Вера Кудрявцева - Летний дождь Страница 20

— Понимаешь, читаю, перечитываю — время-то теперь позволяет — и будто свои мысли читаю! Знал, верил: поймут там! — указал вверх. — Все наши беды поймут! Ты думаешь — это просто, когда на твоих глазах крепкое хозяйство в убыток начинает жить! И ты все это видишь, а сделать ничего не в силах! В долгах ведь мы последнее время у государства, как в шелках! Давно, давно пора всех этих межрайонщиков в одну упряжку! А то один в бороне — семеро в стороне! А как каравай делить — всем поровну! Да если бы еще поровну! Подняться бы — теперь не время хворать… А сил не хватит — передать бы хозяйство в добрые, честные руки… уж не Глобину только, — помрачнел враз отец, опустился безвольно на подушки.

— Глобин… опять Глобин… что за Глобин? — допивая молоко, усмехнулся Юрий.

— Не люблю о людях говорить плохо, а он ведь еще и свояком мне доводится, — поморщился отец. — Но это вопрос для меня принципиальный. Потому скажу так: если вспомнить наш партийный язык, то Глобин — это шаг назад, хоть по всем показателям впереди. На мой взгляд, конечно…

— Как это: впереди и шаг назад, не пойму что-то, — пожал плечами Юрий.

— A-а, зачем тебе, — вздохнул отец. — Отдыхай лучше.

А выговориться, видно, хотелось, и он продолжал уже спокойно:

— Наблюдаю я за ним, за его, так сказать, методами, за людьми его и вспоминаю такой случай. До войны работал я в райкоме комсомола в одном сибирском городке. И была у нас в районе такая деревня — Каменка. Богатющая деревня. И все в районе знали: председатель того колхоза всеми правдами и неправдами гребет под себя, словом, хитрец-махинатор. Знали, но глаза закрывали: мол, зато колхоз гремит. И вот началась война. Так эта деревня Каменка в первый же год войны весь район раздела-разула. Люди все на хлеб им променяли, пока научились на картошке жить. Я тоже за достаток. Но не таким путем! Ладно, утомил я тебя. Что? Какие у тебя на сегодня планы?

— Да хотел, папка, домой, в Воронино, сбегать… Сколько раз во сне видел, как приезжаю туда, вхожу во двор… Что с тобой, отец? Плохо тебе?

— Здравствуйте! — в дверях стояла девушка. Увидела Юрия, вспыхнула, заиграли ямочки на щеках. — Петр Иваныч, готовьтесь!

— Ох, как вы вовремя! — понял Юрий, кто перед ним, когда она надела халат, стала инструменты для укола готовить.

— А я всегда вовремя! — взглянула она на Юрия с улыбкой. — Петр Иваныч, ну что вы дрожите? Все уже! До чего уколов боится! Аж в лице меняется

— Знакомьтесь: Танечка. А это, Танюша, сынок мой, старшой… — как ни в чем не бывало сказал отец, оправляя рубаху.

— Очень приятно! — пожала фельдшерица своей пухленькой, но крепкой ручкой сильную руку Юрия.

— Петр Иваныч! Вечером зайду! — крикнула уже с улицы.

— Получше тебе? — проводив гостью, вернулся Юрий к кровати отца.

— Лучше, Юрик, лучше. Ты иди, иди. Бабушка Лиза радешенька будет.

— Бабушка Лиза? Неужели жива? — воскликнул Юрий. Он не ожидал, что так обрадуется предстоящей встрече с бывшей своей соседкой. Тогда, в детстве, она казалась ему совсем древней старухой. И вот, оказывается, жива!

— Жива! Одна она там живет.

— Как одна?

— Нету, Юрик, деревни Воронино. Два-три домишка… — И щеки вспыхнули нервным румянцем…

— Отец, ты бы отдохнул — нельзя тебе волноваться… — успокаивал Юрий отца, а сам едва сдерживался: так хотелось узнать о Шуре. Где она теперь? Он ведь надеялся, что она по-прежнему живет в Воронино.

— Отдохну, Юрик, ты иди, иди… А что: вспоминал, значит, Воронино?

— Да не так чтобы уж часто… Но раз — это запомнилось— стоял как-то у телефонной будки, ждал. А в самом центре города было. Стою, жду. Мимо народ лавиной. Много людей — поток. И все мимо… И вдруг мысль такая… Что же это я стою здесь? Посреди чужого города. Среди чужих людей… Да зачем я здесь?

А перед глазами домишко наш, речка за огородом, лес… Рассказывать долго, а было — мгновение…

— Понимаю…

Шел Юрий по селу — незнакомые люди здоровались с ним. То ли знали, чей он сын, то ли по старинному деревенскому обычаю.

Когда проходил мимо магазина, вспомнил, что приехал в дом отца без подарков. Решил исправить оплошность, поднялся на высокое крыльцо сельмага.

Продавщица Груня, увидев его, кинулась к кожаному пальто, спрятала его вместе с вешалкой за ширму.

— То ли городский кто, то ли кто из глобинских. Не хватало, чтобы кто из глобинских отхватил это пальтецо… Что вы хотели? — обратилась она к Юрию.

А он стоял и не верил глазам: невиданные товары красовались перед ним. Вот беличья шубка, вот пальто с этикеткой «Бельгия», вот дубленка с этикеткой «Исландия». Тут же богатые меховые шапки, заморские сапожки… Только собрался удивиться, как рассмотрел другие этикетки: 150 кг, 75 кг, — крупно объясняли они. Товары шли на мясозаготовки.

Эти цифры потрясли его больше и объяснили ему красноречивее беды и задачи сегодняшнего села, чем все разговоры с отцом, чем засоренные поля когда-то передового хозяйства. Забыв о подарках, вышел Юрий из магазина

— Груньк! — всплеснула руками напарница. — А ведь это, однако, Петры Иваныча сынок! Приехал, сказывали, попроведать его. Знала я его парнишкой-то… Когда еще в Воронино вместе мы жили… Он и есть!

— Что же ты молчала-то! — возмутилась Груня и опять вынесла из-за ширмы кожаное пальто. — Чистая кожа, всего 450 рэ и без мясозаготовок. Надо будет предложить ему, гость все же. — И вывесила пальто рядом с другими товарами.

Юрий вышел уже было за село, да не удержался — свернул в сторону: не мог пройти мимо машинного двора, на котором он когда-то, в детстве, пропадал все свободное время. Запах бензина кружил ему голову. Телогрейку мазутную, бывало, кто-нибудь из механизаторов сбросит, разгоряченный работой, он тут же натянет ее на себя — вот, мол, и я — тракторист! Как же пройти мимо.

Тут все было по-старому. Еще весной разъезженная колесами машин грязь засохла комьями, и, словно вмерзшие в нее, стояли там и сям грузовики, комбайны. «Машин как будто побольше стало, а все так же — под открытым небом…» — невольно с горечью подумал Юрий.

Кругом было пустынно, тихо, как и должно быть в эту пору: все способные работать и машины, и люди — на полях. Около старого «ЗИЛа» мучился паренек-водитель.

— Помочь? — подошел к нему Юрий. — О-о, Иван, кажется? Привет! — узнал он вздыхателя Лены,

— Помогли уже, — буркнул парень. — Только что из Сельхозтехники пригнал. Вчера пригнал — седни ни с места. Спецы!

— А ну — заводи! — вслушался Юрий в работу мотора. — Не тужи: сейчас зазор прерывателя отрегулируем и — днем — кафе, вечером — ресторан!

— Ну да? — не поверил парень, а потом жадно наблюдал за работой Юрия, и лицо его преображалось.

— Заводи! — вытер тот руки. — А ты ведь вроде глобинский?

— Да ничего она путем не знает — ваша сестрица! Я уже давным ушел назад!

— Сказать ей про это? — подмигнул по-свойски Юрий, повеселело на душе: в охотку поработал.

Ванька смутился, покраснел и рванул машину с места.

К Юрию подошел стоящий все это время поодаль молодой очкарик, представился.

— Сергей… инженер… главный…

— Ого! — похвалил его Юрий. — Такой молодой и уже главный! Молодец!

— Куда деваться-то, — по-уральски мягко произнеся «ться», ответил Сергей. — Вы, я слыхал, тоже наш факультет кончали?

— Мы все учились понемногу, — усмехнулся Юрий и подумал: «Не успел приехать, все уже известно… Интересно, Шура знает, что я здесь?.. Если, конечно, сама никуда не уехала…» — И сразу тесно стало в груди,

— Поработаем? — предложил очкарику.

Ожил машинный двор. Сбежались мальчишки, наперебой подавали инструменты, галдели. Юрий то лежал под машиной, энергично работая гаечным ключом, то вслушивался, приложившись ухом к боку машины, в работу мотора.

— Коленвал, — ставил диагноз.

— Коренной подшипник. — Послушал еще: — Передний. Нельзя снять вон с того старичка?

— Можно, — восхищенно смотрел инженер на работу гостя.

— Клапан прогорел, выпускной, — будто внутрь заглянув, уверенно говорил Юрий. — Есть клапана?

— В Сельхозтехнику надо. За любой малостью к ним. Да еще сто раз поклонишься — ничего-то у них нет. Вон Глобин, ребята говорили, новые машины на детали разбирает, и ваших нет!

Опять — Глобин!

— А что же у вас техника-то под открытым небом? Раньше — понятно: машин-то было — раз-два, и обчелся. А теперь… Не жалко?

— Жалко… Как не жалко, — нахмурился очкарик. — Да куда деться-то? Не у нас одних… Там, — поднял палец вверх, — никак, видно, не договорятся. Лучше бы машин чуток поменьше выпускали — все равно людей не хватает, простаивают, а выделили бы средства на машинные дворы. Не задерживаются у нас специалисты: то в Сельэнерго бегут, то в ПМК, то еще куда — пятидневка всем нужна. Ну, ничего — мы тоже скоро на пятидневку перейдем!