчатой станины, на которой покоилось что-то длинное, зачехленное, как говорится, с головы по пят.

— Ракета? — произнес первое слово за всю экскурсию Шукур Муминов, и на угрюмом лице его отразилось подобие любопытства.

— Она самая, — ответил офицер.

— Наверно, неисправная, — снова предположил Горин.

— Расчет, боевая готовность! — подал команду Бытнов.

Высокие шесты мгновенно взметнули вверх длинный, словно кишка, чехол. Ракетчики что-то начали крутить слева и справа. Щелк-щелк — послышались едва уловимые щелчки.

— Расчет готов! — доложил офицеру старший и приказал остальным: — В укрытие, за мной бегом марш!

«Джины» растворились.

Мы ахнули: вот это да! Реактивная скорость.

— Чтобы так вкалывать, надо по крайней мере триста шестьдесят пять порций «шрапнели» съесть, — лукаво произнес Бытнов.

В солнечных лучах стремительная перистая стрела отливала серебром. Красный глаз ее сверлил дальний окоем: а ну-ка, сунься кто-нибудь!

Я видел ракеты на московских парадах. Там проезжали на тягачах «дельфины» повнушительней этой красавицы. Но на столичной брусчатке они казались мне какими-то пассивными. Здесь же было достаточно одного слова «Пуск!», чтобы крылатая сигара рванулась в бездну пятого океана отыскивать непрошеного гостя…

Мы стояли молча. К чему вопросы? Все равно Бытнов скажет: «Много будете знать — скоро состаритесь. Успеете еще натанцеваться вокруг этой штучки».

Под бугром, на котором вращалась комбинированная антенна, ребята совсем онемели от увиденного. Там, в емких кабинах станции, лабиринтах шкафов и панелей, был какой-то фантастический мир проводов, кнопок, рычагов, лампочек, приборов и экранов. Мигали белые, красные, зеленые огни, мерцали золотистые всплески, метались росчерки голубых молний.