Карпов Васильевич - Маршальский жезл Страница 28

– Вот так я и скажу сегодня на партийном собрании. И сошлюсь на вас: солдат Агеев, скажу, со мной полностью согласен!

Шешеня явно шутил, и я в тон ему ответил:

– А если они не поверят, позовите меня, я подтвержу!

И вдруг замполит перестал улыбаться, сказал серьезно:

– Очень хорошо. Партийное собрание будет открытым. Подскажу секретарю комсомольской организации Очкасову, чтобы пригласил комсомольцев.

Я испугался:

– Товарищ старший лейтенант, вы правда хотите, чтоб я выступил?

– А что?

– Я запутаюсь в таких сложностях. Это не по плечу мне…

– Не бойся, говорить буду я, но, если ты поддержишь со своей солдатской позиции, будет очень хорошо!

Шешеня ушел бодрый, будто отдохнул в разговоре со мной. Не знаю, помогу ли я ему на собрании, но рад, что он сейчас повеселел.

Самое беспокойное и хлопотливое время в армейской службе - это канун инспекторской проверки. Белим, красим, стреляем, чистим, подметаем, опять стреляем, украшаем, разрисовываем и снова стреляем. А в паузах между занятиями драим оружие, технику, чиним обмундирование, подгоняем эмблемы, звездочки, подрезаем полы шинелей - все должно быть миллиметр в миллиметр!

Каждый день нас подстригают. Солдату полагается иметь короткую прическу. Что кроется под определением «короткая», каждый командир понимает по-своему. Строимся на обед. Подходит замполит роты Шешеня:

– Старшина, прикажите снять головные уборы.

Май командует:

– Снять головные уборы!

– Прически длинноваты, надо укоротить, - советует Шешеня.

Вечером нас стригут. На следующий день приходит капитан Узлов, глянул на роту, остановился:

– Головные уборы - снять!

Последнее слово произносит резко, чтоб все одновременно и четко выполнили команду. Посмотрел, покачал головой:

– Так не пойдет. Старички уже к увольнению готовятся? Ишь, шевелюры отпустили!

Вечером опять стрижка.

Проходит мимо комбат, качает недовольно головой:

– Волос длинноват.

Опять стрижка. И все же волос мало укорачивается. Потому что стрижем друг друга сами. И только когда, сверкнув оком, коротко бросает старшина Май: «Завтра буду приводить в порядок женихов сам», прически доводятся до нормы.

Перед проверкой меняется распорядок дня: все спешат, все бегают, одно распоряжение наскакивает на другое. Солдаты шутят:

– Поступил приказ: с хаты не вылазь, в доме не сиди и во двор не выходи!

К вечеру едва стоишь на ногах. Отдохнуть бы!… Но не тут-то было! Начинается полоса собраний: взводные, ротные, батальонные, полковые. Причем многие из них надо умножить на два: ротное общее, ротное комсомольское; батальонное общее, батальонное комсомольское, и так далее. Комсомольские собрания чаще всего открытые, приглашают весь личный состав.

В армии понятие «приглашают» своеобразное: если замполит батальона майор Брянцев сказал «приглашаю», для капитана Узлова это слово значит «роте надо быть», для взводного - «быть обязательно», а для старшины Мая: «Выходи строиться! Шагом марш!»

Но это не все: кроме собраний всевозможные маленькие и большие сборы, инструктажи, показные занятия. Кого только не собирают: комсоргов, физоргов, агитаторов, редакторов стенгазет, сержантов, старшин, каптенармусов, санинструкторов, участников художественной самодеятельности, спортсменов, шоферов, поваров!

Телефон не умолкает. Посыльные бегают с книгой приказаний.

– Распишитесь: к пятнадцати ноль-ноль должны быть…

– У нас в это время обед…

– Ничего не знаю, распишитесь!

В таком круговороте как-то умудряются еще сочинять бесконечные отчеты о выполнении учебной программы в целом и по предметам. Я об этом знаю потому, что сам писал эти таблицы и сводки. Нас, несколько солдат с хорошим почерком, дали в помощь замотавшимся писарям.

И вот когда все окончательно запарились, готовы свалиться с ног, вдруг из штаба прилетела оглушительная новость:

– Комиссия приехала!

Ее все ждали. Был определен день и час. Но все равно известие о приезде комиссии падает как снег на голову. Все сокрушаются: «Эх, еще бы денек! Одного дня не хватает!»

Этого дня недостает всегда. Потом будет не хватать одного часа и даже минуты. Затем пойдет нехватка процентов для получения хорошей или удовлетворительной оценки. Даже не процентов, а десятых долей процента.

На эту тему создан свой фольклор. Как и всякий фольклор, солдатский тоже имеет определенную давность. Возможно, он возник еще до войны, живет годы, десятилетия, передается из уст в уста, от одного солдатского поколения к другому. Будут, наверное, и после нас жить эти рассказы. Вот один из них.

Вышел полк на инспекторскую проверку. Начались боевые стрельбы. И вдруг выясняется: для получения удовлетворительной оценки не хватает нескольких процентов. Собирают поваров, писарей, шоферов легковых автомобилей. Бах! Трах! Отстрелялись собранные. Но опять недостает нескольких десятых процента.

Обыскали весь полк. Перелистали все списки - нестрелявших больше не оказалось. Неуд навис над полком неотвратимо. И вдруг - о радость! - обнаружили одного солдатика. Его как раз выписали из госпиталя, и он прибыл в подразделение - поправился.

Ведут солдата быстренько к генералу, командиру дивизии, который сидит за столом со старшим проверяющим.

«Позвольте стрелять, еще один солдат отыскался».

Генерал очень добро посмотрел на солдата, спросил:

«Как дела, солдат?»

«Хорошо, товарищ генерал».

«Письма из дому получаешь?»

«Так точно».

«Обедал сегодня?»

«Так точно».

«Садись, еще раз покушай, от тебя, брат, зависит оценка всей части!»

Покормили солдата и повели к командиру полка.

Полковник добро посмотрел на солдата и спросил:

«Как дела?»

«Хорошо, товарищ полковник».

«Письма из дому получаешь?»

«Так точно».

«Обедал сегодня?»

«Так точно».

«Садись, еще покушай, от тебя зависит оценка всего полка!»

Поел солдат. Повели его к командиру батальона.

«Как дела? Письма получаешь? Обедал?»

Поел солдат. Повели к командиру роты.

«Дела? Письма? Садись, ешь».

Вышел солдат на огневой рубеж, дал три очереди из автомата и все пули «за молоком» послал. Не вытянул полк на удовлетворительную оценку.

Посмотрел генерал на солдата и строго сказал:

«Разгильдяй!»

И полковник, и комбат, и ротный повторили:

«Разгильдяй, полк завалил!»

Только замполит вдруг вспомнил и ахнул:

«Так он же ни на одном собрании не был! - И спросил солдата: - Чего же ты?»

«Да я стрелять не умею. Сразу после призыва сломал ногу, в госпитале до вчерашнего дня лежал».

В дни подготовки к инспекторской проверке самым деятельным в роте человеком оказался старшина Май. Он и в будни - опора внутреннего порядка, а тут его способности организатора развернулись во всю ширь.

Я постоянно присматриваюсь к этому необыкновенному человеку. В свободное время вечерами он рассказывал нам о своей жизни, каким лихим комсомольцем был, как шофером стал, с геологами ездил, как назначили его директором Дома культуры и какие концерты во время весенней распутицы устраивал в деревнях. Все в рассказах Мая звучало шутливо, весело, а я уверен: в действительности это выглядело далеко не смешно. Но он умел проносить через жизнь оптимизм, уверенность в успехе. Это талант. Причем талант своеобразный. Старшина до того мне нравился, что я написал о нем очерк. Вспомнил все, что видел и передумал сам, и вот что получилось. Очерк я так и назвал: «Талант».

«Бывают талантливые художники, артисты, писатели, конструкторы. Можно конкретизировать, например: талантливые писатели - поэты, драматурги, прозаики; артисты - драматические, оперные, цирковые.

У нас в полку служит талантливый человек - старшина Май Петр Николаевич. Однако ни к какой из перечисленных категорий он не подходит.

Талант, как известно, проявляется в делах. Познакомимся с делами старшины Мая.

Петр Николаевич жил до армии в Оренбургской области. Отец его - колхозный бригадир, мать - повар.

Когда Петр закончил десятилетку, встал вопрос, как строить жизнь дальше.

– Все в ученые норовят, скоро некому будет работать, - сказал отец. - Вот у нас в семье Михаил и Анна пединститут закончили. Кто же материальные блага будет создавать - я да маманя? Правильно пишут в газетах - не дело это. Давай-ка, Петр, иди в трактористы.

Поступил младший Май на курсы. Окончил. Ушел учиться на шофера. Молодой - на простор потянуло. Против воли отца уехал с геологами. Но потом вернулся. Стал работать шофером в редакции районной газеты. Может быть, возил бы редактора долго, но однажды пришло решение - переместить районный центр в другой город. Май из родного села уезжать не захотел, с работы уволился. Его вызвали в райком комсомола. Здесь все упаковывали, укладывали, готовили к перевозке.