Геннадий Невельской - Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России (1849-1855 г.) Страница 20

Отвечая на ходатайство, граф Нессельроде от 25 февраля 1849 года уведомил Главное правление Компании, что государь одобрил это представление. В заключение он объяснил, что цель этой торговой экспедиции должна единственно состоять в том, чтобы вступить в расторжку с гиляками, обитающими на юго-западном берегу Охотского моря, к северу от Амурского лимана, но отнюдь не касаться устья реки Амура, тем более Амурского бассейна.

Таково происхождение этой ничтожной по цели торговой экспедиции, возникшей по инициативе Российско-Американской компании! Это обстоятельство ещё более уясняет то заблуждение, какое царствовало тогда по вопросу о границе нашей с Китаем. До 1847 года, то-есть до представления Врангелем и графом Нессельроде доклада о результатах посылки в Амурский лиман Гаврилова, правительство наше постоянно отклоняло предложение китайцев о разграничении земель, лежащих к востоку от верховьев реки Уды до моря и оставленных по Нерчинскому трактату неразграниченными. Правительство не теряло надежды утвердиться в Приамурском бассейне, если по исследованиям устье реки Амура и его лиман окажутся доступными для входа судов с моря. Оно ждало только благоприятных обстоятельств, чтобы привести в исполнение мысли Петра Великого и Екатерины II; но, убедившись, по донесениям барона Врангеля и графа Нессельроде, в недоступности устья реки Амура и его лимана и имея в виду: а) представление о важном значении Аяна; б) мнение о Петропавловском порте, долженствовавшем быть главным нашим портом на Восточном океане, и наконец в) сведения о пути академика Миддендорфа от Тугурской губы по южному склону Станового хребта, а также о найденных им по этому пути каких-то китайских пограничных знаках, — правительство в 1847 году окончательно решилось установить границу с Китаем на отдалённом Востоке и тем прекратить весьма часто повторявшуюся неприятную переписку об этом предмете с Китаем. Вместе с тем рушились и все надежды сибиряков на реку Амур; мы предоставили как эту реку, так и весь её бассейн навсегда Китаю, в сознании, что по недоступности её устья и лимана для судов с моря она бесполезна для России.

Для определения границы с Китаем в 1848 году положено было воспользоваться упомянутыми сведениями о столбах или пограничных знаках и о пути от Тугурской губы, сообщённых Миддендорфом генералу Бергу, военному министру графу Чернышёву и министру иностранных дел графу Нессельроде, — лицам, весьма сочувствовавшим тогда предложению этого академика установить границу по его пути, от Тугурской губы к Забайкалью. В том же 1848 году на ходатайство упомянутых лиц последовало высочайшее повеление о снаряжении экспедиции под начальством подполковника генерального штаба Ахте в составе горных инженеров Меглицкого и Кованько, астронома Шварца, нескольких топографов, штейгеров и с особою при экспедиции командою для разведок. Губернатору Восточной Сибири высочайше повелено было содействовать этой экспедиции всеми средствами в видах скорейшего окончания возложенного на неё поручения, состоявшего в том, чтобы окончательно определить нашу границу с Китаем по направлению столбов, найденных Миддендорфом. Эта экспедиция в июне 1849 года прибыла из Петербурга в Иркутск, где, по распоряжению генерал-губернатора Н. Н. Муравьёва, оставшимся вместо него Иркутским губернатором Владимиром Николаевичем Зориным была оставлена впредь до возвращения Н. Н. Муравьёва из Камчатки.

Таковы были события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке до 1849 года, приведшие правительство к окончательному и, казалось, бесповоротному решению: "положить границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта до Охотского моря, к Тугурской губе и отдать, таким образом, навсегда Китаю весь Амурский бассейн, как бесполезный для России по недоступности для мореходных судов устья реки Амура и по неимению на его прибрежье гавани; всё же внимание обратить на Аян, как на самый удобный порт в Охотском море, и на Петропавловск, который должен был стать главным и укрепленным портом нашим в Восточном океане" {Таков смысл решения Особого комитета 1848 года, под председательством министра иностранных дел графа Нессельроде, с участием военного министра графа Чернышёва, генерал-квартирмейстера Берга и прочих, как видно из дела по Амуру, находящегося в архиве Азиатского департамента Министерства иностранных дел.}.

Ясно, чтобы отклонить правительство от такого ошибочного решения и дать возможность принять на отдалённом Востоке надлежащее положение, которое готовили ему Петр I и Екатерина II, необходимо было разрешить два важных вопроса: пограничный и морской. Из них первый вопрос заключался в том: действительно ли груды камней, найденные академиком Миддендорфом и принятые им за пограничные знаки с Китаем, имеют это значение? Действительно ли Хинганский Становой хребет, тянущийся к востоку от вершин рек Горбицы и Уды и имеющий тоже восточное направление около Тугурской губы, упирается в Охотское море? И, наконец, какое имеют направление реки, выходящие из Хинганского хребта и впадающие в южное и северо-восточное колена реки Амура? Второй вопрос — морской — заключался в том: действительно ли недоступны для мореходных судов с севера и юга Амурский лиман и устье реки Амура? И действительно ли на прибрежьях Татарского залива нет гавани? Для разрешения этих вопросов была необходима посылка особой экспедиции; но после сейчас сказанного ясно, что представлять правительству о снаряжении экспедиции с этой целью было уже невозможно; ибо после его решения, в котором были заинтересованы первые сановники государства, не только нельзя было ожидать на это согласия, но, напротив, тех, которые осмелились бы сделать подобное представление, ожидало бы явное или тайное преследование. Озарить этот край светом истины и этим отклонить высшее правительство от потери его навсегда для России возможно было лишь случайно и при содействии лиц, твердо убеждённых в ошибочности взгляда на этот край, — взгляда, унаследованного от авторитетных, знаменитых мореплавателей и последующих за ними экспедиций. Тут нужны были люди, которые решились бы действовать в сложившихся обстоятельствах вне повелений, — люди, вместе с тем одушевлённые и гражданским мужеством и отвагой, готовые на все жертвы для блага своего отечества!

В такое именно положение поставлены были здесь наши морские офицеры с 1849 по 1855 год. Они-то, как мы ниже увидим, возбудив погребённый, казалось, навеки Амурский вопрос, разрешили его и, разъяснив правительству всё важное значение для России Приамурского и Приуссурийского бассейнов, делались виновниками присоединения этого края и острова Сахалина к России.

Мне необходимо было обозреть все предшествовавшие 1849 году события, совершившиеся на отдалённом нашем Востоке, для того, чтобы дать, возможность справедливо оценить всю важность деятельности в этом крае наших морских офицеров с 1849 по 1855 год, — деятельности, далеко выходящей из ряда обыкновенных.

Глава седьмая. Подготовка транспорта «Байкал» к походу на Камчатку

Приготовления к походу транспорта «Байкал». — Объяснение мое с генерал-губернатором в декабре 1847 года. — Амурский вопрос возбуждается снова. — Мое объяснение с князем Меньшиковым в исходе декабря 1847 года. — Спешное окончание постройки транспорта. — Представления и распоряжения мои относительно груза. — Записка, представленная мною князю Меньшикову 8 февраля 1848 года. — Моя просьба князю Меньшикову о дозволении итти в Амурский лиман. — Сущность моего письма к Н. Н. Муравьёву от 10 февраля 1848 года. — Ответ на это письмо, полученный мной в июле того же года.

По ходатайству генерал-адмирала, великого князя Константина Николаевича, и рекомендации Ф. П. Литке и Ф. С. Лутковского {Я служил с великим князем с 1836 по 1846 год на фрегатах «Беллона» и «Аврора» и корабле «Ингерманланд». При вооружении корабля «Ингерманланд» в Архангельске был помощником великого князя как старшего офицера. Во все время мы плавали под флагом Ф. П. Литке, а Ф. С. Лутковский был при великом князе.} в исходе декабря 1847 года я был назначен командиром военного транспорта «Байкал», который строился по заказу Морского министерства на верфи Бергстрема и Сулемана в Гельсингфорсе {Траспорт «Байкал» имел вместительность 250 тонн; по контракту со строителями он должен был быть спущен yа воду в сентябре 1848 года, следовательно не мог выйти из Кронштадта ранее исхода октября. Главные его измерения: длина между перпендикулярами 94 фута (28,5 м), ширина 24 фута 7 дюймов (7,5 м); при полном грузе должен сидеть ахтерштевнем 12 футов 9 дюймов (3,8 м), а форштевнем 11 футов 8 дюймов (3,5 м). Диферент 1 фут 1 дюйм (32 см).}. Этот транспорт назначался на службу в Охотск, и на нем приказано было отправить из С. Петербурга и Кронштадта различные комиссариатские, кораблестроительные и артиллерийские запасы и материалы для наших сибирских портов: Охотского и Петропавловского. Такова была цель отправления транспорта «Байкал», выход из Кронштадта предполагался не ранее осени 1848 г. В это время в Петербург прибыл незадолго перед тем назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-майор Николай Николаевич Муравьёв 55, бывший до того Тульским губернатором. Так как я должен был итти в сибирские порты, состоявшие отчасти и в его ведении, то начальник Главного морского штаба князь Александр Сергеевич Меньшиков 56 приказал мне представиться Н. Н. Муравьёву. Николай Николаевич принял меня весьма благосклонно; в разговоре с ним о снабжении наших сибирских портов я имел случай обратить его внимание на важное значение, какое может иметь для вверенного ему края река Амур; на это он отозвался, что не только возвращение этой реки в наше владение, но и открытие для нас свободного по ней плавания представляет огромное значение для Сибири, но, к несчастию, все убеждены, что будто бы устье этой реки забросано мелями и недоступно для входа в реку судов с моря и что в этом убежден вполне и император, ибо, когда я пытался обратить его внимание, объяснил мне Н. Н. Муравьёв, на важное значение для России реки Амура, государь изволил выразиться: "Для чего нам эта река, когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки" {Об экспедиции Гаврилова 1846 года и о её результатах, оставленных вследствие повеления Николая I без огласки, Н. Н. Муравьёв ничего не знал: об этом было известно только графам Нессельроде и Чернышёву, князю Меньшикову, барону Врангелю, Тебенькову и Завойко. Тихменев в сочинении своем "Историческое обозрение колоний Российско-Американской компании" на стр. 61 говорит, что будто бы император в 1847 году сказал Н. Н. Муравьёву, что река Амур должна принадлежать России и что производившиеся там исследования не раз должны повториться". Это выдумка Тихменева — государь никогда в 1847 году Муравьёву этого не говорил, что ясно доказывается его резолюцией, сделанной на докладе графа Нессельроде 15 декабря 1846 года: "Оставить вопрос об Амуре как о реке бесполезной для России".}. На это я отвечал Н. Н. Муравьёву, что распространившееся действительно подобное заключение о реке Амуре и его лимане мне кажется весьма сомнительным, ибо из всех обнародованных сведений и описей, произведённых Лаперузом, Браутоном и Крузенштерном, на которых подобное заключение и могло быть только основано и которое я тщательно изучил, еще нельзя делать об устье реки такого заключения. Кроме того невольно рождается вопрос: неужели такая огромная река, как Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках, как некоторым образом выходит из упомянутых описей. Поэтому я полагаю, что тщательное исследование её устья и лимана представляется настоятельной необходимостью. Сверх того, если Сахалин соединяется с материковым берегом отмелью, покрывающейся водой только при приливах, как показывается на всех морских картах, составленных по упомянутым описаниям, то-есть, если вход в Амурский лиман из Татарского залива недоступен, то это обстоятельство ещё более должно убеждать нас, что из Амура должен существовать выход с достаточною глубиною. Выслушав со вниманием мои доводы, Н. Н. Муравьёв, изъявив полное сочувствие моему предложению, выразил, что он с своей стороны постарается употребить все средства к его осуществлению.