Лев Экономов - Перехватчики Страница 28

Потом я вспомнил инструктаж начальника штаба перед заступлением на дежурство. Он подробно рассказал, как действовать в самых различных случаях.

— Я Сокол, двести восемнадцать. Полюс! — продолжал передавать на землю незнакомый голос.

Я положил трубку на рычажок, забыв в это мгновение и о Люсе, и о матери, которая должна приехать.

Немедленно связался с дежурным по средствам ЗОС, приказал включить приводные радиостанции, освещение посадочной полосы, вызвать на старт прожекторы.

Командный пункт ожил. На лицах людей уже не было того скучающего выражения, которое я видел минуту назад. Сон и усталость отошли на второй план.

Дежурный радиотехнической службы, игравший в шахматы со свободным планшетистом, немедленно распорядился, чтобы включили радиолокационную станцию, пеленгатор. Другой планшетист, занятый подшивкой кальки в альбом, встал к столу наведения.

За несколько секунд все было готово, чтобы оказать помощь заблудившемуся летчику.

Я взял микрофон.

— Сокол, двести восемнадцать! Я Мортира, шестьдесят, как слышите?

— Слышу хорошо, — ответил летчик.

— Запросите пеленг. — Я назвал наименования пеленгаторов, у которых нужно было запросить пеленг, и мне было слышно, как летчик выполняет мое указание.

Дежурные на радиопеленгаторах тотчас же засекли курс самолета, а планшетист определил его место.

Нам стало известно, где находится самолет, его удаление от КП, в каком направлении нужно концентрировать внимание оператора радиолокационной станции.

Снова загорелась лампочка на телефонном концентраторе. Я снял трубку.

— Нас разъединили, Алеша, — говорила Люся.

— Подожди, дорогая. Сейчас некогда, — я повесил трубку и спросил у летчика, сколько горючего в баках.

Он ответил. По расчетной таблице я определил, что горючего хватит, чтобы прийти на аэродром и сесть.

«Буду сажать». Я посмотрел на часы: было без десяти три, и соединился по телефону с квартирой командира полка.

Он взял трубку удивительно быстро: армейская жизнь приучила к чуткому сну.

— Сажайте, — было ответом. — Сейчас приеду.

Я снова связался с самолетом, дал нужный курс. Назвал частоту и позывные нашего привода, на которую он должен настроить свой радиокомпас.

Планшетисты уже вели прокладку пути самолета. Красные черточки лепились одна к другой. Каждая черточка — километр пути.

Один раз летчик уклонился в сторону от нашего аэродрома, это тотчас же зафиксировали операторы у индикаторов кругового обзора, штурман наведения дал поправку.

Красная линия с цифрами, показывавшими высоту полета самолета, приближалась к аэродрому.

Я связался с ответственным за прием и выпуск самолетов, велел ему включить стартовую радиостанцию на тот же канал, на котором работал летчик, и сажать самолет.

В открытую дверь КП ворвался свист реактивного двигателя, тонкий, с мягким звоном. Его не спутаешь ни с каким другим звуком. Он запоминается сразу и навсегда. Когда я слышу этот свист на стоянке или в воздухе, то уже не могу ни о чем думать, кроме самолетов, которые мы получили и теперь осваиваем.

Самолет был над аэродромом. Теперь за него принялся дежурный стартового командного пункта.

Мы с облегчением вздохнули. Расчет командного пункта почувствовал себя свободнее. Быстро навели порядок на столах, знали: вот-вот должен был подъехать командир полка.

Я поднялся по лесенке наверх, и в это время вспыхнули прожекторы, облив землю изумрудно-золотистым светом. Лучи скользили по самой земле, высвечивая на ней каждый камешек, каждую травинку. Но самолет пока еще летел в темном небе. И были видны только красный и зеленый огоньки. Но вот он нырнул в море огня, и аэронавигационные огоньки померкли, зато весь он превратился в зеркальную стрелу, несущуюся над полосой с пронзительным свистом. Когда самолет приземлился, прожекторы потухли, и отступившая кверху темнота снова легла на спящую землю.

— Привезите летчика на КП, — сказал я шоферу дежурной автомашины и велел планшетистам задернуть занавесками висевшие на стенах схемы и таблицы.

Летчик вошел с бортжурналом в руках, и я сразу узнал его по квадратному скуластому лицу в веснушках, которые были с кулак величиной и такие яркие, словно их еще накрасили сверху коричневой краской.

— Капитан Чесноков! — вырвалось у меня. Я вышел из-за стола. Да, это был мой инструктор из летного училища, которого прозвали «Зубная боль» за педантичную требовательность к курсантам.

— Простин? — у Чеснокова подпрыгнули кверху совершенно выгоревшие на солнце лохматые брови. — Вот уж действительно мир стал тесен.

— Какими судьбами?

Мы крепко пожали руки друг другу.

— Значит, это ты протянул мне руку помощи? — Он, видимо, не хотел отвечать на мой вопрос. — Молодец, хорошо действовал, оперативно.

— Не зря же вы гоняли меня в училище, — улыбнулся я.

— Теперь вижу, что не зря. Спасибо, дружище, — он стащил с головы шлемофон и, пригладив ладонью короткие рыжие волосы, сел в подставленное планшетистом плетеное кресло. — У меня там второй пилот в самолете. Но все-таки желательно, чтобы туда никто не подходил.

— Стоянка закрыта, — сказал я. — Кроме часовых, на аэродроме никого нет.

— Ну тогда добре. Так, значит, переучиваешься на реактивную технику?

— Так точно, товарищ капитан.

— Теперь уже майор, — улыбнулся Чесноков.

— А вы тоже, я вижу, распрощались со штурмовиками? — Я еще во время переучивания видел эту двухместную машину. На ней стояло мощное радиолокационное оборудование. — Хорошая машина. Полетный лист, разумеется, у вас с собой?

— С собой, — ответил Чесноков, но бортжурнала не стал открывать.

Послышалось тарахтение машины, потом свободные широкие шаги по каменной лестнице, спускавшейся в центральный зал КП.

— Командир полка, — сказал я Чеснокову.

Чесноков отдал честь. Потом они поздоровались за руку. Чесноков показал командиру полка какие-то документы.

— Чуть было не угодили в грозовое облако. Молотков кивнул, и они вышли на улицу.

— С ответственным поручением, — предположил дежурный по радиотехнической станции.

Через несколько минут Молотков и Чесноков вернулись.

— Свяжите меня с дивизией, — сказал командир полка, — и распорядитесь, чтобы самолет майора Чеснокова немедленно заправили горючим. Через полчаса он вылетает.

Я взял под козырек и стал выполнять приказания. Прощаясь со мной, Чесноков доверительно шепнул:

— Еще встретимся. Обязательно. И тогда все узнаешь.

— Счастливого пути, — сказал я.

— Я рад за тебя, — он потрепал меня по плечу. — Кто еще из вашего выпуска здесь?

— Лобанов, Шатунов.

— Передавай привет.

— Обязательно.

Через несколько минут Чесноков улетел.

МАТЬ ЕСТЬ МАТЬ

Мы стояли на берегу и смотрели на воду, в которой купалось большое оранжевое солнце. Бледный месяц, висевший над лесом, спешил погреть в его последних лучах свой круглый бочок. Около пристани толпились колхозники с сумками, мешками, кошелками.

— Подойдем поближе, — сказал я Люсе.

— Рано еще, — ей не хотелось слишком выделяться на фоне простеньких рабочих одежд всех этих людей, собравшихся плыть на пароходе.

На Люсе было красивое светлое платье с большим вырезом сзади и пышным бантом на боку. Такой фасон Люсе подобрала Нонна Павловна. Я знал: маме не понравится платье, оно было слишком открытым, но не хотелось обижать Люсю — я почему-то чувствовал себя виноватым перед ней. Может быть, из-за того, что к нам ехала моя мать, а не ее, а может быть, за прерванный разговор этой ночью. У Люси, видимо, была тогда сильная потребность поговорить со мной. А сейчас она молчала и все водила носком белой изящной туфельки по земле. Я знал, что и туфельки не произведут на маму впечатления — слишком тонкие каблуки были на них, но Люсе они нравились, и ей казалось, что свекрови они тоже должны понравиться. И эта мальчишеская стрижка маме тоже не придется по вкусу — в эту минуту я смотрел на Люсю глазами своей матери, строгой, далекой от модных нововведений. Вот если бы косы, тогда другое дело.

«А почему бы тебе, свет Алеша, не подумать и о том, что Люсе не поправится в твоей маме?»— урезонил я себя. Но думать об этом все-таки не стал.

Невдалеке стоял бывший моторист с самолета капитана Кобадзе, по фамилии Петушков. Товарищи его звали Петушком. На нем была новенькая гимнастерка с заутюженными складками от карманов и фуражка с выгоревшим верхом. Моторист то и дело доставал из кармана часы в луковообразном футляре и смотрел, сколько времени.

— Кого встречаешь? — громко спросил я.

— Старшину Герасимова. — Он снова посмотрел на часы. Я знал, что этот брегет ему подарил Герасимов весной прошлого года, когда сам получил от командования «Победу».