Олесь Донченко - Золотая медаль Страница 30

Марийка постучала карандашом, и в комнате настала тишина. Седой бодрый дедушка приставил к уху широкую ладонь рупором.

— Я не буду читать вам ни лекции, ни доклада, — начала Марийка. — Сегодня все мы будем здесь докладчиками… Давайте поговорим от чистого сердца о нашей жизни, о нашей работе, обо все том, что дала нам священная и незыблемая Конституция СССР. Я напоминаю вам, что записано в этом великом документе.

Марийка рассказала об основных статьях Конституции и спросила:

— Кто хочет сказать свое слово?

Более всего девушка боялась, что после этого вопроса настанет долгая пауза. Хотя любому из присутствующих и было о чем сказать, но не каждый хотел выступать первым, хотелось послушать, что скажут другие. А кому все равно было — первым выступать или последним, тому мешала неуверенность в своих ораторских способностях. Рассказать в круге знакомых или друзей какую-то историю или интересный случай — это да, но другое дело выступить с рассуждениями перед таким собранием.

Может быть, и в самом деле не сразу начали говорить присутствующие. Но Марийка, как только начала беседу, так и наметила себе сухонькую бабушку в первом ряду — кажется, ту, что рассказывала о лекторе, который «запутался». Эта бабушка стала Марииным «барометром». По ней можно было наблюдать, как влияют на аудиторию слова докладчика.

К ней Марийка сразу и обратилась:

— Вот, наверное, вам, — извините, что не знаю ни имени, ни отчества, — есть что сказать…

— Евдокия Игнатовна, — промолвила бабушка.

— Ну, мы просим вас, Евдокия Игнатовна, сказать свое слово о великом законе советского народа — о Конституции. Вы — с места, можно сюда не выходить.

Бабушка встала, повернулась лицом к слушателям:

— А скажу я то, что такого закона, может, сотни лет ждал русский народ. Сестру мою родную… Наталочку… ее же кровопийцы после девятьсот пятого на каторгу послали, и не вернулась оттуда. А за что? За то, что думы у нее были о народном законе… Чтобы не золотой телец правил миром, а труд. До чего же хорошо сказано в Конституции о труде!.. Старшенький мой, Сашенька, профессором в лаборатории. Подумайте, за прошлый месяц сорок опытов проделал! Когда работает, забывает поесть. Средний — Аркаша, тот на заводе тракторы выпускает, а Петя — в Зелентресте цветами заведует. Любит он очень цветы… Трое их у меня, сыночков, и все постов каких достигли! Так как дано им право на образование и труд. А сестра моя родная, Наталочка…

Бабушка всхлипнула, достала платочек и села. Ее соседка тоже всхлипнула и тоже вытерла глаза платочком.

— А можно мне? — обозвалась молодая красивая женщина. — Я хочу рассказать, как впервые на самолете летала.

По комнате прокатился легонький смешок.

— И то — дело! — произнес кто-то негромко.

— Я не для смеха хочу рассказать, — промолвила женщина, — а чтобы поблагодарить нашу Советскую власть и родную партию! Три года тому назад я работала слесарем на машино-тракторной станции. Было это в степях, до ближайшей железнодорожной станции семьдесят километров. И вдруг начинает у меня болеть нога. Болит день, второй. Глянула — а оно и кожа на пальцах уже не белая, а серая стала, будто мертвая. Я — в районную поликлинику. Глянул врач, и говорит: «Вам немедленно надо делать операцию».

«Как это? Пальцы отрезывать?» — испугалась я.

«Нет, возможно, что пальцы еще спасут. Операцию вам сделают в городе сегодня вечером».

«Как это вечером? Да туда же сутки ехать железной дорогой!»

«А самолет, — говорит, — зачем?»

— Вы слышите? Для меня самолет! И что я за персона? — «А вы простой советский человек, — говорит врач, — слесарь! Сейчас вызову самолет». И что вы думаете? Прилетел санитарный самолет, забрал меня, и в самом деле в тот же день вечером сделали мне операцию, и пальцы спасли, да и жизнь… А что, думаю себе, если бы жила я в Америке и не имела долларов, осталась бы я живой? Чтобы вот за мной прилетел самолет? Да никогда в мире!

«Кто же здесь агитатор? — с внутренней улыбкой подумала Марийка. — Я, бабушка ли, эта ли женщина, все ли присутствующие?»

Потом встал бодрый седой дедушка.

— Самолет, конечно, это, — сказал он, — забота о нас, трудящихся. А я вот пенсионер, бывший пекарь. И скажу про своего сына Гришу. Начинал он обучение в ремонтной мастерской. А сейчас где мой Гриша? Строит Каховскую гидростанцию! Вот где он! И кто он, скажут! Хе-хе, Гриша мой депутат Верховного Совета нашей республики. В народном парламенте Гриша!

Вдруг сорвался хлопок, второй, его подхватили другие, и громкие аплодисменты загремели в комнате. Дедушка хотел еще что-то сказать, но махнул рукой и сел.

Марийка воспользовалась словами старика.

— Я сейчас всем покажу, где работает ваш сын…

— Григорий Гаврилович, — подсказал дедушка.

— …где работает ваш сын Григорий Гаврилович…

Она пришпилила к стене карту новостроек и показала кружочек на Днепре.

— Вот место будущей исполинской Каховской электростанции.

Марийка рассказала, сколько электрической энергии будет давать новая гидростанция, какой мощности машины будут работать на ее строительстве.

— Это забота нашего правительства и Коммунистической партии о нас, простых людях, — закончила она. — Чем большее будет у нас таких электростанций, — тем скорее настанет коммунизм…

— И Гриша точь-в-точь так говорил, — сказал дедушка. — Жаль, не взял я его последнего письма, он там все описывает.

Когда Марийка вышла на улицу, был уже поздний вечер, мороз становился крепче, скрипел под ногами снег. Девушка спешила домой.

Думала о матери, и невыразимая точка растравляла душу.

«Эх, мам!.. Мамочка!..»

19

Проснувшись, Нина вспомнила последний разговор с Жуковой. «Как же она заметила? — подумала Нина. — Да и не только она, Мечик тоже что-то болтал про „черную кошку“»…

В конце концов, ничего не произошло. Кто же может серьезно подумать, что она, Нина, не радуется успехам своей подруги? Да и в самом деле, разве она не радуется? Конечно, не очень приятно, когда тебя опережают, но никакой недоброжелательности это не вызывает. Наоборот. Надо, только проверить свои чувства, и можно убедиться, что…

Нина переворачивается на другой бок, лицом к стене, и старается прислушиваться к голосу своего сердца. Безусловно, она сама на себя наговорила, придумала свою зависть, которой у нее никогда не было. И то, что она считала завистью, что мучило ее, было только желанием не отставать, не остаться в тени.

Но плохое настроение не исчезает, появляется чувство одинокости, и Нине вдруг становится страшно, что она, в самом деле, может остаться одна — без подруг, без коллектива, как Лида Шепель.

Девушка схватывается и начинает быстро одеваться, — надо куда-то бежать, спешить, рассказать Жуковой, Марийке, что они не так ее поняли, что она, как и раньше, осталась их подругой, бывшей Ниной.

На пороге появляется мать. Она сообщает, как радостную тайну, что пришла портниха.

— Скорее, Нинуся, я тебя не хотела будить, а она уже давно ждет. Ах, какое платье! В классе твои подружки локти себе перекусают!

Нина морщится:

— В школу неудобно надевать такое роскошное платье.

— А где же себя еще показать? Не забывай, чья ты дочь. О конструкторе Коробейнике в газетах пишут, а ты…

— Думаю, что мне надо чем-то другим отличаться, а не платьем…

— А ты умей объединять и ум, и одежду. В классе ты первая отличница и одеваться должна лучшее всех.

Нина вздыхает и идет примерять платье. Мать и портниха ходят вокруг, одергивают, приглаживают, расправляют сборки.

— Я говорила, что тебе плиссе очень к лицу, — говорит мать. — Есть у кого-то в классе платье с плиссе?

— Не заметила.

— Ну, у тебя одной будет такого модного фасона.

— Мам, это у нас только Мечик хвастается своими модными галстуками.

— А ты не хвастайся. Платье само скажет, без тебя.

В тот день Нина вышла из дому на час раньше. Она хорошо обдумала все, что должна сказать Марийке. Произошло, мол, какое-то недоразумение. Нет у нее лучшей подруги, чем Марийка. И пусть не выдумывает Мечик ерунду. Да и Юля — тревогу подняла. Так и в самом деле можно разбить дружбу. А что святее дружбы, да еще в последнем десятом классе, перед выпуском из школы!

Нина шла знакомой улицей и не слышала ни шума, ни гудков, ни звона трамваев. Девушка думала о Марийке — какая она хорошая, искренняя подруга, и завидовать ей, относиться к ней недоброжелательно — просто подлость! Как сказал отец? «Выжми себя, как мокрый платок».

В класс Нина пришла первой. Вспомнила, что со вчерашнего дня в портфеле осталось несколько заметок для стенгазеты, которые она еще не успела отредактировать. Одна заметка имела заголовок «Берите пример с Марии Полищук!»