Владимир Зима - В пургу и после (сборник) Страница 24

Зыбунов шумно заворочался, закашлялся и повернулся лицом к комнате. Валя, скромно потупясь, что-то говорила, наверно, жаловалась на свою судьбу, а Михаил вежливо кивал и соглашался, продолжая любовно перелистывать книгу.

— Ты, Михаил, за дровами лучше сходил бы, чем глаза при коптилке портить… Да и читаешь ты каких-то, кого никто не знает. Лучше бы классику изучал! Вот был такой писатель — Стендаль. Знаешь такого? «Пармскую обитель» написал. Сила!..

— Вообще-то из французов мне больше нравится Флобер, — вполголоса ответил грузчик.

Он произнес «Фльобер», чем немало насмешил Зыбунова. Нахохотавшись вволю, он вдруг заметил укоризненный взгляд Вали и сердито бросил:

— Ну, вот что, Флёбёр, двигай-ка ты за дровами!

Чего у романтика не отнять, так это исполнительности. Встал, книжку положил под спальник и пошел в сени. Оттуда послышались глухие удары топора. Завелся, и надолго! Вот гляди ж ты — интеллигент, откуда в нем только взялась привычка к немногословной крестьянской обстоятельности. А может, просто силу некуда девать…

— Слышь, Валя! — потянувшись, спросил Зыбунов.

— Что? — быстро отозвалась радистка.

— А тебе какие книжки нравятся? Тоже Флоберы разные?

— Я стихи люблю… Асадова, например, — мечтательно сказала радистка.

— Фамилия знакомая, а стихов не помню. Почитала бы?..

— Я на память тоже не знаю. У меня в тетрадке переписаны.

— Про любовь небось, — непонятно хмыкнул Зыбунов.

— А что вы смеетесь? Очень хорошие стихи. Понятные…

— А я про путешествия книжки люблю, — мечтательно сказал Зыбунов. — Как анаконду ловили, знаешь?.. Будет настроение, расскажу. А еще фантастику люблю. Или вот у писателя Казанцева… Про то, как на Землю прилетали с других планет, — до сих пор наука бьется, а узнать ничего не может. Представляешь — понастроили разные посадочные площадки и улетели. На скалах рисунки оставили…

— Интересно…

— Не то что Флёбёры разные!

Зыбунов метким щелчком отправил потухший окурок к печке, заложил руки за голову и продолжил:

— Я и сам думал написать письмо писателю Казанцеву. Был у меня случай!..

На хозяйственной половине дома послышались тяжелые шаги Михаила, загрохотали падающие дрова.

— Миш, завари свежий чай! — попросил Зыбунов вполне миролюбиво, но романтик продолжал сердиться за «Флёбёра» и в ответ угрюмо проворчал:

— Сейчас, сейчас…

— Ну вот, вахта у меня уже заканчивалась, и часов в семь утра подошел я к окну, подышать свежим воздухом. И вдруг вижу, с востока летит что-то темное, большое. Поначалу особого внимания не придал, потом спохватился: что же там может летать, когда вся зона должна быть пустая? Звоню локаторщикам: запускайтесь! Гляжу — экран чистый. Смотрю в окно — летит!.. Здоровое, серое, по виду не то дирижабль, не то огурец такой. Позвал я из соседней комнаты синоптика. Видишь что-нибудь? Вижу, отвечает. Может, говорит, это облако, а может, и нет… И приближается это, проходит нас траверзом, а у меня, как назло, ни бинокля, ни фотоаппарата. И на локаторе — ничего!..

— А что же это было? — спросила Валя, затаив дыхание.

— Не знаю… Вначале мы думали, что это воздушный шар. Заносит их иногда от американцев, я в газетах читал. Листовки там в них или еще какая гадость. Но шар по локатору видно!.. Думаю, что это была какая-нибудь летающая тарелка, — понизив голос, закончил Зыбунов и посмотрел на радистку.

— Бред! — коротко и хлестко бросил от печи Михаил.

— Ну почему? — простодушно удивилась Валя. — Сколько еще на свете непонятного… Ученые головы ломают, а объяснить не могут.

— Для него все — бред, — поджал губы Зыбунов.

Где-то рядом заурчал мотор вездехода, в окна избушки ударил яркий свет фар, и вскоре в сенях затопали чьи-то ноги.

— Рыбаки пожаловали! — повеселевшим голосом сказал Михаил.

В избу ввалился кряжистый бородач, втащил угловато топорщащийся мешок, хрипловато крикнул с порога:

— Привет авиаторам!

— Здоровы были! — сказал второй рыбак, снимая шапку.

Оставив мешок у двери, рыбаки прошли на жилую половину, подсели к столу.

— Здравствуйте, — вяло помахав рукой, приветствовал их Зыбунов. — Миша, как там с чаем?

— Сей секунд! — весело откликнулся Михаил.

— Вы раздевайтесь, что же в полушубках потеть-то? — вежливо заметила радистка.

— Да мы ненадолго, — ответил бородач, снимая шапку, приглаживая потные слипшиеся остатки волос. На макушке светилась розовая лысина.

— Не обижай, Степанов! — сказал Зыбунов. — Без чаю не уйдешь.

— Ладно, коли так… — добродушно проворчал Степанов, расстегивая крючки полушубка.

Переглянувшись, рыбаки свалили одежду тут же, у стола.

— У нас сегодня маленький праздник намечается, — издалека повел разговор Степанов. — Окончание лова, то, се, пятое, десятое… Опять же дикого олешка Виктор подстрелил.

Второй рыбак смущенно крякнул и посмотрел на Зыбунова: знаю, мол, виноват, однако велик соблазн был, да и не узнает никто, если ты не проболтаешься.

Михаил поставил на стол кружки с дымящимся чаем, высыпал на блюдце мелко наколотый рафинад, сам подсел к столу.

— Вот мы и приехали пригласить вас всех в гости…

— Какое там веселье? — поморщился Зыбунов. — Завтра с утра борт прилетит, опять горб ломать, загружать его.

— Да если надо, мы всем кагалом завтра приедем, закидаем борт в две минуты, — сказал второй рыбак. — Делов-то…

— Понимаете, нагрузить один борт — дело, конечно, нехитрое. Оставлять без присмотра радиостанцию нельзя. Кому-то надо все время быть на связи. Михаила могу отпустить и сам, конечно, не отказался бы… Но опять же: оставить одну радистку нехорошо, и отпустить ее с вами — вызовут меня на связь, и я стану кнопки нажимать какие попало. Если ты, Валя, очень хочешь, тогда конечно…

Радистка поглядела из своего угла и тихо проговорила:

— Далековато забрались вы… Если бы поближе…

— Ладненько! — сказал Степанов. — В другой раз мы сами к вам нагрянем, а сейчас ты, Миша, собирайся, и двинем.

— Особо не засиживайся там! — с начальственной строгостью распорядился Зыбунов. — Утром чтобы на месте был, ясно?

— Доставим в лучшем виде, — успокоил его Степанов. — Бывайте!

Когда шум мотора стих вдали, Зыбунов медленно слез с нар, сунул ноги в обрезанные валенки и пошел на хозяйственную половину избы. В мешке, привезенном рыбаками, оказалось розовое, заиндевелое до сахаристого блеска оленье мясо — задняя нога и часть ребер.

— Валя, ты погляди, что нам эти браконьеры привезли! — позвал Зыбунов дрогнувшим голосом и почувствовал, как где-то внутри заколотилась жилка и сладкой пустотой заныло сердце, а руки и ноги неизвестно почему вдруг обуяла дрожь, совладеть с которой не было никаких сил.

Равнодушное молчание радистки начинало злить Зыбунова. За все время, что они провели на озере, впервые случай остаться вдвоем, без романтика, а она… Ведь точно знал Зыбунов, что с Михаилом дальше разговоров дело не пошло, чего же теперь-то?.. Если уж осталась, нечего ломаться!

— Ну, Валя, иди жарь мясцо!.. Валя… — голос Зыбунова надломился, дрогнул. — Ты чего, в самом деле? Боишься, что ли?

Он нарочито медленно принялся расхаживать по избе. Хотелось придумать что-нибудь смешное, развеселить радистку, но в голове вертелась лишь одна фраза: «Черные очи, люблю вас очень», — и больше ничего. Зыбунов остановился рядом с радисткой. Валя зябко повела плечами, закутанными в пуховый платок.

— Зря ты это, в общем… Ты не бойсь…

Он положил ладонь на затылок радистки и ощутил пальцами, как напряглась Валя. Попытался погладить ее голову, но рука была будто чужая, непослушная, пальцы запутывались в пышном начесе, и хотелось, чтобы побыстрее кончилось это неопределенное состояние. Да — да, нет — нет, и нечего ломаться!

— Пустите, я пойду мясо жарить, — нерешительно сказала Валя и мягко высвободилась из-под руки Зыбунова.

Чтобы успокоиться, Зыбунов сел на нары Михаила, достал книгу и раскрыл наугад. Строки прыгали перед глазами, расплывались, смысла в них не было никакого, а мысли приходили одна шальнее другой. «Сейчас спирт разбавлю, скажу, что и мы устроим маленький сабантуй… Музыку найдем, а там видно будет. Она вроде ничего, ей бы еще платье какое, понаряднее, туфли там… И хозяйственная…»

— Снегу принести, что ли? — сказал Зыбунов, накинул на плечи полушубок, схватил подвернувшуюся под руку кастрюлю и выбежал из избы. Звезд уже не было видно, все небо заволокли кумулонимбусы — кучево-дождевые, слоистые, — жди пургу!..

Отбежав от избушки подальше, Зыбунов набрал полную кастрюлю чистого хрустящего снега, потом осторожно подкрался к окну. Радистка мелко резала лук и чему-то несмело, застенчиво улыбалась. «Порядок, — сказал себе Зыбунов. — Теперь дело у нас пойдет!..»