Анатолий Рыбаков - Водители Страница 25

– Я не нуждаюсь больше в машинах, Илья Порфирьевич, – объявил Вертилин, входя на следующий день в кабинет Канунникова, – но вы в свое время помогли мне, и я буду с вами откровенен.

Это был уже не докучливый проситель, клянчивший пять машин. Это был уполномоченный крупной стройки, имевший в своем распоряжении двадцать новых автомашин.

Он спокойно опроверг возводимый на него поклеп. Он считает излишним оправдываться. Поляков – еще не прокурор, но, ударяя по Вертилину, Поляков в самом деле целит в Канунникова, хочет доказать, что он якобы покровительствовал какому-то жулику. Вот он сидит перед вами, этот жулик. Похож?

Не кажется ли Илье Порфирьевичу странным, что автобаза, выпускающая на линию до стa пятидесяти машин в день, вдруг подняла такую шумиху из-за пяти? Мало того, она всячески саботировала приказ управляющего трестом. Кстати, он не хочет повторять отзыв Полякова об этом приказе, да и о лице, его подписавшем. Он не хочет этого повторять, потому что он не кляузник, но, поверьте, будь он на месте Канунникова, Поляков и трех дней бы у него не работал.

Он сделал приличествующую этому сильному месту своей речи паузу и по потемневшему лицу Канунникова удостоверился, что она произвела нужное действие.

– Все несчастье в том, Илья Порфирьевич, что никто не хочет даром ничего делать.

– Но вы им уступили кирпич? – не сразу сообразил Канунников.

– Кирпич не укусишь, – многозначительно произнес Вертилин и прямо посмотрел в глаза Канунникову. – Я ненавижу склоки, но Поляков хочет вас опорочить. Конечно, вы сами знаете, как призвать его к порядку, но мое имя пусть вас не беспокоит: оно еще ничем не запятнано. Я честней Полякова, и, если я вам потребуюсь, можете мной располагать.

Расчет Вертилина оказался правильным и свидетельствовал о том, что он отлично знает таких людей, как Канунников. Канунников поверил в то, что Поляков затевает против него склоку. И взялся за перо, решив набросать на бумаге доказательства, которыми располагал, чтобы требовать увольнения Полякова. В результате родилась обширная докладная записка, похожая на все подобные записки: в ней умалчивалось все хорошее, а отрицательные факты были подобраны и расположены так, что создавалась неприглядная картина. Таким способом любое хозяйство можно изобразить в самом отвратительном виде.

Канунников перечитал записку: все «легло» как следует, по такому документу безусловно могут освободить.

Потом он вызвал бухгалтера и спросил его, сколько денег перечислено автобазе на ее счет капитального строительства.

– Сто тысяч, – ответил бухгалтер.

– А сколько должны еще перевести в этом месяце?

– Еще семьдесят пять тысяч.

– Вы мне докладывали, что в Шилове недостаток оборотных средств.

– Да.

– Так вот, деньги переведите в Шилово.

– Илья Порфирьевич, – растерялся бухгалтер, – в Шилове к концу месяца финансовые затруднения ликвидируются, а на загряжской базе самая интенсивная заготовка материалов. Задержать им перечисление – значит поставить под угрозу строительство.

– Мое распоряжение законно? – перебил его Канунников.

– Формально…

– Выполняйте его.

Глава двадцать первая

Дело, причинившее Вертилину столько хлопот, отняло у Полякова не более получаса.

Когда он вернулся из командировки, Степанов рассказал ему о приписке Максимову лишних рейсов. Путевки не оставляли в этом никаких сомнений.

Вызванный в кабинет Максимов, усмехаясь, объяснил:

– Шестой рейс премиальный. Так уж клиент решил.

– Почему он только вас премирует? – спросил Поляков.

– Не знаю. – Максимов пожал плечами. – Да ведь автобаза на этом ничего не теряет.

– Автобаза не нуждается в краденых деньгах, – ответил Поляков.

Ах, вот как, значит, и его считают жуликом! Желание все выложить начистоту, шевельнувшееся в Максимове, сразу пропало. Разбирайтесь как хотите.

Когда он вышел, Поляков сказал:

– С Максимовым – вопрос второй, а Вертилин, кажется, порядочный жулик.

– Я думаю, – заметил Тимошин, – главный вопрос – о Максимове, а уж второй – о Вертилине.

Поляков бросил на Тимошина внимательный взгляд, но промолчал.

– Вертилин – ловкач, – сказал вызванный вместе с Максимовым Смолкин.

– Однако, – заметил Поляков, – вы его надули.

– Что вы, Михаил Григорьевич! – самодовольно улыбаясь, воскликнул Смолкин: такой упрек он воспринял как наивысшую похвалу.

– Кто ему еще возит? – спросил Поляков.

– Многие, – сказал Смолкин, – колхозы возят.

– Какие колхозы?

– Разные… Видел я лошадей «Новой зари».

– Масленникова? – Поляков поднял телефонную трубку.

Разговор с Масленниковым подтвердил подозрения Полякова.

– Не мешало бы все проверить, – сказал Степанов, после того как Смолкин вышел из кабинета. – Такой проходимец мог запутать и Смолкина и Максимова.

– Тем более нужно одним ударом все вскрыть; запустим – хуже будет, – согласился Поляков. – Для меня ясно одно: ему наши машины нужны для какой-то махинации. Вот мы его и лишим транспорта. Основание у нас есть: использует машины для разъездов.

– А приказ управляющего трестом?

– Канунникову доложим, – ответил Поляков, снова поднимая трубку.

Выслушав Полякова и удостоверившись, что бумажка с его резолюцией у Вертилина забрана, Канунников сказал:

– Ничего особенного я не вижу, а впрочем, смотри: тебе на месте виднее.

– Подачу транспорта я вынужден прекратить немедленно, – сказал Поляков.

– Решай, решай, ты хозяин.

Поляков никого не заставлял ожидать себя и не терпел сборища сотрудников в кабинете. За время его отсутствия накопились дела: тому отпуск, этому квартиру, третьего рассчитали неправильно, этого оформить на работу, того уволить, и так без конца. Уже звонила жена, потом дочь, а он все не мог покончить с делами.

Экономист Попов доложил майский отчет. Общие цифры не удовлетворили Полякова, его внимание сосредоточилось не на плюсах, а на минусах. Леонид Иванович глубже опустился в кресло, и, как всегда, вид его говорил: «Поступайте как вам угодно. Я человек подчиненный, я молчу».

Вслед за Поповым явился главный бухгалтер Константинов.

– Как со счетом капитального строительства? – спросил Поляков, подписывая бумаги, которые одну за другой подкладывал ему главбух.

– От тех ста тысяч, что трест перевел нам в начале месяца, еще осталось две тысячи восемьсот рублей.

Поляков поднял голову.

– А сколько трест должен перевести в этом месяце?

– Еще семьдесят тысяч. Они переведут.

– Почему вы им не напомнили?

– Тут не приходится беспокоиться, – сказал Константинов, – деньги эти наши, никуда они не денутся; завтра позвоню в трест, попрошу перечислить.

– Напрасно вы ждали. Следите, чтобы деньги перечислялись без задержки.

Разговор с Константиновым омрачил настроение Полякова. Хороший бухгалтер, честный, знающий, работящий, а дальше своего носа не видит. Нужно развернуть строительные работы, а на счету уже нет ни копейки. Разве можно на трест надеяться, мало ли что еще Канунникову взбредет в голову!

Пришли Королев и Валя Смирнова. Поляков ставил их во главе новой конторы с длинным названием: «Контора по загрузке порожних машин и механизации погрузочно-разгрузочных работ». Королева – начальником этой конторы, Смирнову – заместителем. Потом приехал Любимов, и они долго рассматривали и обсуждали окончательный вариант проекта.

Наконец Поляков остался один. Теперь надо просмотреть почту – и все дела закончены.

Ничто не изменилось в его маленьком кабинете. Все тот же простой канцелярский стол, шкаф, рукомойник, замасленный директорский комбинезон. Из-за стены, отделяющей кабинет от гаража, доносится рычание моторов, из диспетчерской – голоса шоферов, сдающих путевки, и кондукторов, считающих выручку. Машины возвращаются с линии, и по двору, как обычно, проплывают молочные полосы света. Попадая в кабинет, они на мгновение освещают склоненную над столом голову Полякова, его твердо очерченный профиль.

Поляков открыл папку, плотно набитую ведомостями, инструкциями, директивами треста, министерства, областных организаций. Наверху лежали письма по поводу опубликованных в журнале заметок мастеров автобазы. Поляков перебрал пачку конвертов – белых, синих, голубых, стандартных, самодельных. Вот письма из Тулы, из Касилова, из Бреста, Мурманска, Актюбинска. А вот еще одно, из села Богучаны, от А. Березкина… Что это за Богучаны? Поляков рассмотрел почтовый штемпель: «Богучаны, Красноярского края». Далекое сибирское село, где-нибудь на Енисее или Ангаре.

Поляков вскрыл конверт. Некий А. Березкин, ничего не сообщая о себе самом, предлагал новую конструкцию сварочной горелки, удобную для работы с мелкими автомобильными деталями. Чертеж этой горелки был сделан черной тушью на желтоватом клочке восковки. Само письмо написано на вырванных из школьной тетради листочках, круглым, аккуратным почерком.