Иван Абрамов - Оглянись на будущее Страница 21

— Вы бы, Федор Пантелеевич, с другими бригадирами тоже подружились. На пользу дела.

— Учту, — покладисто кивнул Мошкара. Сел с краешка, поскрипел стулом, закрыл глаза. Вот, мол, тихий я и смирный, а на меня все жалуются. А я тоже рабочий класс, устал, видите как…

От Стрельцова пахло совсем свежим дымом сгоревшей электродной обмазки, в глазах — азарт и искорки веселой усмешки, в руке — новенькая рукавица с чем-то тяжелым и теплым. Дымилась рукавица, тоже распространяя острый запах сгоревшего электрода.

— Здравствуйте, товарищи, — весело бросил Стрельцов. Потеснил Павлова, сел, свесив руку с дымящейся рукавицей под стул.

— Ну, чо? — шепотом спросил Павлов.

— Нормально.

— А он чо?

— Сказал: пойдет.

— Ну, давай! Давай, давай! — характерным жестом указал Павлов в пол. Таким жестом, бывало, зрители повелевали гладиатору-победителю прикончить побежденного.

Встал Колыванов, уперся обоими кулаками в стол, пошатался чуть заметно, словно убеждаясь: прочно ли устроился? Произнес тихо, но уверенно:

— Товарищи! Мы собрались сегодня, чтоб совместно обсудить ряд назревших и неотложных вопросов. А вначале коротенькое сообщение, как мне кажется, впрямую связанное с тем, о чем нам и предстоит говорить. На котельном участке наблюдается нервозность и суета. То и дело там рвется график, по необъяснимым причинам затеваются мелкие конфликты, просто перебранка. Это мешает видеть главное. Говоря понятнее, это новая завеса, для некоей маскировки. Сегодня директор высказал опасение, что с тринадцатым поездом мы вовремя не выйдем, а четырнадцатый придется брать штурмом.

— У гадалки он об этом справлялся? — подал реплику Захар Корнеевич. — По котельному все идет планомерно.

— Не все! — резко оборвал Колыванов. — Точнее, если не в обиду примете, ничего не идет у вас планомерно. Доказать? Ну, ну, я ж сказал, не обижайтесь. Моя ответственность вместе с вашей. И дальше, но теперь о том, ради чего мы собрались.

Никому и в голову не пришло бы, что пять минут назад Колыванов вовсе не знал, как быть, что говорить, как говорить на первом этом совещании? Колосков смотрел на Колыванова озадаченно и незаметно, не для него, одобрительно кивал. И хотя начальник цеха еще не подступил к тому главному, о чем тут шла речь пять минут назад, видно было, что он готов и скажет правильно.

— Почему на котельном до сих пор не освоили электросварки тонкостенных труб? — мягко, ни к кому не обращаясь, спросил Колыванов. — Ответить просто: не успели. Или по-иному как, но нужен не ответ, нужно дело. Кто дал вам право, товарищ Мошкара, вырезать пробный стык, сваренный Стрельцовым с ведома и согласия всех компетентных инстанций?

— Технокарта мне дала такое право, — не открывая глаз и не шелохнувшись, ответил Мошкара. Стало ясно: он готов к сражению, он знает, что главное впереди, и потому бережет силы.

— На разрешении подпись главного технолога, — напомнил Колыванов. — Неужели вы считаете…

— Технокарту делал не наш главный технолог, — напомнил Мошкара. Стало еще яснее. Он не намерен ни в чем уступать, он знает силу своих позиций. — Будет поправка законная, приму, не будет — не надо меня стращать.

— Вот так, — указал Колыванов на Мошкару. — Позиция дзота.

— Кзота, — опять поправил Мошкара.

— Нам, например, понятно, что в главк подают лишь окончательно отработанные предложения. Как их отработать, если мы не можем пальцем шевельнуть без разрешения товарища Мошкары?

— Отрабатывайте в лаборатории, — все так же невозмутимо произнес Федор Пантелеевич. — Заказчику нет дела до наших забот. У него свои заботы: надежен ли наш котел?

— Помолчите! — повысил голос Колыванов. — Мы не на посиделках. Если я сомневался — откуда берутся мелкие передряги на котельном, теперь мне понятно. Дело тонет в мелочах потому, что товарищ Мошкара… да и не он один, привык жить по мелочам.

— Это уже личное, — и опять бросил Мошкара. — Как я вижу, никого не касается.

Долго молчал Колыванов. Колосков подумал было, что реплика Мошкары смутила его, сбила, как говорится, с главной линии. Но нет, оказалось, Колыванов не хотел сорваться. Восстанавливал голос, как говорят ораторы.

— Вы читали в газетах, товарищ Мошкара, такие обязательства: «Работать и жить по-коммунистически»? — ровным, будничным тоном спросил начальник цеха. — Не читали? Ну, тут уж не я виноват. Читайте газеты — вот они, бесплатно. Лежат. Целехоньки. Можете пойти в нашу библиотеку. Там тоже лежат. Словом, ваши возражения принять нельзя. А теперь еще о важном. Вот тут, — показал он скрепленные ниточкой листы, — изложено дельное. Новое. Признаюсь, самому мне не совсем понятное…

— Можно два слова? — встал Стрельцов.

— Ну, если два, — разрешил Колыванов.

— Я и вовсе без слов обошелся бы, — улыбнулся Стрельцов, подходя к столу начальника цеха. — Вот! — вытряхнул он из рукавицы два конца трубы с шовчиком посредине. — Вот! — достал из кармана блестящий шарик и опустил его в отверстие трубы. Шарик мягко звякнул и вывалился с другого конца. — Это калибр, — пояснил Стрельцов. — Ни одного прогара. А еще вот, — достал он из нагрудного кармана квадратную пленку-негатив. — Рентгенснимок предыдущего стыка. Ни одной поры. И этот, и тот стыки сварены в неповоротном положении, по месту. Ну, а насчет технокарты — и это одолеем. Технокарты пишут на бумаге, здесь вот — сталь. Сталь! — повторил он, оглянувшись на Мошкару. Чуточку помолчал, вопросительно глядя на Колыванова, продолжил спокойнее: — На каждом котле двести восемнадцать рублей экономии. Маловато, хорошо бы в тысячах, но… но тонкостенные трубы варят газом не только у нас. Все! — и вернулся на свое место, оставив на столе начальника цеха и рукавицу, и теплые еще образцы.

— Доказал! — ехидно бросил Мошкара, так и не открыв глаз.

— Ты спи, спи, — похлопал его по плечу Михаил Павлов. — Не надо воду мутить, нам ее пить приходится. Ты не понял? Ну, спи, спи. За получкой не опоздай только.

— Ничего, Никанор побудит, — покосился Мошкара на Павлова. — А ты гляди, не пришлось бы задом наперед двигать, как маневровой «кукушке».

15

С тяжелым чувством уходил Иван Стрельцов с этого первого при новом начальнике цеха совещания. В мыслях что-то мельтешило и путалось, но постепенно как бы отпечатывалось мнение: совещание начальник цеха собрал не для того, чтоб прояснить ситуацию по главным вопросам, а для того, чтоб узнать: кто на кого сердит? Хуже того, показалось, что Колыванову не интересны причины, а лишь последствия. Но и до совещания было всем ясно: Мошкара дружит с Никанором да и с Захаром Корнеевичем и терпеть не может Павлова. Еще раз выяснять такое в официальном порядке нет никакого смысла. Почему кто-то кого-то любит или не любит? Конечно, на этот вопрос ответить трудно. Любовь зла, но речь-то не о той любви, которая зла и слепа, производство — это не лужайка по луной, тут просто так не вздыхают и не бранятся. Почему Мошкара против передачи тонкостенных труб на электросварку? Может, потому лишь, что электросварщик Стрельцов, а газосварщик Ефимов? Если так, вопрос решается просто. Но Мошкара вообще против. Против всего, что содержится в предложении бригады. Значит, суть не в Стрельцове, по крайней мере, не только в Стрельцове. В чем же она — суть? Вот чем заняться бы на этом совещании. Но начальнику цеха виднее. К тому же, может, это правда, что проблемы, поднятые в предложениях бригады Павлова, нельзя решать в масштабах одного цеха. «Коммунизм на девять посадочных мест», — ехидно оценил все эти предложения Мошкара. Да, в бригаде всего девять человек, но разве речь шла только о нуждах бригады? И получился какой-то порочный круг. Проблема выходит за пределы бригады и цеха, но это, когда надо решать ее. Проблема узка, всего на девять посадочных мест, когда оценивают ее общее значение. Какая она на самом деле? Что так рассмешило Мошкару, когда коснулось дело жилищных условий? У него дом с мезонином, по две комнаты на живую душу. Егор Тихий не одолел мезонинных, у него по два метра на живую душу. Ну, так и что же, все на месте, пусть будет так? Игорек живет седьмой год в холостяцком общежитии, сам Павлов — в какой-то комнатушке-закутке у добросердой хозяюшки. Пусть живут, какая нам забота? А если они несут свои заботы в цех? Если те свои заботы не дают им понять заботы общие? И только по одному пункту, да и то с некоторыми колебаниями, мог принять Стрельцов расплывчатость колывановских позиций. Учеба. Тут есть какая-то неоправданная нацеленность. Вася Чуков скоро окончит институт. Хвала и честь ему. Будет хорошим руководителем, если не будет плохим. Павлову тоже надо бы среднее техническое. Не исключено, что Гриша Погасян когда-нибудь тоже станет бригадиром. Пусть учится. В техникуме, в институте — это детали. Но зачем техникум или институт просто сварщику? Да, да, просто сварщику, который не собирается ни в бригадиры, ни в руководители. Или это зазорно — всю жизнь в сварщиках? Нельзя любить всю жизнь свою профессию? Брехня! Еще как можно. Ну а холодный руководитель, как и холодный сапожник, едва ли способен на чудо в своей сфере. И дело не в том, что учиться не хочет именно Иван Стрельцов. Одному не нужна учеба, другому — коллективное строительство жилья, третьему — новшества по сварке. Каждый отклоняет что-то одно, а в результате все отклоняется. Должен же кто-то рассмотреть совокупность проблемы, а не ее обрывки. Вот в чем дело. И еще: почему администрация убеждена в честности Мошкары и не хочет верить чести бригады? Это уже не мнение, это оскорбление. Значит, они все, все без исключения, корыстны и ненадежны. Им, всем, нельзя верить ни в большом, ни в малом. Над ними непременно должен стоять Мошкара. Понять такое нельзя, как бы и кто ни убеждал. Убеждать в этом недостойно. И это не довод, что не все еще готовы работать без техконтроля. Кто не готов, пусть ходит под совестью Мошкары. Ну а кто готов?