Григорий Терещенко - Счастье само не приходит Страница 27

В проектных организациях часто слышится:

— Эх, здесь бы из архитектурно-художественных плит пол выложить! Да жаль, нет их. Придется чем-либо другим заменить.

А чтобы такая плита появилась, ребята уже столько времени выполняют черновую работу. Не слышно ни шуток, ни смеха. Молчат. Работают. Думают.

В котловане все еще стоит прохладная сероватая дымка.

— Сколько гранита наломали, а плит все нет! — сердится молодой рабочий.

— Не горюй, на твой век хватит.

— В космос летаем, а определить, где кончаются микротрещины в граните, не умеем!

— Если бы и определили, все равно бурить и взрывать надо.

— Дедусь, расскажите что-нибудь, — расправляя богатырскую грудь, обращается Середа к Степану Степановичу Бороде. — Как вы раньше гранит добывали?

— Работать, по правде сказать, тяжелее было. Да что там говорить — на глазах все меняется. В прошлом году еще бурильщики перфораторные молотки по тридцать килограмм таскали, а сейчас вместо них — ударно-импульсная установка. И в нашем художественном ремесле всегда нужно новое искать.

— А правда, что вы с вашим отцом первые в стране памятник Ленину сделали?

— Нет, не первые. Первыми памятник Ильичу рабочие Глуховской мануфактурной фабрики воздвигли.

— Рассказали бы нам о своем памятнике!

— Давно это было...

Старый рабочий говорит, а ребята внимательно слушают. Шевченко тоже здесь. Он приложил к уху ладонь и ловит каждое слово, изредка кивая головой. Только сейчас узнали молодые рабочие, что один из первых памятников Владимиру Ильичу был сооружен здесь, в Днепровске. Создали его Степан Степанович с отцом. Перед мысленным взором ребят возникают далекие зимние дни, когда перестало биться пламенное сердце вождя.

...Над карьером разыгралась тогда метель. Холодная, злая, колючая. Камнерезы решили работать только до обеда. Ну что тут можно делать в такую вьюгу.

Неожиданно в карьере, словно его принесла метель, появился худенький чернобровый паренек. На нем старенькое пальтишко, подпоясанное отцовским солдатским ремнем. Большая, тоже, наверно, отцовская, шапка надвинута на самые глаза. Паренек подбежал к Степану Бороде:

— Татку!.. Татку, Ленина нету... помер он.

— Чего болтаешь? — не поверил отец.

Паренек прижался к нему.

— По проводам, говорят, передали... Нету его уже...

Степан постоял в тяжелой задумчивости, потом отстранил сына.

— Ленин не может умереть!.. Без Ленина нам никак нельзя!

Их окружили рабочие. Одни смотрели недоверчиво, строго. Другие — растерянно.

Степан Борода взглянул на товарищей и твердо сказал:

— Такие люди, как Владимир Ильич, никогда не умирают...

Подошел бородатый бригадир:

— Пойду поговорю по телефону... Может, напутал чего хлопец.

Ждали бригадира с нетерпением. Минуты казались часами... Наконец он появился. Шел с низко опущенной головой. Походка неуверенная, как у больного. И все поняли — правду сказал паренек. Страшную правду.

Бригадир развел руками, снял шапку. Рабочие тоже обнажили головы. Стояли молча, в печали.

В городе, на станции, в это время началась траурная перекличка гудков. Они разрывали воздух тревожными скорбными звуками, и метель разносила их далеко-далеко...

Но вот бригадир надел шапку и, помолчав еще немного, сказал:

— Чтобы он всегда оставался с нами, давайте памятник ему сделаем. Сами... из нашего гранита.

Согласия спрашивать у камнерезов было незачем. По глазам видно — все согласны.

В скором времени художник-самоучка Степан Борода нарисовал эскиз будущего памятника. Выбрал каменную глыбу — самую лучшую, из светлого гранита с тонкими прожилками —и принялся за работу. А молодые рабочие во главе с бригадиром готовили постамент. Вырезали они для него чудесную плиту с розовым узором.

Сын Степана Бороды не отходил от отца. Вместе с ним раньше всех появлялся он на работе, подавал инструмент, следил за каждым ударом молотка. Он первым и увидел в граните дорогие черты Ильича.

Место для памятника определили на самой лучшей, самой просторной площади города.

Вскоре постамент был готов. Закончил работу и Степан Борода. Но снова и снова он придирчиво сравнивал созданный им бюст Ленина с фотографиями, портретами вождя! Ведь каждая черточка дорогого лица должна быть похожей...

Наконец постамент и бюст Ильича доставили на площадь. Пока устанавливали постамент, наступила зимняя ночь. Темень вокруг. Только светлячки самокруток светятся в обветренных губах собравшихся. Но как поднять бюст Ленина на высокий постамент, чтобы не поцарапать, не повредить его? Кто-то снял и положил у пьедестала кожушок. Тут же еще десятка два кожушков и ватных телогреек легло рядом. Затем сильные мозолистые руки осторожно подняли бюст Ильича. Множество таких же надежных рук сверху бережно приняли его.

И вот — памятник Ленину установлен. Выплыла из-за туч луна, осветила его серебряными лучами, и всем показалось, будто памятник ожил...

Степан Борода, стоявший все время в стороне, подошел к памятнику и торжественно произнес:

— Дорогой Ильич! Я с оружием в руках защищал революцию от врагов... Тогда мы верили тебе... Теперь нет тебя... но осталась твоя партия. Записываюсь в партию и клянусь — буду верным ей!

Минута молчания... Затем над площадью раздался нестройный многоголосый гул мужских голосов:

— Клянемся...

— ...выполнить твои заветы!

— Клянемся!..

Когда Степан Борода закончил свой рассказ, кто-то спросил его:

— А где же теперь этот бюст?

— До самой войны простоял, — ответил Степан Степанович.— Перед приходом фашистов подпольщики спрятали его в надежном месте. Но никто из них, к сожалению, не дожил до освобождения. Потому и неизвестно до сих пор, где спрятан этот бюст. А после войны, на той же самой площади, Ленину поставили другой памяти... Вы все его хорошо знаете.

Наступило молчание. Рассказ старого рабочего глубоко взволновал ребят.

Парень, который сидел ближе всех к Бороде, спросил:

— Сможем ли мы научиться так же обрабатывать гранит?

— Обрабатывать научитесь, но мастером станет не каждый. Это дело такое... талант нужен. Талант!

— Если бы он у меня был, — вырвалось у Середы, — я стал бы вместе с вами, Степан Степанович, создавать монумент подпольщикам, которые погибли в борьбе за нашу Отчизну.

Борода внимательно посмотрел на Ивана Середу.

— А что? Хорошую мысль ты подал, сынок. Над этим стоит подумать...

Завыла сирена, и все направилась по своим рабочим местам.

Во время работы Ростислава вызвали в прорабскую, к телефону.

«Кто может звонить мне?» — ломал голову Лисяк, пока шел.

— Это я... — услышал он в трубке голос Светланы. — Не узнал?

— Как не узнать. Конечно, узнал.

Светлана не раз подстерегала Ростислава возле столовой, но он всегда был среди друзей, с которыми вместе ходил обедать. В общежитие идти ей было неудобно. И Светлана решила позвонить.

— Может, пойдем сегодня в парк на танцы?

— Да какой из меня танцор.

— Не прикидывайся... Ну хорошо, тогда пошли в кино.

— В такую жару в кино? Да и времени нет...

— А завтра?

— Завтра... тоже...

— Значит, занят? Да? Ты лучше скажи честно, причина другая — Любка? Так знай: она тебя не любит и никогда не полюбит. Попомни мои слова! Разборчивая она очень. Походит, походит с тобой, а потом скажет, что разочаровалась... Что касается меня — я тебе свидания больше назначать не буду. Не бойся! А если рожу, никто от меня не узнает, что твой... Разве что сами люди увидят... Ну, пока!..

Ростислав долго не опускал трубку. «Вот во что вылилась та прогулка. Она любит меня, потому и решилась... Кто бы мог подумать, что Светлана еще девушка... Ну и попался ты, Лисяк!..»

Конечно, о Светлане ничего плохого Ростислав сказать не мог. Ну а то, что другие о ней говорят, — сплошное вранье. Теперь-то он точно знает.

Светлана тем временем шла ко второй насосной и вся кипела от возмущения. «Неужели он такой негодяй?.. Но он мне ничего не обещал... Сама виновата. Сама!.. Ну ничего, я ему еще устрою!.. Вот перейду на строительство крановщицей и каждый день буду у него на глазах. Может, тогда совесть заговорит... Конечно, Комашко меня туда не переведет. Придется обращаться к директору. Только бы уехал куда-нибудь Комашко».

Ничего не замечая вокруг, Светлана шла со своими горькими мыслями и неожиданно столкнулась с дочкой Файбисовича.

Риту Светлана знала хорошо. Они вместе занимались в художественной самодеятельности. Потом встречала ее несколько раз с Иваном Середой.

— Ты к нам?

— Отца ищу, — ответила Рита. — А ты все еще на насосной?

— Скоро на кран перейду. Курсы уже закончила.

— Правильно...

— Чего это ты такая?

— Какая? — смутилась Рита.