Дмитрий Азов - Расти, березка! (рассказы и очерки) Страница 27

Когда из глубокого колодца был вынут последний снаряд, радио сообщило о снятии оцепления, о том, что люди могут спокойно трудиться.

Два дня сапера

Два дня. Расстояние между ними — двадцать лет. Первый оглушен последними залпами орудий в победном сорок пятом. Второй наполнен мирной тишиной…

Рядовой Майоров, семнадцатилетний паренек, спрыгнул в окоп, поправил ранцевый огнемет. Попытался выскочить, но над головой просвистела пуля.

— Айда! — крикнул рядовой Степанов. — Вперед, землячок!

Они действительно земляки. Оба из Московской области. Один из Волоколамска, второй — из Лотошинского района.

— Впере-е-д! — раскатисто раздается команда.

Рота пошла в атаку. И уж больше ничего не видел Николай Майоров. Ни апрельского солнца над головой, ни сосен со сбитыми верхушками. И не слышал солдат ни автоматной трескотни, ни глухих снарядных ударов. Он видел только редкие цепи бойцов да слышал их тяжелое дыхание.

Николай не помнил, сколько времени прошло с начала атаки. Казалось, недавно они сидели в окопе с рядовым Степановым, фронтовым дружком. Майоров, сняв шапку, поглаживал непокорные вьющиеся волосы, мечтательно смотрел в голубое небо. Солдаты говорили о скорой победе, о друзьях, которые навсегда остались лежать под вековыми соснами.

— Много врагов тут, в этой курляндский группировке, собралось. — Николай щурит голубые, как небо, глаза, посматривает на солнце. — До вечера не управиться.

— Шутишь, — отвечает Степанов, — тут не вечером пахнет. Только еще начинается…

— Это верно. Но управиться надо. Наши, считай, в Берлине, а мы тут замешкались. А «управишься» — это любимое словцо Карасева! — вспомнил Майоров, вздохнул.

Нет уже Карасева. Только память о нем, о простом рядовом солдате на всю жизнь останется. Да простом ли?! Не будь этого человека, лежал бы Николай в прибалтийской земле. И плескались бы у его могилы бирюзовые волны, набегали белыми гребешками на сыпучий песок и грохотали, как артиллерийский салют. Могло так быть. Только там теперь лежит не он, Николай Майоров, а солдат Карасев, лежит под могучей сосной, искореженной ветрами.

… Он в отцы ему годился. Неторопливый, рассудительный, никогда не храбрился ради форсу.

— Под пулю не лезь напрасно, — говорил он Николаю. — Не горячись.

— А как же ты сам прошлый раз в атаку шел?! — возражал Майоров.

— Это когда в атаку. Там на пули смотреть не приходится.

Стенки окопа как броня: проморозились. Кто-то перепрыгнул через траншею. Залег впереди нее. Еще один…

— Это разведчики. За «языком» пошли.

Немцы близко, в какой-нибудь сотне метров. Зарылись в землю, молчат. Лишь изредка прорежет тишину очередь дежурного пулемета или ракета повиснет в морозном воздухе, померцает, упадет в снег, зашипит. И снова тихо.

Но вот по траншее передают: убит разведчик. Его товарищи пошли дальше, а он на нейтральной полосе остался. Командир приказывает Карасеву:

— Возьмите с Майоровым санки. Не оставлять же его!

Три часа ночи. Темно. Валит снег. Карасев и Майоров ползут в маскхалатах. Вот он, бедолага, лежит. Немного оставалось ему до врага. Туда сам полз, а назад — на санках. Беда-то какая: малейшей надежды нет. Двое бесшумно втаскивают тело разведчика на санки.

Однако противник встревожился. Взлетела ракета, еще одна. И — пулеметная очередь. И еще.

— Нет, это не для острастки, — шепчет Карасев. — Заметили, черти. Теперь напрямую нам не вернуться. Давай чуток вправо, овражек там…

Когда доползли до лощинки, остановились передохнуть. Тяжело ползком тянуть санки, может, оттого, что снег так глубок, а еще от досады и горя: лежит на санках солдат, хоть незнакомый, да свой, советский.

— Знаешь, эдак, ползком-то, нам и до света не дотянуть, — говорит Карасев. — А ну как в рост встанем? Теперь уж недалеко. Да по лощинке и не так приметно. А ты, малец, вставай вот сюда, по эту руку. Фигурой-то я пошире. Не попадет в меня — тебя и подавно не заденет.

Николай хотел возразить, но до спора ли тут?

Но и в рост нелегко тащить санки по глубокому рыхлому снегу. Бойцы вязнут по пояс, дыхания не хватает. Шаг, другой — остановка. Постоят, утрут рукавами пот со лба, хватанут горстку снега, и опять — один шаг, другой… Где же она, своя траншея? Вон уже, кажется, впереди темнеет. Только до нее еще довернуть чуток надо. И малость поторопиться. Света пока еще нет, даже наоборот, будто темнее сделалось, но чувствуется, что он вот-вот просочится с неба. Вон и макушка сосны прорезалась…

Но так и не увидел рассвета рядовой Карасев. Свет брызнул из немецкой траншеи. А потом резанула пулеметная очередь. Пуля прошла через могучее тело солдата, да еще Николая задела. И до своей траншеи он уже один тянул и разведчика и Карасева…

— Мне была предназначена та пуля, — в который раз вспоминает Николай Майоров. — Меня он оберегал своим телом. Я-то отлежался в бригадном госпитале, а Карасева нет.

— Человек, видать, настоящий был! — говорит Степанов, новый друг Николая.

Его слова тонут в грохоте артиллерии: началась артиллерийская подготовка. И вот уже:

— В атаку — вперед!

Короткая и резкая команда. Она сильнее всего на свете. И не удержать солдата в траншее, когда он услышит эту команду. Но вдруг раздается по цепи другая команда:

— Ложись!

Только уткнувшись в снег, солдаты услышали басовитую пулеметную дробь, увидели перед собой белые султанчики. Приподними чуть голову, и они ринутся на тебя.

Рота была вынуждена залечь на открытом поле перед самой высоткой.

Слышится голос ротного:

— Сержант Шматов!

Николай видит, как Шматов быстро ползет к командиру. Затем возвращается к огнеметчикам.

— Смотрите внимательно! — сержант, прерывисто дыша, показывает на высотку. — Вон дзот. Из него бьет пулемет. Я к нему слева поползу. Справа — Майоров и Степанов… Вперед!

Майоров вскакивает, пригибаясь бежит, падает, осматривается.

Молодцы артиллеристы: бьют по высотке. Снаряды летят над головой, ложатся возле дзота. Только прекратили бы огонь, когда он добежит. А вон рощица. Верхушки у деревьев снесло снарядами. И небо над ними синее. Сперва добежать туда. Потом на высотку.

Николай снова делает перебежку и снова падает. Несколько вздохов и опять — вперед. На Степанова обернуться нет времени: бежит ли за ним? А вот бронзовые израненные стволы сосен. Еще несколько метров. Но здесь уже все пристреляно. Вражеские автоматчики открыли огонь. Здесь только ползти. А пулемет молчит. Может, в дзот угодил снаряд? Нет! Едва поднимается рота, из амбразуры вырывается огненный язык. Сколько еще до того дзота, до этого языка? Двадцать, пятнадцать метров? Николай нацелил свой огнемет в амбразуру. Р-раз! Летит раскаленная струя в черный зев дзота. Рядом — еще струя. Ага, это Степанов. Жив, значит.

В ту же секунду поднимается рота. Путь свободен. Солдаты бегут вперед. К ним присоединяются Николай и Степанов.

— Ура-а!

Откуда только силы взялись.

После боя командир вызвал огнеметчиков на наблюдательный пункт, объявил благодарность. А спустя несколько дней он же вручил Николаю Майорову орден Славы третьей степени. Это был весенний день сорок пятого, один из последних военных дней. И тогда написал Николай на крохотном листке письмо в подмосковную деревню Плаксиво: «Не видать бы мне этой награды, да и с вами никогда бы не встретился. Человеку одному жизнью своей обязан, рядовому Карасеву. Вспомните о нем добрым словом».

Ковш экскаватора вонзился в землю и застыл. Машинист торопливо выскочил из кабины. Так и есть: бомба! Работу прекратил. Немедленно вызвали саперов. Вместе с рядовыми Ротовым, Ларенковым прибыл Николай Майоров, только уже не солдат, а капитан, командир саперной роты.

Он подходит к бомбе. Как поступить? Тогда, в сорок пятом, было, пожалуй, яснее. И все же обстановка напоминает фронтовую. Чем? Тогда огнеметчик Майоров прокладывал путь атакующей роте, сейчас — этим ребятам, экскаваторщикам, мирно атакующим карьер.

Много уже лет участвует в работах по разминированию районов бывших военных действий капитан Майоров. При его участии ликвидированы склады боеприпасов на территории Елизаровского сельсовета. Проржавевшие артиллерийские снаряды там находились в затопленных землянках. Их нужно было извлечь из мутной воды, перенести в безопасное место, обезвредить. Умению, сноровке научил Николай Майоров и своих подчиненных, и они не раз успешно выполняли ответственные задания.

Наверное, не случайно свела их судьба — Николая Майорова и Юрия Короткова, старшего лейтенанта, командира отличного взвода.

Случилось так, что Короткову довелось совершить подвиг в мирные дни там, где в суровом сорок первом году сражался с врагом его отец, Михаил Иванович, тоже сапер. На задание Юрий выехал тогда вместе со своими подчиненными — первоклассным специалистом младшим сержантом Владимиром Штефой и рядовым Робертом Шумиловым. У Ржева и сошлись пути саперов — отца, погибшего в бою, и сына. Саперов вызвали сюда после того, как в реке раздался взрыв.