Николай Вирта - Одиночество Страница 26

— Помалкивай, старче! — гаркнул Ишин. — Не тебе меня учить! Тоже учитель нашелся.

Поспешно вошел доктор. С его появлением перепалка прекратилась. Он подошел к Антонову, взял руку и начал слушать пульс. Спустя несколько минут в кабинет быстро вошла Косова, с истерическим воплем кинулась на грудь Антонову, запричитала:

— Сашенька, миленок, на осину бы твоих погубителей! — Она обернулась ко всем, кто был в кабинете, зубы ее оскалились. — Пошли вон! Я с ним останусь.

Со злобным ворчанием, не глядя друг на друга, покинули кабинет Ишин и Санфиров. Плужников, качая головой и бормоча что-то, пошел к себе.

Тошно, мутно было на душе Якова Васильевича. Не раз клял он себя за минуту слабодушия, когда, поверив Антонову, пошел за ним…

Но еще не доспело его время, не мог еще Санфиров распутать путы, что сам надел на себя. И таскал он их с болью в сердце, с сомнениями, раздиравшими его.

Глава одиннадцатая

Осенняя мерзкая слякоть в Тамбове, сумеречное небо повисло над городом, и сумрачно на душе у тех, кто знал истинное положение дел в губернии.

Вести об Антонове самые угрожающие. Уже известны его силы, уже ясно, что за ним пошли не только кулаки. В газетах появляются первые сообщения об антоновщине, правда успокоительные, но кто умеет читать между строками, тот понимает, что к чему.

В губпарткоме совещание за совещанием. Сил мало, выгребают последнее и посылают политработниками в части, занимающие стратегические пункты. Газетчики и журналисты, понимая, что не только губерния, но и Республика в опасности, потому что Антонов рвет коммуникации и держит в своих руках хлеб, берутся за перья.

Молодые энтузиасты из «Известий Тамбовского Совета», из губРОСТА, коммунисты и парни хоть куда, строчат, не видя ночей и дней. Давно покончено с Деникиным, «смотался» Юденич, нет Колчака, в Германии восстание спартаковцев, подписан мир с Польшей, Эстония признала советскую власть, Лига наций направляет в Россию комиссию для изучения положения в стране, Союзный совет, заседающий в Париже, разрешает открыть торговлю с Россией. Конец, блокаде!

На первый субботник в Москве выходят тысячи людей. Ленин среди них, и вот на весь мир раздается его голос:

«Этот день — фактическое начало коммунизма!»

Теперь остается добить Антонова и взяться за разруху.

Скрипят перья в тесных комнатах тамбовской редакции, здесь делают печатную стенную газету «Красное утро» — она привлекает к себе сотни читателей: броская, яркая, в ней самые последние новости, ночные сообщения, только что полученные из Москвы, радиопередачи РОСТА, важные губернские новости.

Тысячными тиражами печатают листовки и прокламации, обращенные к тамбовским мужикам. Разоблачается ложь Союза трудового крестьянства насчет захвата большевиками лучших земель под совхозы за счет мужика. Только триста тысяч десятин заняли совхозы; больше четырех миллионов десятин отданы безвозмездно крестьянству. Тот, кто имел полдесятинный надел на душу, теперь имеет полторы десятины. Все это дала советская власть. А что дали антоновцы мужикам? Восемь миллионов убытка в кооперативах, разгромленных ими, шесть миллионов пудов ржи, недодобранных на тех полях, над которыми пронеслась антоновская туча, восемь миллионов пудов овса, одиннадцать миллионов пудов картошки.

Есть над чем подумать тем, кто доверился батьке Григорию Наумовичу и говоруну Ивану Егоровичу Ишину!

Потом выходит газета «Правда о бандитах». В деревнях, куда ее посылают с красными отрядами или разбрасывают самолеты, ее читают. Зерно правды посеяно: оно даст ростки, непременно даст!

Главоперштаб и комитет союза отвечают на агитацию большевиков тем, что перебрасывают пламя восстания в уезды Моршанский, Козловский, поднимают мятеж в смежных уездах Саратовской, Воронежской и Пензенской губерний.

А чтобы утвердить свою славу внутри Тамбовщины, Антонов предпринимает поход на Ивановский конный совхоз. Ни один его отряд не мог проехать незамеченным в радиусе двадцати верст от совхоза, ни один агент не пробрался в ряды его защитников. И манили Антонова породистые лошади: их было тогда в совхозе до двух сотен.

Досадовал Александр Степанович на ивановских коммунистов еще и потому, что не раз слышал за своей спиной крамольные разговоры.

— Куда им на Тамбов идти, ежели не могут Ивановки взять!

Два полка с пулеметами и пушками осадили каменные конюшни совхоза. Прямой наводкой стреляли антоновские артиллеристы, выпустили с полсотни зарядов, пробили стены, зажгли во дворе совхоза деревянные строения, а коммунисты сидели за каменным прикрытием и отстреливались.

Кто помнит теперь имена красных героев — Андреева, Гаранина, Туркова, Рязанова, Чекунова, Зверева, Романцева? Это они отбивались от «ударного» полка Санфирова и полка Матюхина, падая от усталости, тушили пожары, на скорую руку забивали пробоины в стенах, ловили лошадей, обезумевших от огня и выстрелов, чуть не погибли, когда от пушечного выстрела на конюшне, где стоял пулемет, рухнул потолок. «Красные черти» держались до последнего часа, и казалось, вот-вот ворвутся Санфиров и Матюхин в совхоз. Но на выручку пришла кавалерийская часть из Сампура; с нею командиры-антоновцы связываться не захотели: жалели свои силы — отошли.

В октябре двадцатого года в Москву из Тамбовской губчека пришла первая весть о появлении банд эсера Антонова. Александр Степанович, получив от Федорова-Горского текст перехваченной телеграммы, рассердился.

— Сукины дети! — гневно говорил он, обращаясь к Токмакову. — Какой же я бандит?

— Эва, обиделся, — скрипуче засмеялся тот. — Плюнь! Ты знаешь, что означает слово «бандит»?

— Ну, вор, мошенник…

— Молчи, неуч! Бандит — слово не наше, а означает оно: изгой, изгнанник. Почетное имя, а ты обижаешься.

— Ну? Изгнанник? Это ты не врешь?

— Зачем же? Читал где-то.

Когда трескинские мужики подарили Антонову украденного в совхозе серого жеребца, он назвал его со злости Бандитом — нате, мол, подавитесь!

А в середине октября Антонов прознал, что против него впервые собираются послать крупную воинскую часть. Шел на него губернский военный комиссар Шикунов, получивший приказ разбить Антонова своими силами.

Шикунов взял с собой тысячу людей, орудия, пулеметы и двинулся на юг искать Антонова.

Он приходил в одно село, в другое, но Антонов покидал их за полчаса до прихода красных. Шикунов шел следом; отряд Антонова то показывался, то быстро скрывался на свежих конях.

Антонов хорошо знал все лощины, все пригорки, леса и перелески. Шикунов ничего не мог понять: он бывал на многих фронтах, но здесь фронт был всюду.

— Бандитов видели? — спрашивал Шикунов, проезжая по селам.

— Бандитов? И слыхом не слыхали!

— Да ведь вот следы, с полчаса назад здесь прошли.

— Да что ты, милый, какие тут бандиты!

В глухой деревеньке, когда утомленный, измученный отряд спал, Антонов довершил свое дело.

Часть людей пошла в антоновские отряды, большинство приняло смерть, комиссар Шикунов с горсткой людей отбился. Его помощника расстрелял сам Антонов.

Вытирая дымящийся маузер, Антонов толкнул убитого в бок.

— Ну, отдохни теперь, намаялся, сердечный!

Три дня гулял он со своей дружиной по случаю первого внушительного разгрома красных. Кирсановские мироеды задали в честь Антонова пир небывалый!..

— Задали мы им жару! — кричали агитаторы союза в деревнях.

Глава двенадцатая

Когда зима густо припорошила снегом поля и в сонной тиши их звонкой дробью раздавался цокот копыт, когда поплыл над избами бурый дымок, а гуси, тревожно и недоуменно гогоча, тщетно искали воду под прозрачной ледовой коркой, когда завихрились, завыли метели, Антонов занял почти всю территорию Тамбовской губернии.

Разъезды сторожевского Вохра то и дело маячили по ту и другую сторону Юго-Восточной железной дороги, заняли почти всю Балашовскую ветку, где были главные питательные базы движения.

Оставался небольшой кусок в юго-восточном углу Тамбовщины, еще не присоединившийся к мятежникам.

В один из ясных морозных дней, когда тихо мело в полях и посвистывал-погуливал ветер, Антонов появился здесь.

Он ехал в ковровых санках, впряженных в тройку буланых коней, завернувшись в богатую шубу на лисьем меху, рядом сидел Ишин, личный адъютант Александра Степановича Старых, а на козлах бок о бок с кучером Абрашка. Ишин что-то болтал; Антонов заливался смехом.

Впереди конник вез знамя «ударного» полка с надписью: «Да здравствует Учредительное собрание!» На казацкой пике другого конника полоскалось по ветерку знамя начальника Главоперштаба — красное бархатное, с золотой бахромой и надписью: «В борьбе обретешь ты право свое! Центральный комитет партии с. р. — тамбовским борцам за свободу!», присланное эсеровским центром.