Константин Еремеев - Озеро шумит. Рассказы карело-финских писателей Страница 21

Он, припав к земле, снова огляделся. По угору, увязая в снегу, карабкались его солдаты. «И добро, и ладно, не надо останавливаться, не надо!» Он бросками преодолел самую крутизну, задыхаясь, чувствуя, как заходится дыхание, темнеет в глазах, распластался опять в снегу. Секунду лежал, набираясь сил. А его солдаты были совсем рядом. Он набрал полную грудь воздуха, надрываясь закричал: «За мной!»

Начал подниматься, всем существом ощущая летящий навстречу свинец… Вовсю работали лобовые два пулемета врага. Но вот впереди Маркелова сильно хлопнули гранаты — рев пулеметов смолк. «Ура!» — в неизъяснимом восторге заорал Маркелов, перемахнул единым духом в немецкий окоп, обрушил приклад автомата на ошалевшего от страха фашиста, устремился вдоль траншеи. Сверху вдруг свалился Петров, обернулся к Маркелову посеревшим лицом:

— Не так, старшина!

Перед поворотом присел, швырнул гранату и почти следом за ней ринулся сам. За коленом окопа Маркелов увидел еще падающего фашиста (автомат падал отдельно), но Петрова уже не было. Где-то рядом звенел пронзительный голос:

— Давай, робяты, давай! Дава-ай!

…Злополучный «Огурец» был взят.

Когда напряжение боя спало, Маркелов оперся спиной о стену окопа и посмотрел на часы. Поднес руку к уху — стучат. Пощелкал по циферблату, снова послушал — стучат! Секундная стрелка медленно ползла по кругу. «Без восьми девять. Всего семь минут… С ума сойти!»

— А ну, старшина, кончай командовать моим полком! — весело прогремел сзади голос взводного Беркало. Приплясывая от возбуждения, младший лейтенант нахлобучил Маркелову шапку на нос, тормошил его. — Ишь, не успеешь заболеть — они наступать кинулись! Этак ты из интендантов в генералы выскочишь! А кто кормить-поить нас будет?.. Удрал я из санчасти, слышишь?

Беркало оторвался от старшины и дико заорал:

— Маркелы-ы-ыч! Гляди-ии!

Почти у самого села из-под речного обрыва поднялись солдаты. И тут же с другой стороны от дороги выросла еще цепь. Перекатами донеслось: «Ура-а-а!»

— Мошканцев пошел! — сказал старшина.

Беркало обернулся:

— Ослеп, да? Не только Мошканцев. На-ча-лось! Понял?

Маркелов глянул повыше. От красных домов железнодорожной станции, ныряя на ухабах, разбрызгивая перемешанный с черным дымом снег и посвечивая багровыми языками выхлопов, летели танки. В сизом туманном небе заиграли сполохи, и под синей кромкой дальнего леса вздыбились рваные тучи. Загремел гром. Откуда-то из снегов вырвались лыжники в белых маскировочных халатах, устремились вслед за танками, огибавшими село.

— Неужели началось?! — произнес Маркелов, и неожиданно к горлу подступили слезы.

Подбежал связной Мошканцева:

— Лейтенант велел барахло перевозить в деревню, понял?

— Да понял, чего уж не понять! — огрызнулся Маркелов.

— Взвод, слушай мою команду! — закричал Беркало. — Вперед!

— Куда? — вскинулся Маркелов. — Приказано закрепиться и сидеть!

Беркало только рукой махнул, оскалился, вырвал из кармана полушубка пистолет, мельком глянул на старшину. Уже вымахивая из окопа, бросил:

— Башкой надо работать!

И побежал вниз, размахивая наганом. За ним — солдаты. Маркелов считал: «Раз, два, три… пять… девять… четырнадцать… семнадцать, семнадцать. Еще раз семнадцать!»

Заныло сердце: «Покомандовал, называется! Восьмеро погибло. И если бы не Петров… А где он?»

Маркелов обеспокоенно вглядывался в удалявшийся под гору взвод. Солдаты уже не бежали, а шли — по ним никто не стрелял. Только Беркало порывался на рысь, призывно размахивал рукой. Ни на одном солдате не было плащ-палатки. «Потерял! Потерял плащ-палатку-то», — унимал тревогу старшина.

Пробираясь по траншее, Маркелов наткнулся на солдата-запасника. Он сидел на корточках, покачивая забинтованную руку. Рядом лежал убитый. Маркелова качнуло: из-под зеленой плащ-палатки, рдеющей пятнами крови, торчали разбитые ботинки, прошитые синим кабелем.

— Миной, гады, накрыли! — скрежетнул зубами раненый солдат.

Маркелов отогнул край плаща. Заострившийся в предсмертных судорогах нос, прикрытые веки, черные губы. И вовсе не так уж молод был Петров, как вечером показалось Маркелову: путаница морщим пролегала на щеках…

— Билет партийный надо бы взять, — попросил Маркелов.

— Какой билет? Беспартийный был Андрюха!

И солдат протянул Маркелову залитый кровью листок бумаги — красное на голубом. Это было заявление рядового А.И. Петрова в партию, написанное еще месяц, назад.

— Давно он хотел стать коммунистом, — продолжал солдат. — Сперва ранили и выбыл с фронта. А пришел… и вот…

На измятом снегу метались багровые блики от горящей деревни. Где-то уже далеко ворочался, то затихая, то грозно вспыхивая вновь, бой. А в ушах Маркелова звучал пронзительно властный победный зов:

— Ко-о-ммунисты, вперед!

…Под вечер, переправив хозяйство роты в деревню, Маркелов вернулся на высоту. На самом взлобке нашел могилу пятерых солдат — трое из восьми оказались ранеными. Старшина ровно отесал топором сосновый столбик, написал имена погибших. Помялся, огляделся вокруг и решительно вывел красным суриком под фамилией Петрова: «Коммунист».

1969 г.

Федор Трофимов

Родился в 1910 г. в с. Деревянное Петрозаводского уезда Олонецкой губ. В 1930 г. окончил Петрозаводский лесной техникум, затем работал в Ругозерском леспромхозе. С 1932 г. сотрудничает в газете «Красная Карелия», с 1953 г. — редактор газеты «Ленинская правда». Литературную деятельность начал в 1931 г.

Участник Великой Отечественной войны. В 1945–1946 гг. как журналист, был командирован на Нюрнбергский процесс. Наиболее активно работает в литературе в послевоенное время. Написано много очерков, рассказов, четыре повести. Член Союза писателей СССР с 1944 г. За литературную и общественную деятельность награжден двумя орденами «Знак Почета». Заслуженный работник культуры РСФСР.

Шестое открытие

Поезд прибыл на станцию Приозерная глубокой ночью. Из спального вагона вышел человек в берете, коротком плаще и высоких охотничьих сапогах. В левой руке он нес вещевой мешок, правой держал ремень двустволки, висевшей на плече.

Человек был большой, грузный, но ступал легко, размашисто. Проходя мимо здания вокзала он взглянул на вывеску, на которой крупными буквами было написано название станции, и, убедившись, что это действительно Приозерная, направился туда, куда шли все, — на дорогу, ведущую в город.

Вскоре приезжий догнал сутуловатого человека, несшего под мышкой длинный сверток бумаги, и спросил его, как найти в городе гостиницу.

— По пути покажу, — сказал человек с бумажным свертком.

Перейдя деревянный мост, под которым шумела черная, как уголь, река, спутники поднялись на пригорок. Перед ними открылась панорама сверкающего электрическими огнями города. Впереди громоздились корпуса комбината. Прямые линии их, разрываемые густыми тенями, зримо не ощущались, а лишь улавливались. Было очевидно, что комбинат большой. Слева высоко поднимались многоэтажные каменные дома, крыши которых были покрыты темным пологом ночного неба.

Недавно прошел дождь, и на листьях молодых тополей, прямыми рядами выстроившихся вдоль улицы, искрились капельки воды. Блестел асфальт мостовой. Было время полного ночного затишья, и два человека шли серединой широкой улицы.

Приезжий часто оглядывался по сторонам, иногда останавливался, что-то бормотал себе под нос и изредка громко произносил:

— Да-а!..

Прощаясь у гостиницы со своим спутником, он воскликнул:

— А ведь город-то настоящий, батенька ты мой!

— Да что вы говорите? — рассмеялся человек со свертком под мышкой. — Не может этого быть!

Рано утром следующего дня из гостиницы вышел охотник. На спине его горбатился туго набитый рюкзак, на правом плече висело двуствольное ружье. Рабочие комбината, возвращавшиеся домой с ночной смены, видели, как незнакомый охотник остановился посреди улицы, видимо, размышляя, в какую сторону ему пойти. Потом спросил у прохожих, где находится Черная Губа, и, получив ответ, неторопливо зашагал по направлению к озеру.

Недели три спустя в кабинет главного инженера целлюлозно-бумажного комбината вошел человек в берете, с букетом цветов.

— Здравствуйте, — сказал посетитель, идя крупными шагами от порога к столу, за которым сидел инженер. — Моя фамилия… — Он назвал фамилию и сообщил профессию — литератор. Инженер ответил, что фамилия литератора ему хорошо знакома.

— Лестно, очень лестно. Спасибо.

— Садитесь. — Инженер показал на обтянутое кожей кресло, придвинутое боком вплотную к столу.

Посетитель грузно сел. Сняв с головы берет, он поправил рукой длинные седые волосы и пристально посмотрел на инженера.