Лев Экономов - Перехватчики Страница 22

Умываться было неудобно, я забрызгал пол и, увидев висевшую на ящике тряпку, стал вытирать его. Люся всплеснула руками:

— Вот бы увидела хозяйка, как я встречаю муженька! — Она покосилась на обитую войлоком дверь. — Ну-ка дай сюда и отправляйся в комнату.

Она вернулась с чайником. Я подхватил его у Люси из рук и стал снова целовать ее.

— Мы же ошпаримся, Леша. Ну подожди немножко. Я ждал целых полгода и больше не хотел ждать.

— Ты нетерпеливый, как ребенок. Ведь мы не расстаемся.

Но я уже не мог оторваться от Люси. И она это скоро поняла. Ее руки обхватили меня за шею. Она горячо зашептала мне:

— Я боюсь. Это очень страшно?

— Нет, это совсем не страшно, — говорил я, хотя меня уже всего пронизывала мелкая дрожь.

— Нет, это страшно. Лучше немножко выпьем, — она смущенно улыбнулась и пошла к столу.

— Ну хорошо, — я потерял всю свою смелость и искренне обрадовался ее предложению.

Мы сидели за столом один напротив другого и разговаривали о всяких пустяках.

— Лешка, ты пьешь уже третью рюмку и очень мало ешь, — Люся потянулась за бутылкой. — У тебя покраснели уши, и сейчас, наверно, начнет краснеть кончик носа. Не смей больше. Я тебя сейчас же разлюблю.

Я поймал Люсину руку.

— А у тебя стали блестеть глаза, ты стала еще красивее. Теперь я тебя люблю еще больше. Какие у тебя маленькие пальчики. Зачем ты так коротко стрижешь ногти?

И тут я вспомнил о привезенном подарке и заставил Люсю закрыть глаза.

— Кольцо! — воскликнула она, широко растопырив пальцы. — Обручальное. Это настоящее золото? И проба есть? Милый, как ты догадался? Я так мечтала!

Люся вскочила со стула, поцеловала меня солеными от селедки губами, потом стала вертеться у зеркала, выставляя вперед руку с кольцом.

Я никогда не думал, что такая безделушка сможет вызвать в Люсе столько радости.

— Прочитал твои мысли, отраженные от Спики.

— Значит, ты тоже смотрел на нее? Звезда иногда подмигивала мне то весело, то грустно. По ней я угадывала, какое у тебя настроение.

Люся говорила и все повертывала колечко на пальце.

— Не велико?

— В самый раз. Как ты узнал размер? Тоже но звезде?

— Этого она мне почему-то не сказала, и тогда я пошел к твоей бабушке.

— Ты был у нее?!

— Перед отъездом. Мы вместе выбирали это кольцо. Меряли на ее палец. В магазине, наверно, подумали, что для нее покупал.

Все нам с Люсей казалось очень смешным, и мы без конца хохотали, дурачились. Люся вдруг взяла столовую ложку и, сев ко мне на колени, стала кормить меня, как кормят маленьких. После каждой ложки я целовал ее, говорил, что это «назагладку».

К нам постучали. Люся вихрем вскочила с коленей и посмотрела на меня. Тотчас же дверь открылась и вошла дородная оплывшая женщина с маленьким круглым маслянистым личиком и большой колыхавшейся в такт ее шагам грудью.

— Не очень помешала? — показала в улыбке желтые неровные зубы. — Здравствуйте. Нет ли у вас, Людочка, спичек? — Она оценивающим взглядом окинула меня с ног до головы, задержалась на лице. — Запропастились куда-то свои.

— Найдутся. Присаживайтесь, Наталья Никоновна. Знакомьтесь. Мой муж.

— Рада видеть в своем доме, — она вздохнула. — Вы не будете возражать, если я теперь накину на вас рубликов пятьдесят?

Люся снова посмотрела на меня.

— Мы об этом поговорим потом. Вот вам спички. Может, выпьете чашечку чайку?

— Могу и покрепче что-нибудь.

Наталья Никоновна почла своим долгом преподнести нам урок, как надо жить в мире и согласии, привела несколько примеров из своей жизни, думая, вероятно, что ее жизнь нас в тот вечер интересовала больше, чем наша собственная, допила оставшееся в бутылке вино и ушла, оставив на столе спички.

— Послал бог хозяюшку… — я подошел к дверям и посмотрел, как здесь можно пристроить крючок.

— Не люблю я ее, — нахмурила брови Люся. — Любопытная слишком. Все мои чемоданы уже перерыла.

— Может, нам переехать в другой дом?

— Это не просто. Везде занято. Ну да хватит с нее и того времени, которое она у нас забрала. Поговорим о другом.

Но тотчас же дверь снова приоткрылась, и хозяйка просунула голову:

— Забыла главное-то сказать. Жить у меня можно будет только до ребеночка.

Мне вдруг захотелось прищемить ей шею.

Потом хозяйка куда-то ушла, и мы остались в доме одни.

Я снова держал Люсины руки в своих, рассматривал ее маленькие узкие ладони с твердыми мозолями у пальцев.

— Где это ты натрудила? Когда аэродром строили? Люся кивнула.

— Уже проходят.

В ее голосе я уловил грустные нотки. Люся, видимо, скучала по работе, хотя бы даже по такой. Я сказал ей об этом.

Она посмотрела в мои глаза и поспешно замотала головой.

— Что ты! — Тон, каким это было сказано, убедил меня, что я понял ее правильно. Она успокаивала меня, а вместе со мной и себя.

— Ведь дело не в этом, — ответила каким-то своим мыслям Люся.

— Главное, что мы вместе, — поддержал я ее.

— Я еще не совсем верю этому.

— А сейчас? — я сжал ее руки.

— И сейчас.

Я притянул Люсю к себе и стал целовать в распухшие от прежних поцелуев губы.

СТОРОЖЕВЫЕ НЕБА

«Внимание!

20 июля состоится открытое комсомольское собрание части.

Повестка дня:

Наши задачи в связи с переходом на новую материальную часть.

Такое объявление встретило летчиков утром при входе в столовую.

— Читал? — спросил Кобадзе за столом, процеживая сквозь зубы хлебный квас. — Все скоро у нас станет по-другому. Новую жизнь начинаем. Интересную жизнь.

В полку только что прошло с таким же вопросом партийное собрание. Кое-что из того, что там говорилось, нам, молодым летчикам, было известно. Мы узнали, что наш полк переходит в войска противовоздушной обороны. Событие это всех, конечно, взволновало. И мы уже потихоньку вели между собою разговоры на этот счет.

Вот и сейчас, стоило штурману полка заикнуться о новой жизни, тотчас же подал голос с соседнего стола Лобанов.

— Никак не возьму в толк, зачем нужно нас, штурмовиков, делать, так сказать, сторожевыми неба?

Кобадзе весело поднял одну бровь — он прекрасно понимал маневр Лобанова, но не стал уклоняться от разговора:

— Полк наш гвардейский. У него большие традиции, военный опыт, ведь основной костяк сохранился и поныне. И кому же, как не гвардии, испытанным в боях воинам, доверить сейчас противовоздушную оборону страны.

Если начнется война, то первые удары враг попытается нанести нам с воздуха, как это было и в минувшую войну. Мы тогда не смогли сразу должным образом защитить свои воздушные границы. Наши города были подвергнуты ожесточенным бомбардировкам с воздуха.

Это не должно повториться.

Да и в мирное время наши противники иногда совершают бандитские вторжения в пределы Советского Союза. Не многим из воздушных пиратов удается унести ноги назад. Но наша оборона должна действовать решительнее, чтобы отбить у врага всякую охоту исследовать «метеорологические условия» у границ Советского Союза.

Летчики засмеялись. Мы знали, что под этими «исследованиями» всегда скрывались попытки что-то выведать, установить местонахождение наших военных объектов, аэродромов, ракетных баз.

— А что же станет со штурмовой авиацией? — спросил я.

— Она останется, пока будут существовать наземные силы врага: танки, артиллерия, мотопехота. Только в ином количестве и качестве. Старые боевые «илы» отслужили свое.

— Выходит, нам сейчас доверяют более ответственную задачу? — спросил Лобанов.

— Я бы сказал: более оперативную, более действенную на данном этапе.

День перед комсомольским собранием тянулся особенно долго, мы с нетерпением ждали восьми часов.

Чего греха таить, не всегда охотно собирались наши комсомольцы на свои собрания, а кое-кто искал повода, чтобы вообще не прийти, даже готов был в наряд попроситься у адъютанта или старшины.

А тут как сговорились все. Официантки еще не убрали и столов после ужина, а народ уже стал собираться.

Около окна раздачи пищи, которое солдаты называли амбразурой, сдвинули столы и застлали их красной материей — это для президиума. На край стола поставили завернутую в одеяло табуретку — получилась трибуна для докладчика и выступающих. На нее для завершения картины водрузили графин с водой.

Лавочками для всех послужили положенные на края стульев тесины.

Перед самым собранием появился Лерхман, член полкового комсомольского бюро, с транспарантом в руках. Горло у него было завязано, и вообще он выглядел больным, но на собрание пришел.

— Ай да Лерман! Догадался, чем закрыть амбразуру, — заметил мой сосед, наблюдая, как старший сержант прилаживал лозунг «Постоянная готовность уничтожить воздушные средства нападения врага — закон жизни воинов противовоздушной обороны».