Иван Шамякин - Сердце на ладони Страница 20

«Ну что ж… Гангрены нет. Через неделю будешь плясать. Когда-нибудь станешь хорошим хирургом».

Напророчил старик.

В тот момент я почувствовал к нему симпатию. Нет, черт возьми, все-таки это тот же Са-вич, которого я знал! И у меня невольно вырвалось:

«Спасибо, Степан Андреевич!»

«Меня благодарить не за что, — проворчал он. — Зосю благодари, — и, помолчав, сказал сурово: — Ты вот что… Лежи… тут… Тихо лежи… Но, упаси боже… тронешь Зосю…» Я даже не сразу сообразил, что означает «тронешь». А понял — задохнулся от обиды и возмущения.

«Что я, по-вашему, — фашист?»

Он похлопал меня по щеке:

«Ну-ну… Не обижайся. Я сам когда-то был молод». «Молодость молодости рознь».

Савич незаметно вздохнул.

«Да… Трудная у вас молодость. Ну, будь здоров. Так помните — осторожность…»

И ушел. Еще больше, казалось, сгорбился. А через несколько минут появилась Зося. Порывисто бросилась ко мне.

«Виктор, дорогой, ты знаешь… — Опять на «ты», как в ту, первую ночь. — Ты знаешь… Он ничего не сказал. Прижал меня к себе, поцеловал. И заплакал. Папа заплакал. Боже мой! И только все время повторял: «Будьте осторожны! Будьте осторожны!»

Они не заметили, как, рассвело. Был конец июня, самые короткие ночи. Просыпались птицы, наполнялся гомоном лес. Только когда над дубами со свистом пролетели две утки, громко шлепнулись в старицу и крякнули, Ярош прервал рассказ, поднял голову. Удивился:

— Утро?.. Ну вот, по сути, и все… Об остальном как-нибудь в другой раз.

Шикович молчал — переваривал то, что услышал. Готовый сюжет. Готовые образы… Но все-таки кто же такой Савмч?

Усталый Ярош сидел на лавочке и слушал утро.

Наконец Шикович почувствовал, что ему холодно на земле. Затекли нога и рука. Поднялся, потянулся.

— Ну, брат, дал ты работу моему склеротическому мозгу. Но скажи откровенно, Антон, почему ты все это рассказал? Молчал, молчал, а тут — бух, сразу, в один присест… Среди ночи…

Ярош задумался на минуту,

— Вчера я встретил Зосю.

— Ту самую? — Кирилл перепрыгнул через потухший костер. — Где? Погоди. Ты же говорил, что дочь Савича погибла..

— Так я думал семнадцать лет.

— Ну и ну! Где ты ее встретил?

— В больнице. Я ее оперировать буду. Приобретенный порок…

— Сердце? — Кирилл свистнул. — А вдруг зарежешь?

Ярош вздрогнул и ответил зло:

— Я никого не режу. Я лечу, — и, должно быть желая смягчить резкость ответа, предложил дружески: — Пойдем на луг. Встретим солнце.

6

Славик Шикович стоял на привокзальной площади с двумя девушками. Пёстрые юбки зонтиком, прически «воронье гнездо». Обе рыженькие, подкрашенные хной. Славик вертел в руках цепочку с ключами от автомашины что-то рассказывал, пытаясь их развлечь. Но сознавал, что остроумие его иссякает, и злился. Было жарко и скучно. Хотелось пойти в ресторан. А денег ни гроша. Даже на автобус, чтоб поехать к родителям. Да и скука там, на даче. Все ахают: «Какой лес! Какой луг! Река!» Славик злился на родителей. Сегодня в особенности. Построили дачу, живут в свое удовольствие… А он должен работать и питаться в столовке. И мать теперь заодно с отцом. Ничем ее не разжалобишь.

Скучно.

И вдруг Славик увидел Тараса. Разглядел через площадь. Тот стоял на остановке загородных автобусов в большой очереди.

— Ша, леди! Вижу одного представителя будущего. Попробую разжиться на сегодняшний день. Подождите.

И он двинулся через площадь, не обращая внимания на машины.

— Хэлло, мистер Гончаров! — шумно приветствовал Славик.

— Здорово, товарищ Шикович. — Тарас улыбнулся, как улыбаются взрослые, глядя на забавы детей.

Колхозницы из очереди с любопытством и насмешкой смотрели на юношу в узеньких брючках, пестрой рубахе, со шнурочком на шее, стянутым металлической пряжкой.

Славика несколько смутили эти взгляды. Он показал на туристский мешок, стоявший у ног Тараса.

— Куда с таким «гумном»?

— К своим.

— Заботливый сын почтенных родителей? — Славик взял Тараса под руку, кивком головы предлагая отойти.

Не так уж они были близки, Тарас и Славик. Когда их семьи сдружились, Тарас служил в армии. Вернулся — пошел на завод. Славик в это время кончал десятый класс. При всей его бесцеремонности, Славику нелегко было попросить денег у этого спокойного, старшего по возрасту парня.

Тарас достал пачку «Беломора», протянул.

— О, гляди ты! Не знал, что члены комбригад курят.

— А что мы, ангелы? — Тарас щелкнул перед Славиком зажигалкой, давая прикурить.

— Скажи по совести, скучно в такой бригаде?

— Странные у тебя представления, работник телестудии. Почему скучно? Скучно хорошо работать?

— Не одной ведь работой жив человек! Ни выпей, ни закури, ни выругайся… Мы снимали для хроники бригаду на швейной фабрике. Монахини. Ей-богу. В каждой комнате обязательства висят. Посещать техучебу, ходить в кино, в музеи. Какие музеи, когда у нас один-единственный краеведческий? Читать газеты… Образцово прибирать комнаты. Не хватает только — чистить зубы…

— Не знаю, как там на швейной. А у нас бригада что надо.

— Однако же выпить ни-ни?

— Отчего же? При случае…

— Ну-у? Можно, значит? Прима. А в ресторан можешь пойти?

— Разве в ресторане только пьют? Можно просто пообедать.

— Гениальная мысль! Пообедать! Ты знаешь, я голоден, как динозавр. Как с утра напился чаю…

Тарас стоял в нерешительности. Хотелось скорей к своим. За неделю он соскучился по Вите, Наташе, отцу, по Галине Адамовне. Яроша и теперь, став уже взрослым, Тарас звал отцом. Жену его, как отказался называть мамой в первый день ее появления шестнадцать лет назад, так никогда и не называл. Однако любил, как мать. Тарас перевел взгляд с правого крыла вокзала, где помещался ресторан, на очередь.

Славик хмыкнул.

— Боишься?

— Чего?

— Увидит кто-нибудь с завода, распишут завтра на всех стенах… Бригадир Тарас Гончаров…

— Глупости.

— Так чего ты оглядываешься? Нельзя зайти в ресторан, пообедать на честно заработанные деньги? Ох, жизнь!

Тарас понимал, что Славик подначивает его, но отнесся к этому добродушно: на какие уловки не пойдет голодный человек!

— Пропущу очередь — когда потом доберусь?

— В первый автобус тебе все равно не попасть.

— Ну ладно. Пошли.

Тарас вернулся к очереди, взял рюкзак. Но уже через минуту пожалел, что согласился. Слава пошел почему-то не к ресторану, а в другую сторону. Сказал:

— Видишь, стоят? Шик! Мои знакомые. Возьмем?

Крикливо одетые девушки не понравились Тарасу. У него вырвалось:

— Ну и фифы!

Славик засмеялся и, не дойдя до девушек, крикнул:

— Тарас говорит, что вы фифы. Гуд бай! — И повернулся к вокзалу.

— Хамло твой Тарас! И ты вместе с ним, — крикнула одна из девушек.

Кровь ударила Тарасу в голову, даже зазвенело в ушах.

А Славик спокойно заметил:

— Откуда выплывает столько дряни?

«А зачем ты водишься с этой дрянью?» — Тарас шел злясь и любопытствуя. Все-таки чем-то он притягивает к себе, этот Славик. Хочется узнать его получше.

Сели за столик у окна. Славик брезгливо смахнул крошки, завернул угол испачканной скатерти. Пальцем подозвал официантку и, пока та не спеша подходила, раскрыл тяжелую, замусоленную, с поблеклыми золотыми буквами дерматиновую обложку, в которой лежал листок меню.

— Начнем, Валя…

Девушка, вытащив книжечку и огрызок карандаша, передернула плечами,

— Всем вам снится Валя, Славик поднял глаза.

— Ах, Маринка?.. Начнем, Марина, с того. что… заменим скатерть! Позор! Ресторан называется. Имей в виду, это Тарас Гончаров.

Девушка глянула на Тараса и послушно начала собирать со стола бокалы и посуду.

Когда девушка побежала за чистой скатертью, Тарас сказал сердито:

— Слушай, если ты будешь продолжать в таком тоне, я уйду. Не люблю этих ресторанных штучек.

— А что? — казалось, совершенно искренне удивился Славик. — Пусть думает, что ты чемпион. Они любят чемпионов. Лучше обслужит.

Он изучал меню. Морщился, вертел головой.

— Одна свинина да рыбные консервы.

— А тебе устриц бы хотелось?

— Устриц! Огурца свежего нету. А на рынке их уже полно.

— На рынке есть, — согласился Тарас. — Я вот везу.

— Серьезно? Выкладывай. А то Яроши плюс Шиковичи все слопают. Колхозом живут. И аппетит у них там…

— Неудобно.

— Все удобно. Давай сюда!

Тарас развязал мешок и вынул полдесятка молоденьких зеленых огурчиков.

Славик передал их официантке, которая постелила чистую скатерть, поставила бокалы, с улыбкой слушая их разговор.