Владимир Христофоров - Деньги за путину Страница 27

Невод устоял. Лишь Центральный трос забило водорослями, ветками, корягами, обломками досок. Ближе к «секретке» торчало из воды целое бревно. Еще неизвестно, цела ли сама дель, но в садках рябило, всплескивалось. Значит, есть рыба.

Некогда надежная и уже такая близкая каждому палатка — жилье и крыша рыбаков — превратилась в бесформенную мешанину мокрых брезентовых лоскутьев и сломанных досок.

Парни уныло, точно потерянные, молча бродили среди комьев и глыб вывороченной земли. Слава Фиалетов беспомощно разводил руками:

— А-а… моей палаточки-то нет нигде. Ребята, где она?

Действительно, Славино жилье исчезло бесследно. Очевидно, оно покоилось на дне под общей палаткой.

— Что там у тебя было? — спросил Дьячков.

— Все ерунда. Вот книгу жалко. Про кораблекрушения, Эйдельмана. Не читал?

— Не-а.

— У-у, книга — блеск! Однажды танкер одной фирмы в шторм…

— Погоди про свой танкер. Куртка где твоя, та, с молниями?

— Куртка? Где же ей быть. В палатке осталась.

— Ну вот, а ты про кораблекрушения. Иди на кухню, грейся.

Кухонька уцелела чудом. Ни дать ни взять — ласточкино гнездо на козырьке подземной линзы. Словно Укоризна и Расплата за человеческое легкомыслие.

Со стороны рыббазы затарахтел БМК. Странно, его ждали из колхоза. Со Славкой, конечно же, появится Чаквария, а может, и другое начальство. На берег спрыгнули Константин Генерозов и Владимир Татаринов — бригадиры с других неводов.

Генерозова, на вид тщедушного, сухонького мужичонка, в колхозе уважали и любили все. К нему шли за советом, помощью или просто в гости на чашку чая. Он к тому же слыл отменным печником. И это было немаловажно. В свое время — до появления центрального отопления — Генерозов «утеплил» почти каждую семью. Да и сейчас многие колхозники не отказываются от печек.

Владимир Татаринов — атлетически сложенный крепыш с бакенбардами. Горд и обидчив, суров и горяч. Зимой работает тундровым вездеходчиком, на путине недавно, взамен вышедшего на пенсию чуванца Парфентьева.

Шелегеда настороженно посматривал в глаза прибывшим. Хорошего к себе отношения он не ждал — с чего? Сочувствия — тоже. Тогда зачем они? Прибыли полюбоваться?

— Ну, я так и предполагал, мать честная! — Генерозов закурил. — Здесь при таких ливнях всегда так. Почве цепляться не за что — кругом сплошные линзы. Еще Парфентьев-старик предупреждал.

— А у вас как? — спросил Шелегеда.

— Нормально, берег пологий, — ответил Татаринов. — Все нормально, только рыбешки маловато. У вас вон опять полные садки, только черпай.

Шелегеда нахмурился, уловив в словах бригадира вполне понятный намек, но промолчал, якобы разглядывая что-то на пустом горизонте.

Генерозов прошелся по берегу, пнул торчащий угол палатки.

— Потрепало, ребята, вас. Ну, да ничего. У меня, помнится, баржой невод изорвало. А все равно — план дали.

— Это как же? Новый ставили?

— Нет, из обрывков сшили ставные сети, бредень был. Помучились, конечно.

Он подошел к Шелегеде, положил на плечо руку:

— Вот что, Гриша, я скажу. Самим вам тут не управиться, да и некогда. Вы берите рыбу, а мои ребята и татаринские что-нибудь придумают с жильем.

Татаринов, поигрывая улыбкой, великодушно произнес:

— Готовь, бригадир, ужин.

— Да уж накормим, еды не жалко, — просветленно сказал Шелегеда, еще до конца не осознав услышанное.

Оба бригадира направились к катеру, но Генерозов в последнюю минуту вернулся, порылся в нагрудном кармане:

— Чуть не забыл. Вот. — Он протянул сложенные бумажки. — Квитанции за вчерашнюю рыбу.

— Какие квитанции? — Шелегеда, как обычно в волнении, часто заморгал.

— Рыба-то из твоего невода? Из твоего. Закон промысловиков, бери.

Шелегеда растерянно смотрел то на бумажки, то на удалявшуюся сутулую фигуру Генерозова. Подошли рыбаки.

— А ну-ка. — Корецкий внимательно изучил документы, зачем-то даже посмотрел сквозь них на свет, чем вызвал откровенный смех ребят.

— Водяные знаки в порядке?

— На зуб попробуй, может, фальшивые.

Корецкий недоуменно пожал плечами:

— Жест красивый. В духе, так сказать, нашего времени. Но у них у самих — кот наплакал. Не понять.

— Как же, понять невозможно, — передразнил его Витек Варфоломеев.

— Ребята, на переборку! — весело распорядился бригадир. События минувшей ночи, визит бригадиров, квитанции — все это сплелось в его сознании в единый сложный комок чувств. Работа Чакварии, решил он поначалу. Сами бригадиры вряд ли бы заявились. А при чем тут Чаквария? Разве ему нет дела до других бригад? Там обстановка сложнее. Это он, Шелегеда, в любом случае даст план — даже без этих четырех рам. А они — еще как сказать. Значит, Генерозов сагитировал? Шелегеда с теплотой подумал об этом чудаковатом мужичке, который, казалось, затем и на свет появился, чтобы непрестанно и без устали помогать другим.

Раздумья о Генерозове неожиданно вызвали в его памяти образ старого мастера ФЗО деда Капитоныча, добрейшего человека, которого все звали на свой лад — Капитаныч. Это он, уходя на пенсию, раздарил ребятам весь свой фирменный инструмент. До сих пор Шелегеда хранит маленькие никелированные тисочки. А его дружок по Мостопоезду? А его первая любовь буфетчица Лида? «Ну вот, всех хороших людей вспомнил, — подумал Шелегеда. — Да нет, не всех, наверное. Был еще начальник Мостопоезда Боков — суровый, но справедливый человек, Равтытагин… Да и Чаквария мужик еще тот».

Шелегеда окинул взглядом Лососевую реку, своих парней. Они расторопно, без суеты усаживались в лодку. И сделалось ему вдруг светло и спокойно, словно не было ни штормовой ночи, ни разбитого кунгаса. Оставалась привольная и знакомая работа.

Вскоре прибыла помощь. Из старья и плавника сообща сколотили новый каркас, правда, почти вдвое меньше старого. Установить его пришлось еще выше прежней палатки, на щебнистой терраске. Кухню не тронули — как-нибудь перебьются. Чаквария разыскал на складе весь залатанный, но все еще крепкий брезент.

Вечером наскоро отпраздновали новоселье. Гости были на удивление вежливы, похвальным словом отозвались о еде, слегка выпили, но от второй рюмки отказались. Парень, сидящий рядом с Савелием, по прозвищу Кудлатый — все же не удержался, подмигнул ему и тихо спросил:

— Солярочку-то в гудрон теперь не забудешь подливать?

Савелий не стал развивать эту взрывчатую тему, вспомнив приказ Шелегеды — со спорами не возникать. Видимо, соответствующая работа была проведена и среди гостей.

День рыбака

День рыбака на путине объединяет людей самых разных профессий, занятых в данный момент отловом или обработкой рыбы. И потом, в последующие годы, тот, кто когда-то работал на путине, в этот день справедливо почувствует свою, пусть малую, но все же причастность к рыбацкому, такому трудному и такому азартному делу.

Застегивая широкий ремень с тяжелым ножом, деловито натягивая оранжевый костюм, Савелий с радостью отметил — все у него, оказывается, получается ладно и уверенно: портянки за ночь хорошо просохли, печь растопилась скоро, умывальник полон свежей воды… Сколько было путаницы из-за этих мелочей, ссор в первые дни!

Радовал и кунгас. Он покачивался на легкой волне, высоко задирая нос. В невод вошли плавно, ни разу не зацепившись за дель.

Одним словом, День рыбака! И этот бочонок пива… Уже много лет в городке строился пивзавод. Из Магадана и Москвы отпускники и командированные непременно прихватывали авоськи с пивом — самый желанный напиток! Ждали своего. А потом неожиданно выяснилось, что местная тундровая вода не годится для приготовления пива. Сколько страстей, споров, разочарований! Но нет, нашли какой-то выход, обещали сдать завод в самое ближайшее время. Выходило как раз к Дню рыбака. Конечно же, колхоз договорился: первое пиво — на путину.

Развивая пивную тему, каждый все же отметил про себя: в садке рыбы — с гулькин нос.

Это несколько омрачило настроение, особенно у Савелия и Антонишина, Ведь по их вине упустили «хвост» первого хода. А Шелегеда снова подумал о приемщице Розе. Эх, если бы это было в прошлом году, когда он еще не был знаком с Людмилой…

Раму повел Шелегеда. С ним Савелий. Они уже привыкли друг к другу. Шелегеде в этом нескладном пареньке в очках нравилась какая-то незащищенность, во многом наивное, еще совсем детское восприятие жизни. Он с усмешкой вспоминал, как Савелий впервые со страхом прыгал на раму, как неловко, но с величайшей старательностью перебирал дель. «Научился, чертяка, рыбацкому делу». Шелегеда с горечью вдруг подумал, что вот закончится путина и разбредутся кто куда парни. И Савелий исчезнет со своим фотоаппаратом. Не было в жизни у Шелегеды такого ученика, которому бы он мог передать умение своих рук.