Евгений Рожков - Осень без любви Страница 2

Несколько раз она ходила в больницу к учителю, чтобы показать ему тетрадь со стихами, но ее не пускали к нему. Толстая сердитая медсестра говорила одно и то же: «Учитель спит, и нечего его беспокоить». Но однажды медсестра прибежала на берег моря с заплаканными глазами, взяла девочку за руку и повела за собой.

Когда девочку подвели к кровати учителя, она не узнала его. Лицо у учителя было таким белым, будто его посыпали мукой. Он был худ, глаза его безжизненно запали. Когда учитель увидел девочку, в его глазах заблестела влага.

— Это ты! — учитель назвал имя ее тети. — Я знал, что мы встретимся. Я давно искал этой встречи. Люди, которые любят друг друга, никогда не разлучаются.

В народе говорят, что радости растят человека, а беды проверяют, каким он вырос, и не в радости познается человек, а в беде. У горя свой путь, но он пересекается с жизнью каждого человека.

Смерть учителя потрясла девочку.

Через год девочка закончила семь классов и поехала в город, В педучилище ее приняли без экзаменов. Она не случайно выбрала профессию учителя.

В городе жить было интересно. У девочки появились новые знакомые и новые привязанности. Она ходила с подругами в кино, а в субботу и воскресенье на танцы, в городской Дом культуры. Ей нравилось, когда в большом, залитом светом зале звучала музыка и нарядные парни и девушки ритмично двигались по паркету.

Может быть, от того, что девочкой не владело с прежней силой то светлое чувство, каким она была охвачена в памятное лето, она не писала стихов. О мальчике, бывшем однокласснике, она еще помнила, даже мечтала с ним встретиться, но не плакала по ночам от того, что не видела его так долго. О бабушке девочка всегда тосковала, правда, теперь тосковала не так сильно, как прежде.

Бабушка часто получала письма от внучки из города, шла с ними к сыну учителя и просила прочитать их. Письма были длинными, с подробным описанием городской жизни, но сквозь строчки угадывалась тоска внучки по дому, по родным, и было понятно, с каким нетерпением она ждет каникулы, короткого северного лета.

— Хорошая у меня внучка, — говорила бабушка, — она по-настоящему любит наш берег.

Приезда внучки с нетерпением ожидал и сын учителя. В это лето он собирался поступать в университет и усиленно готовился к экзаменам. Перед отъездом он решил объясниться с девушкой. Он знал, что она его нареченная невеста, но это было не главное — главное, что он любил девушку. Он мог бы написать письмо и объясниться в любви, но разве в письме все скажешь, разве увидишь, как человек воспринял твои слова?

Летом она не приехала в родной поселок. В училище была организована экскурсионная поездка по стране. В группу набирали только хороших студентов, и она попала в их число. За время каникул девушка побывала в Хабаровске, Новороссийске, Иркутске, Москве, Ленинграде, Риге, Киеве. Впечатлений от поездки было много. Впервые она увидела мир больших городов, — мир необычный, стремительный, ошеломляющий. Театры и музеи, дворцы и церкви, людская суета и изобилие машин, бескрайние хлебные поля и могучие леса — все перемешалось, образовало нечто грандиозное, непонятное до конца, но, будто тайна, влекущее к себе.

Сын учителя поступил в университет, и осенью девушка получила от него письмо, в котором были изложены его взгляды на древние обычаи их маленького народа, по его словам, помогавшие их племени выжить. Особенно горячо ом отстаивал обычай раннего сватовства, видя в нем стремление их народа к самосохранению. В письме он просил девушку подтвердить решение, выполнить обязательства, данные их родственниками друг другу. Она долго размышляла над этим письмом. С мыслями сына учителя о сохранении древних обычаев их народа она была согласна, иное терзало ее. Своего нареченного она не любила.

Она была слишком молодой, чтобы решиться на серьезный шаг. Да и о жизни, о настоящей, не книжной, долгой человеческой жизни, имела смутное представление. Но она понимала, что по-настоящему человек бывает счастлив только тогда, когда он любит — любит свой народ, свою землю, свое дело.

Сыну учителя она написала письмо, в котором подтвердила свое решение выполнить волю родственников и стать по истечении времени его женой.

В этот год она мало писала стихов. По-прежнему часто ходила в кино, на танцы, участвовала в художественной самодеятельности. Правда, и читала теперь много. Читала все подряд — фантастику, беллетристику, приключенческую и документальную литературу, но поэзией она все-таки увлекалась больше, чем прозой. То детское очарование мелодичностью слова, которое захватило ее, когда услышала впервые из уст учителя стихи Пушкина, по-прежнему жило в ней. Со стихами Пушкина она не расставалась. Она читала и современных поэтов, но Пушкин для нее был самым необходимым поэтом. Будущее свое она видела светлым, как морозный осенний день, и чистым, как первый ледок у родника. Это будущее манило к себе и легким перезвоном весенней капели звучало в ней. И она думала, что в будущем, в том, как оно видится, представляется человеку, — есть весь он сам. И радовалась, что в своем будущем она верна родной земле, родным людям и не пугалась, что грядущее вдруг обманет, надломит и убьет ее веру.

Девушка училась на третьем курсе, когда произошла встреча с человеком, который впоследствии принес ей столько несчастья.

Однажды с подругами она пришла и Дом культуры на вечер поэзии. Вечер вел молодой поэт. Он жил в их городе, и стихи его часто публиковались в местной газете. Она читала их, но они почему-то не понравились ей. Теперь, когда автор читал свои стихи со сцены, они покорили ее.

После вечера девочки подошли к поэту и попросили его прийти к ним в училище, на встречу. Он охотно согласился.

На следующий день она отыскала в библиотеке училища тонкую книжечку поэта — первую его книгу, и с увлечением стала читать. В каждой строке она улавливала его голос и представляла его читающим стихи со сцены. Худой, высокий, с длинными, слегка вьющимися русыми волосами, он казался ей даже красивым. Поэтического вечера она ждала с нетерпением, потому что решила показать поэту свои стихи. Но вечер не состоялся. Сначала поэт уехал в командировку, а потом заболел.

Прошло много времени, и однажды она набралась смелости и позвонила поэту на работу. Он ее выслушал и назначил встречу. У девушки подкашивались ноги, когда она шла на первое литературное свидание.

Поэт взял стихи и попросил позвонить ему дня через три. Все эти дни она была сама не своя: к занятиям не готовилась и схватила две двойки, повздорила с подружками, ночью спала всего два-три часа.

По телефону поэт сказал, что стихи, судя по подстрочникам, хорошие, что он перевел два стихотворения и сегодня их будет читать по радио.

Весь вечер она просидела у репродуктора и, когда прозвучало ее имя, чуть не заплакала от волнения.

Стихов своих она не узнала: ритм, интонация были другими и даже смысл был изменен. Это ее сильно огорчило, но все-таки приятно было услышать по радио свою фамилию. Потом несколько ее стихов появилось в местных газетах. Теперь уже ее называли молодой поэтессой.

Поэт просил новые стихи. «Нужно ковать железо, пока горячо», — говорил он. Когда она посетовала на то, что не узнает своих стихов в его переводах, он только рассмеялся и сказал, что она еще ничего не смыслит в поэзии и должна во всем его слушаться.

Теперь они встречались часто. Он относился к ней подчеркнуто вежливо, рассказывал о известных поэтах, с которыми встречался в Москве, о их интимной жизни, о их распрях, разногласиях.

Обо всем он говорил тоном всезнающего человека, с апломбом. Она верила ему и «потусторонняя» жизнь поэтов поражала ее.

Позже, спустя годы, когда она сама познакомится с теми, о ком так «красноречиво» говорил этот странный человек, и будет знать о их жизни не понаслышке — поймет, как мелки и завистливы те, составляющие некую касту провинциалов, как они жалки; и ей, спустя годы, будет стыдно за того человека, что «знал» истинную жизнь больших людей, стыдно за себя, что верила ему и слушала его.

Летом она вновь не поехала к бабушке, хотя сильно тосковала по ней. Она жила у поэта, в его маленькой, прокуренной комнатке и работала над книгой стихов. Вернее, работал над ее книгой он сам. Он выбирал тему стихов, говорил, что должно быть в подстрочниках. Когда она возражала, потому что ее вовсе не волновали предложенные им темы, он сердился, говорил, что эта тема теперь в моде и стихи обязательно пройдут.

В его переводах не было мыслей, что волновали ее, не было того взгляда на жизнь, которым обладала она, познавая жизнь через судьбу своего маленького древнего народа. Его переводы походили на деревянных человечков, не имеющих ни мыслей, ни души, ни чувств. Она видела это, и когда говорила ему, он возмущался: «Я тебя породил, как поэтессу, но если не будешь верить мне, то сама себя убьешь!» И она заставляла себя верить ему. «Учти, ты сейчас первая и единственная поэтесса у своего маленького народа, и с этим будут все считаться», — убеждал он.