Вера Кудрявцева - Летний дождь Страница 22

Из темной калитки вышла сухая, но стройная старуха, лет, наверно, восьмидесяти. Юрий шагнул ей навстречу:

— Бабушка Лиза! — осел вдруг голос, — Елизавета Пахомовна!

— Не признаю никак, — всмотрелась старуха в его лицо неожиданно ясными из глубоких морщин глазами, — О-ох, Егорий никак? Соседушко мой молодшенький! — поцеловала троекратно. — Помнишь ли — не любил ты, как я тебя так величала? Егорий — скажу. «Никакой я не Егорий», — ты мне. Приехал все же? Это я надоумила Ленушку: отбей, мол, телеграмму, так и так: отец плох. Что озираешься — дивно?

— Елизавета Пахомовна, как же вы тут? Так одна и живете? — не мог он никак привыкнуть к новому виду деревни.

— Пошто одна? Дружок мой тут, рядышком. На кого его оставлю? — кивнула она на могучий тополь посреди полянки. Была здесь раньше главная деревенская площадь.

— Ну, пойдем в избу — соловья баснями не кормят: луковик у меня в печи. Как знала, луковик ноне завернула… Меня-то уж отседа только вперед ногами вынесут.

Она, однако, не торопилась уходить с улицы, словно желая, чтобы Юрий подольше насмотрелся на запустение.

— Всю жизнь я бессменным председателем колхоза «Заре навстречу», все тяжкие года была с родной Ворониной, вот и уйду из нее последней. А может, еще доживу — увижу, как она сызнова отстраиваться начнет…

Юрий слушал старуху, а сам посматривал нетерпеливо на свой домишко. Она заметила это:

— Ну, иди, иди домой-то, иди… А я тем временем выну из печи. Да отдохнуть ему еще надо, луковику-то. Пойди пока…

Перво-наперво отодрал Юрий от окон доски, распахнул ставенки. Потом подпер колом ворота: когда открывал, они едва не свалились на него — подгнили столбы. Раздвигая по пояс вымахавший репейник, прошел к крылечку. В давно заброшенном дворе две скворечни-дуплянки оказались жилыми. Обрадовался верещанию скворчат, как в детстве.

И вот перешагнул порог родного дома, где столько раз побывал во сне. Зашел и сел прямо на порог, всмотрелся в немудреное убранство избы. Вот его, Юрия, школьный уголок: сколоченный отцом стол, этажерка.

Юрий прошел к этому столу, посидел за ним, веря и не веря, что это опять не сон, что он в доме своего детства. На полках этажерки пылились журналы — «Юный техник», «За рулем», школьные тетрадки. За стопой тетрадок Юрий вдруг увидел огромный, перетянутый проволочкой пучок карандашей, простых карандашей, не подточенных. Вспомнил, как они тут оказались, повертел в руках, засмеялся:

— Вот грабитель!

Не хотелось засиживаться в сумерках нежилой избы. Вышел в ограду, разыскал под навесом старую щербатую литовку, замахал ею, скашивая крапиву да репейник. Когда дошел до покосившегося забора в огород, литовка вдруг врезалась во что-то носиком. Оказалось: колясочка, деревянный ящик на колесиках, вместо руля — тоже колесо от детского велосипеда.

Юрий присел перед этой колясочкой, вырвал ее из бурьяна. Опять вспомнилось давнее.

…Юра стоял у ворот, что вели в огород, смотрел в щелочку и хныкал. Он знал: в огороде живет росомаха, а мама ушла туда и не возвращается. Наверно, росомаха защекотала ее до смерти. И он разревелся в голос.

Вдруг в подворотню двора решительно пролезла девчонка, отряхнула платьишко на животе, огляделась в чужой просторной ограде.

— Что базлаешь? — увидела прижавшегося к калитке Юру. Ему понравилось, как незнакомая девчонка пролезла по-пластунски в их двор. Он сморгнул слезинки, объяснил хмуро:

— Мама ушва в огород и нету…

— Не ушва, а ушла, — строго поправила его девчонка.

— Я и говорю — ушва. А там живет росомаха. Она ее защекотава, — сморщился он опять, да передумал плакать, поддернул штанишки. Девчонка поправила единственную лямку на его плече, объяснила:

— Твоя мама ушла в магазин, я видела. Через прясло вон там перелезла и ушла…

— Нет, она сказала в огород, горошку нарвать…

— Да обманула тебя мама, понял?

— Зачем? — распахнул он синие в пушистых ресницах глаза.

— Дурак ты, я погляжу! Зачем обманывают?

— Зачем? — повторил он свой вопрос.

— Да ни за чем! — рассердилась девчонка. — Ты за ней гоняешься?

Юра молчал.

— Говори: гоняешься, как хвостик?

Юра кивнул смущенно — гоняюсь: он был правдив.

— Ну вот! Мама твоя и придумала сказать тебе: мол, в огород пошла за горошком. А сама — через прясло да в магазин…

— Зачем? — опять горько спросил Юра и заморгал, заморгал.

Девчонка всплеснула руками: мол, ну и плакса!

— Погоди! Я счас! — пообещала она и подпрыгнула раз-другой у калитки. Но до веревочки щеколды не дотянулась и опять, пробороздив животом по пыли, проползла под воротами.

Когда она в третий раз тем же путем проникла в ограду, платьишко на животе было уже серое от пыли. Зато она победно помахала перед носом нового приятеля букварем:

— Во-от! Видал, что у меня есть? — и села на ступеньку крыльца — Ты нынче в школу пойдешь?

— В шкову? — Оживился Юра и устроился рядом с гостьей. — В шкову! — Ликовал, — Скоро в шкову!

— Да не в шкову, а в шко-лу! — засмеялась девчонка.

— Я и говорю — в шкову!

Голова к голове — сидели они над букварем, перелистывая его.

— Ау! — читала девчонка.

— А-у! — вторил ей Юра.

— Ма-ма мы-ла ра-му…

— Мама, — вспомнил Юра. — Маму росомаха защекотава…

— Вот наказание господне! — захлопнула девчонка букварь и схватила этого плаксу за руку. — Пойдем!

Юра вошел в огород и прижался испуганно к забору, всматривался округлившимися глазами в глухомань картофельной ботвы. А девчонка носилась по ее междурядьям. То там мелькнет ее всклокоченная голова, то там.

— Ну, где твоя росомаха? — остановилась перед ним, потом взяла крепко за руку, повела за собой. И он пошел, всматриваясь в неведомый ему, запретный доселе мир.

— Вот кто здеся живет! — выдернула девчонка морковинку, обтерла кудрявой ботвой, захрустела аппетитно. — Хошь?

Он хрумкнул, засмеялся: вку-усно!

— Вот кто здеся живет! — сдернула девчонка с высокой грядки колючий недоросток-огурец, опять заставила его отведать. Нащипала полон подол тощеньких плющаток гороха.

— Ну, видишь: нет здеся никакой росомахи!

— Мама сказава…

— Я же говорю: обманула тебя мама…

— Обманува, — плелся за ней Юра. — А ты… ты меня тоже обманешь? — спросил вдруг строго.

Она удивленно посмотрела на него, пожала плечиком.

— Не обманывай меня, вадно? — зашептал горячо, заглядывая в черные ее, распахнутые глаза. — Есви не обманешь, я с тобой играть буду. — Он подумал немножко, будто решая, стоит ли она того, чтобы сказать ей заветное. — Не обманывай! А я тебе свою машину покажу! Я ее сам извадив, са-ам! И покатаю даже!

Руль у машины был из колеса старого детского велосипеда. Девчонка крутила его то в ту, то в другую сторону, а Юра сидел в ящике-кузове и, упираясь двумя палками-веслами, катил свое изобретение по просторной ограде. Ликовала девчонка: вот проехали-проплыли мимо хлева, вот осталась позади поленница, потом и амбар, нот к огромной кадке с водой подкатили. Тут запнулась машина за оглоблю таратайки, на которой возили воду. Юра выскочил из кузова, машина ткнулась носом в трапу, вывалила из «кабины» пассажирку.

— Это не настоящая машина! — рассердилась она. — Настоящая машина не падает и заводится! Вот так: фррр-фррр!

— Вырасту большой, построю настоящую машину! — сказал Юра.

— А меня тогда будешь катать? — примирительно спросила девчонка. Он подумал, рассматривая ее с головы до пят, ответил:

— Если женишься за меня, тогда покатаю…

Теперь она задумалась, прежде чем ответить. Он ждал.

— Ты смевая! — воскликнул Юра, не вынося молчания. — Ты не испугавась росомахи. И ты умеешь вазать под воротами!

— У тебя такие баские сандалики! — неожиданно брякнула девчонка.

Юра посмотрел на свои сандалии:

— У тебя нет?

— А зачем мне! — засмеялась она. — Тепло же! Я босиком! — И она сорвалась с места, засверкала пятками но ограде. Юра тоже сбросил сандалии и тоже было метнулся босиком, да тут застопорил, заприплясывал. Засмеялся радостно:

— И правда — земвя тепвая-тепвая! Токо ковется и щекочется! — И он шагнул в траву. — А трава — мя-ях-кая! — И тоже засверкал пятками по ограде.

— Вот ты где-ка! — распахнулась калитка, и Юра увидел бабушку Лизу.

Он не любил ее за то, что она звала его не Юрой, как все, а Егорием, и за то, что у нее были строгие-престрогие глаза.

— Вот ты где-ка! Шурка! — сказала бабушка Лиза его новой подружке. — А мать обыскалась тебя! Вот как ты домовничашь! Полон огород кур напустила, варначка.

— Это наша бывшая председательша! — зашептала девчонка Юре.

— Мать-то на речку побежала, — продолжала выговаривать ей бабушка, — Думает — туда ты удула!