Евгений Дубровин - Ласточка с дождем на крыльях Страница 3

– Только у меня дамские. Английские.

Ах, вон оно в чем дело! Вот почему огонек показался ему «женским». Конечно же! Длинные сигареты совершают совсем другую траекторию, нежели короткие, толстые, «мужские». И держат их совсем по-другому, и затягиваются по-другому.

И все-таки дело не в этом. Если курит женщина, то курит женщина. Это сразу видно.

Медленным движением она достала из сумочки, висящей на спинке стула, сигареты, зажигалку. При свете синего язычка пламени он рассмотрел ее. Это была не очень красивая женщина. Впрочем, он не любил красивых женщин. Они всегда казались ему ненастоящими, кукольными. Красивые женщины обычно жеманились, старались казаться еще красивее, если были умны. Глупые же красивые женщины держались надменно.

Он любил не очень красивых женщины, но и, конечно, не безобразных. Красин любил женщин с характерным лицом. Он и сам не знал, что понимал под словом «характерное». Скорее всего – «необычное».

У женщины, которая протянула ему зажигалку, было «характерное» лицо. Нос прямой, с горбинкой, «римский», скорее всего этот нос подходил мужчине, тем более что у женщины было узкое лицо. Глаза широко расставлены, умные. Длинная черная коса, как у девочки. Но это не была девочка. Ей было лет тридцать. Хотя по фигуре можно было сказать, что это девочка.

– Спасибо, – сказал он.

– Пожалуйста, – ответила она ему в тон.

Наступило молчание. Ему не хотелось уходить. Здесь было прохладно. И, кроме того, Ярослав Петрович сквозь тьму чувствовал, что она смотрит на него с интересом и чуть насмешливо. С чего бы это – с интересом и чуть насмешливо?

– С вами рядом можно сесть? – спросил он, немного поколебавшись.

– Ради бога.

Он опустился на узкий дачный стул, который скрипнул под его тяжестью.

– Меня зовут Ярославом Петровичем.

Она немного помолчала и потом сказала, чуть растягивая слова, своим хрипловатым голосом, как ему показалось, опять с иронией:

– Знаю. Ярослав Петрович Красин. Известный архитектор. Член-корреспондент. Женат. Имеет сына двадцати лет, студента третьего курса архитектурного института. Жена – домохозяйка. Что еще? Награжден. Объездил почти весь мир.

Красин был поражен.

– Однако, – промычал он, поперхнувшись дымом. – Вы жена Шерлока Холмса?

– Нет. Все гораздо проще. – С гор прилетел ветерок, отогнал в сторону сигаретный дым. Запахло летним погребом, в котором лежит лед, и холодными цветами. – Я давно слежу за вами.

– За мной? Зачем?

– Просто так. Интересно.

– Развлекаетесь? – Ярослав Петрович попытался тоже перейти на иронический тон.

– Нисколько. Это нужно мне. Помогает жить.

Красин был совсем сбит с толку. Уж не мистификация ли это? Может быть, подстроил Гордеев? От него всего можно ожидать. Однако откуда мог знать Гордеев, что ему, Красину, захочется выйти на балкон и он заинтересуется сигаретным светлячком. Красин вообще мог уехать в гостиницу. В этой суматохе могли бы и не заметить его отсутствия.

– Вот уж не думал, что, сам того не ведая, помогаю кому-то жить, – сказал Ярослав Петрович. Он был заинтригован. – Вы не расскажете подробнее?

– Зачем? – Он почувствовал, как она пожала плечами. – От этого ведь ничего не изменится.

– Вы русская?

– «Вы замужем? – передразнила она его в тон. – Кем вы работаете? У вас есть дети?» Я о вас узнала все сама. Узнайте и вы обо мне. Мне хочется пить.

– Сейчас принесу.

Он быстрым шагом направился в зал, но там уже все было выпито и съедено. Остались только спиртные напитки. Красин налил два фужера шампанского.

Когда Ярослав Петрович вышел на балкон, она как раз прикуривала сигарету, и он опять на несколько секунд смог увидеть ее. Теперь она понравилась ему больше: может быть, по-другому падали тени.

– Шампанское теплое. Не люблю теплое шампанское.

– А кто его любит?

– В самом деле. Можно сейчас пойти в горы, отколоть кусочек вечного ледника и бросить в фужеры, – сказал он шутя и по тому, как она засмеялась отрывисто и тут же подавила смех, почувствовал, что шутка ей понравилась.

– Можно проще, – сказала она. – Сходить на кухню и украсть из холодильника.

– В самом деле! – Красин повернулся, чтобы бежать на кухню, но она удержала его за руку. Рука у нее была сухая и горячая.

– Не стоит. А если вас поймают? Представляете, какой получится скандал? Знаменитый архитектор пойман на кухне с поличным. Завтра об этом будет говорить весь город. У нас любят посплетничать.

– Посплетничать любят везде. Я этого не боюсь.

– О конечно! Великим все равно, что о них говорят. Даже наоборот. Сплетня – фундамент славы.

– А вы довольно умны.

– Это лишь один из моих недостатков. Да вы садитесь.

Он послушно сел.

– Какие же у вас недостатки? – спросил он. – Кстати, как вас зовут?

– Зовите меня просто Зоей. Я еще довольно молода. Это в темноте я кажусь старухой, потому что у меня резкие черты лица. Ночь заполняет впадины, и я кажусь старой ведьмой.

– Разве бывают молодые ведьмы?

– Сколько угодно. Молодых ведьм сейчас больше, чем старых; они коварнее и жесточе своих бабушек.

– Почему?

– Потому что получили образование. А кроме того, утратили некоторые традиции и предрассудки.

– Например?

– Ну… они действуют поодиночке, не слетаются на шабаш.

– Это имеет какое-то значение?

– Да. Раньше на шабаше вырабатывалась общая программа, и поэтому не было особого соперничества. Сейчас же молодые ведьмы работают порознь, у них сильно развит дух соревнования; вот почему нет предела их жестокости и коварства. Кроме того, на шабаше их наказывали за проступки.

– Вы молодая ведьма?

– В каждой из нас сидит немного нечистой силы. Только дай ей волю.

– Вы не даете?

– По мере своих сил и возможностей.

– Однако мы отвлеклись от темы, – сказал Красин и отхлебнул шампанского. – Значит, на солнечном свете вы красивее?

Зоя тоже поднесла к губам бокал.

– Во всяком случае, так все говорят. А когда все начинают говорить одно и то же, невольно поверишь в это и сама.

– Я могу убедиться в вашей теории?

– Нет.

– Почему?

– Вы же улетаете завтра. На рассвете. В это время вся наша долина еще в тени.

– Вы даже знаете, когда я улетаю. Однако вы можете приехать в аэропорт. Там-то хоть будет солнце?

– Там будет. Но зачем мне приезжать? Это не надо ни мне, ни вам.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Но какое вы имеете право это решать за меня?

– Вами движет просто любопытство. Все люди любопытны, и вы, увы, не исключение.

– Хорошо. Я стану исключением. Исключением всегда быть приятно.

Они помолчали. Справа доносился шум банкета, слева – молчание гор. Резко и дурманяще пахли какие-то цветы за их спинами. Она затушила сигарету в стоящей рядом высокой металлической пепельнице и сразу же закурила новую. Запах дыма смешался с запахом орхидей и сразу как-то передал ощущение ото всего сразу: от шумного скопища людей в бетонной коробке; черных гор, о присутствии которых можно было лишь догадываться по отсутствию звезд – звездное небо рваным пологом качалось над долиной; в том месте, где лежали снеговые шапки, звезды дробились на мелкие осколки и были скорее похожи на маленькие искрящиеся костры, чем на звезды. Эта противоестественная смесь запахов объяснила и необычную встречу в тропических зарослях с женщиной, которая знала о нем все; и легкий, ненавязчивый плеск горной речки, протекавшей километрах в двух; и веселую песню, которую нескладно пели участники банкета; и вековой платан, раскинувшийся над верандой, для которого, наверно, эта веранда была лишь мгновением в жизни – возникла дурно пахнущая цементом веранда и скоро исчезнет, а он, платан, будет по-прежнему шелестеть жесткой листвой, соревнуясь в вечности и мудрости лишь с горами; – и никелированную пепельницу, освещенную сразу двумя огнями: светом неоновой лампы из банкетного зала и отблеском звезд. Справа, откуда приходил неоновый свет, пепельница была мутно-желтой, слева, со стороны гор, черно-голубой.

«Завтра мне сорок пять, – подумал Красин. – Для директора института я слишком молод. Если придется уйти, ничего не останется, кроме бетонных типичных коробок. Прожита большая часть жизни, а что сделано? Да ничего особенного. Я как пепельница. Директорство делает меня ярким с одной стороны, другая темна, даже нет ни одной голубой звездной искорки».

– Однако, – сказал Ярослав Петрович, – мы опять отклонились от темы. Какие же у вас еще недостатки? Не хотите говорить. Тогда расскажите о своих достоинствах.

– Я могу достать вам финскую салями.

– Что? – пробормотал Красин.

– Финскую салями. И икру. Любую. И даже копченого леща. В Москве ведь это трудно раздобыть, а завтра у вас день рождения.

– Вы… и это знаете?

– Уж это-то прежде всего. Вы получаете на день рождения кирпич?