Часы на башне - Лев Абрамович Кассиль Страница 2

– Нет еще, – отвечал Володя. – Он обещал: как управится на Красной площади, так придет… Там еще часы не играли.

– Кого это вы ждете к себе? – поинтересовался я.

Володя и Наташа строго взглянули на меня.

– Уж знаем кого.

И оба смутились.

Мне надоело ждать гостя. Я ушел наверх работать и вдруг услышал под окном такой разговор.

– Вот, пожалуйста, садитесь в это мягкое кресло, – говорила Наташа. – Вы, наверное, уста ли на Красной площади… Наши дети вас прямо с утра заждались. Кушайте, кушайте пирожки… Не подгорели? Угощайтесь на здоровье… Володя, что ты сидишь, как глупый? Предложи печенье… Вот, пожалуйста, яблоко. Это – самое лучшее и ни капли не червивое. Прошу вас, кушайте и утирайтесь глаженой салфеткой.

– А после обеда можете, пожалуйста, про катиться на моем грузовике, – услышал я голос Володи и изумился.

Никогда никому в жизни не давал Володя своего грузовичка. Должно быть, гость пришел очень уж дорогой.

Я осторожно выглянул в окно.

Солнце стояло прямо над садом. Листья осин искрились. Тяжелые яблони не могли перевести дух от жары. Всё было неподвижно. Казалось, что и листьям лень пошевелиться. Только терпеливые кузнечики стрекотали на весь сад: цы-цы-цы-цы-цы-цы…

Володя и Наташа чинно сидели на солнце пеке за столиком, но больше там никого не было.

– Живите у нас всегда, – говорил Володя. – У нас тут очень свежо и хорошее питание. Наши дети вам жуков наловят самых прелучших, сколько хотите. Даже бронзовиков!.. Это я будто так ему говорю…

– А он говорит, что ему столько жуков наловили, что уже девать некуда, – сказала Наташа.

Я не стал мешать ребятам и только за обедом спросил, кто это у них был в гостях.

– Не говори! – сказала Наташа и замотала головой.

– Ты дразниться еще начнешь, – сказал Володя, – скажешь: чего выдумали!

Я обещал не дразниться.

– Всё равно не говори, – сказала Наташа.

– На букву С и Т, – начал Володя и по глядел на Наташу.

– И потом еще А, – шопотом подсказала Наташа.

– Он нам всё рассказал, – подхватил Володя: – как он на Красной площади был и как там красноармейцев было – целая тысяча! И он обещался, что на тот раз нас тоже возьмет на парад!

– На С и Т и А, – сказала Наташа. – Сам догадайся.

И я догадался. Я понял, в какого гостя играли ребята, и кому позволил Володя взять грузовичок, и кому он обещал самых лучших жуков бронзовиков.

Олеся Пружак

Уже накануне в селе стали говорить, что панам пришел конец: сам Сталин ведет Красную армию на помощь народу, и происходит великое чудо – где только ступит на землю нога красного бойца, там земля пана навсегда становится землей всех.

Шел дождь ночью, и где-то принимался бухать частый короткий гром.

Утром Олеся побежала за речку. Она поднялась на горку, прошла лесом и очутилась в ветреном поле.

На косогоре стояли танки. На переднем шевелился красный флажок.

Высунулся по пояс человек в толстом шлеме с красной звездой, весь одетый в черную блестящую кожу. Это был командир. Он увидел Олесю.

– А ну, ходи до нас, не бойсь! – крикнул он.

– Я и не боюсь совсем, – сказала Олеся и подошла к командиру, – Здравствуйте!

– Доброго здоровья! – проговорил командир. – Ты, девица-красавица, будешь из Груденева?

– Из Груденевки.

– Ну, тебя нам и надо! – воскликнул командир.

Олеся посмотрела на него с недоверием. Из других танков тоже высунулись люди в толстых шлемах.

– Дядя, вы – Красная армия? – спросила Олеся.

– Мы – Красная армия.

– А где Сталин?

– Сталин в Москве, – серьезно сказал командир. – Он тебе кланяться велел. Тебя не Стасей звать?

– Нет, Олесей.

– Вот я ж и говорю – не Стасей! Нам Стася ни к чему, нам именно Олеся и требуется.

– Так то, может, вам другую Олесю… У Балабовичей еще есть, Олеся тоже. А мы – Пружак.

– Вот-вот, именно Олеся Пружак! Она самая нам и требуется. Садись, влезай сюда! – крикнул командир и протянул Олесе руку.

– Ой, я вам наслежу: у меня ноги сырые!

Командир одной рукой поднял Олесю и посадил ее в открытую башню танка.

– Ходу! – скомандовал он.

Всё взревело кругом, задрожало, рванулось. Танки стремглав пошли к селу. Олеся сперва обмерла от эдакого грохота и разбега. Она вцепилась в скользкий кожаный рукав командира. Одной рукой он крепко обнял Олесю, другой, наклонив против ветра, держал тугое знамя.

И нипочем была для танков вязкая грязь! Машины сами на ходу подстилали себе железные половики: они без конца сбегали с обеих сторон танка вперед, на дорогу, машина мчалась по ним и забирала их с собой, швыряя глину.

Олеся скоро освоилась.

– Ох, мы вас ждали, ждали! – крикнула она в ухо командиру.

– И давно вы нас ждали? – тоже закричал командир.

– Мама говорит, двадцать лет, а я – цельный день вчера…

Навстречу бежали жители Груденева. Они махали и всплескивали руками. А дети скакали и танцевали босыми ногами в лужах и завистливо кричали что-то Олесе. А когда моторы замолчали, Олеся услышала, как ее отец говорил командиру:

– Встретили бы вас, дорогие люди, с хлебом-солью – только уж второй месяц сами соли не видим.

Вечером командир приказал наладить походный радиоприемник. Боец-радист укрепил на высоком ясене большой рупор. Всполошились галки. Народ собрался под деревом.

Радист настроил аппарат. Испуганная галка сослепу залетела в рупор и выскочила оттуда, отчаянно махая на всех крыльями.

Рупор зазвенел, и все услышали голос из Москвы.

Долго слушали люди. О дружных народах, о широкой земле, о вольном, веселом труде пела Москва. И многие еще по привычке озирались, не веря, что можно так громко говорить об этом.

Пошел дождь. Сперва слабенький, редкий, потом припустил. Но никто с места не сдвинулся.

Первый раз в жизни слушала Олеся радио. Она привстала на цыпочки и вытянула шею, словно хотела заглянуть в черное отверстие трубы, из которой выходили московские слова. Не все слова поняла Олеся. Но вот ясно разобрала:

«…Привет товарищу Сталину…»

Потом голос смолк, и раздались певучие удары:

Би-им, бюм-бум-бом, бэ-бам!..

Командир объяснил, что это бьют часы на кремлевской башне.

Часы пробили двенадцать раз. Отгремела могучая и строгая музыка.

– Ну, вот и всё на сегодня, – сказал командир.

И народ стал медленно расходиться.

Скоро никого не осталось под деревом. Луна, хоронясь за тучами, тускло освещала опустевшую улицу. Чуть поблескивали, лопаясь, пузыри на лужах. Дождь усилился.

Вдруг командир увидел, что к дереву под кралась Олеся. Она осторожно огляделась, нет ли