Иван Абрамов - Оглянись на будущее Страница 23

— А если пусть его? — сдался Стрельцов, окончательно убедившись, что в такой кисельной мешанине не то что кошелечек — чемодан с кошелечками не отыщешь. Грязь, комья, булыжники. — Придем как-нибудь по весне, а тут деревце. Такое, знаешь, как у того деда с бабкой из сказочки. На дереве листики-веточки, а на веточках кошелечки с получками. Сколько было-то?

— Один…

— Денег сколько было?

— Сорок семь.

— Жалко! — с новой энергией сунулся в лужу. Мутил, цедил меж пальцев липкую вонючую грязь, приговаривал речитативом. — Ох, сорок сороков, сорок мучеников… Бульдозером тут надо, землесосом… Ты давай хоть по берегу прыгай, окоченеешь вовсе. Э-э-э, так не годится! Огребешь какой-нибудь грипп или эту, как ее! Да не ершись! — И, взяв обе Зойкины руки, принялся так энергично растирать ладони, будто ей грозила сиюминутная смерть.

— Да больно же! — отстранилась Зойка. Сунула руки под мышки, как это делают возчики в дальнем зимнем извозе, и вдруг поспешно принялась искать что-то у себя на животе. Вскрикнула громко и радостно:

— Вот он, вот он!

— Ты что? Проглотила? Что там? — опять сунулся к ней Иван.

— Вот он, кошелечек! — притопывая от радости, придерживая левой и прихлопывая правой рукой, уточнила Зоя. — Ну, был тут, а когда прыгнула — он сюда. Скользкий…

— Дай-ка я! — сунул было Иван руку к Зойке за пазуху.

— Ты что? — отпрянула девчонка. — Вот он. Полосатенький. С кнопочкой. Непромокаемый. У-у, холера! — и, неловко подгибая ноги, начала опускаться не на бережок, а прямо в лужу. Подхватил Иван Зойку, прислонил к забору. Нет, сползает. Совсем обессилела. И озябла тоже. Что с ней делать теперь?

— Давай на закорки возьму, — предложил не очень реальное.

— А иди ты! Д-д-ды-ы-ы. Ноги-и-и. Околенели-и. Не могу-у.

— От напасть! — Иван взял Зойку левой рукой в охапку, правой уцепился за столбик забора, качнул на себя, повалил все звено, посадил девчонку на доски, встал на колени и принялся стаскивать с нее сапоги. Вытряхнул из сапог тягучую жижу, стащил сбившиеся портянки и носки, отжал, сунул Зойке в руки. — Обувайся, что ли! Я этими делами не люблю… Да ты хоть ногу держи по-живому, чего она у тебя то гнется, то мотается?

А в общем-то не октябрь. Пока то де се, дождик утихомирился. Тучи раскидало. Потеплело. Даже в одной рубашке Ивана не так чтоб очень пробирало. Зойка тоже согрелась. На перекрестке сбросила с плеч Иванову куртку, произнесла ровным нормальным голосом:

— Спасибо, Вань. Не велики деньги, но у нас и того нет. Спасибо. Хочешь — зайдем. Мама не спит.

— Молится? — брякнул Стрельцов.

— Она теперь к ним не ходит и дома бросила.

— В другой раз.

Вот он — другой раз. Сама догнала. И если пригласит, чего не зайти. А что тут такого?

— Кошелечек теперь где прячешь? — полюбопытствовал Иван.

— Ты знаешь, что наш бригадир про вас говорит? — не услышала Зоя игривого вопроса. — Они, говорит, за ради славы всех под откос пустят. Если им намордник не накинут, они всех нас на тариф посадят.

— Дурак он? Или дуракам басни баит? — рассердился Стрельцов. Но и опять вспомнил безбрежную лужу у складского забора, задал и вовсе щекотливый вопрос: — Небось ни разу и не вспомнила, как я тебя обувал?

— Вспомнила, — тихо ответила Зоя. И долго потом шли молча. На том самом перекрестке, где сняла тогда Иванову куртку, Зоя остановилась, произнесла совсем тихо, смущенно: — Вань… Ты… это, мама говорит, зашел бы. Болеет она, папу часто вспоминает. Зашел бы, а?

16

Работал Ивлев умело, хватко. Правда, немного торопился, и руки измазал по локти. Генка понимал всю суть, но все не верил, что «Антилопа» станет умнее. С самого начала она вот так: кажется вполне законченной, готовой прямо-таки к потрясающим подвигам, а дело к делу — сплошной брак гонит.

— Сегодня она у нас… как миленькая, — бубнил, как видно утешая себя, Ивлев. — Сегодня мы покажем, что такое гениальная мысль под рукой толкового исполнителя… Слышь, Генка, а кто первый сказал «мяу»?

— Наверное, я, — признался Топорков. — Выматывает все же эта моя работенка. Утром встаешь, а руки хоть отруби. Зарядку делаю и слезы утираю.

— Врешь ведь, а? — Ивлев снял второй регулятор, подал Генке, залез, чуть не ползком, под раму «Антилопы», сдавленно попросил: — Ты не отвлекайся, смотри на мою правую. Как раскрою ладонь, клади это наказание, попробую подвесить здесь.

Выбравшись из-под агрегата, старательно вытер руки чистыми концами, продолжал, словно и не было паузы:

— Это не просто логично, это идеальное совмещение. А если бы ты не учился в техникуме, взялся б ты за такое дело? То-то и оно. А они говорят: зачем работяге учиться?

— Работяге? — настороженно глянул Генка в глаза Ивлева.

— Они так и говорят, — подтвердил Виктор. — Работяге. Мошкара так вовсе работяжками называет.

— Сам-то он кто? Полтинник! — гневно, непримиримо бросил Генка.

— А это что? — спросил Ивлев, опять пристраиваясь на корточки перед «Антилопой».

— А это ни то ни се, как говорят на Украине. От тунеядца ушел, но и пользы мало. Работяжки! Ну а вы там что же? Иван почему молчит, почему позволяет такое?

— Иван не молчит, — вздохнул Ивлев. — Но, знаешь, иногда и помолчать не лишнее. Он, как я понял, тоже не рвется в ученые.

— Он сварщик!

— А ты слесарь.

— Сравнили! — резко возразил Генка. — Я такой слесарь, что хоть завтра уйду — никто не охнет. Иван сварщик, понятно вам? Уйдет, на одного сварщика убавится да, может, и не прибавится. Это вон даже… Галка Лукьянцева понимает.

— Галка при чем? Она же табельщица.

— По пять раз на дню любоваться приходит, — пояснил Топорков.

— На Ивана?

— На сварщика.

— Ну и дока ты. Все видишь, — ухмыльнулся Ивлев. — Дай-ка отвертку четырехперую. А если она не на сварщика, если на монтажника приходит любоваться?

— Это совсем иное, — понял Генка намек. — То работа, а то личные отношения. Галка, вот увидите, сварщицей станет.

— Ну, дай бог, дай бог. Я ведь сам сварщик, я патриот. И вообще я патриот, а все же в Японии умеют.

— Что там умеют?

— Работать. Сам посуди… Ключ на восемнадцать! Сам посуди. Ничего у них нет… под ногами. А сделают… хоть резинку стиральную, хоть автомобиль — загляденье. И надежно. Почему так? У нас вон котел, он, конечно, надежный, но похож он на кикимору.

— Так мы ведь без чертежей, — и опять догадался Генка, куда клонит технолог. — Сначала казалось, два карборунда — и все. Потом понаросло вот — приспособлений разных.

— Эх, брат! — встал Ивлев и опять принялся вытирать руки. — Я никого не виню. Думать мы умеем не хуже прочих, но украшать не умеем. А надо. Во! — показал он лакированный ботинок. — Смотрится? И у нас есть лакирки. На двадцать рублей дешевле. А я — человек не богатый, купил эти. Давай так, давай не будем мельчить. Сначала заставим эту… «козу» работать, а потом, непременно, слышишь ты, украсим ее.

— Ленточками? — вырвалось у Генки.

— Почему, ленточки тут не годятся, — всерьез продолжал Ивлев, в последний раз оглядывая сооружение. — Обтекаемый кожух. Выкрасим в оранжевый цвет. Можно в салатный. Ну-ка! — и нажал красную кнопку, которую Генка смонтировал в самую первую очередь, когда «Антилопа» была еще в проекте.

Карборунды запели тонко, как балалаечные струны. Труба, зажатая в две муфты, плавно подалась вперед. Послышался всхлип, два остреньких снопика искр ударили в пол, труба подалась назад. Все. Ивлев приподнял рычаг пневмозажима, муфты, сердито прошипев, раздвинулись, оставив трубу на войлочных подкладках.

— Бери. Промерь, — приказал Ивлев напряженным голосом. — Сначала калибром, потом микрометром. Да, да, микрометром, потому она первая. И не торопись, руки у тебя дрожат.

— Где? — вытянул Генка обе руки.

— Все равно не суетись! Дай-ка! — и взял микрометр. Тщательно промерил обработанный конец трубы, торжествующе посмотрел на Генку и приказал: — Качай меня! Ка-чай! А ты думал, если я инженер, так все умею, наперед все знаю?

— Чистая работа, — по-мальчишески резво припрыгнул Генка. — Под три знака!

— Ха! Под шесть! — уточнил Ивлев. И добавил: — Если поставим глянцевые камни, никто от полировки не отличит.

— Не-не, и так хорошо, — горячо запротестовал Генка, испугавшись возможных переделок. Сколько можно? — Пусть-ка японцы такое отчубучат. А кожух — это не проблема.

— Ну, паря! — взял Ивлев Генку за плечи. — Твое слово. Не напортачь, не поломай. И не трясись, она вполне надежная. А я побег.

Постоял Генка, оглядывая свое рабочее место, все детали «Антилопы», сверкающий конец трубы, взятой, правда, из выбраковки. Покосился на стенные часы и направился к колонке газводы. До начала смены восемь минут. Сейчас явятся братцы-монтажники, а ровно в восемь «Антилопа» приступит к делу.