Сергей Алексеев - Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 4 Страница 31

— Что такое «Аврора»?

— «Аврора» есть революционный корабль Балтийского флота, тот, что по Зимнему из пушек стрелял.

— Молодцы, правильно! — хвалит матрос. — А что такое партия большевиков?

— Это та, что самая лучшая, — торопятся ответить ребята. — Партия большевиков за то, чтобы землю — крестьянам, заводы — рабочим, мир — всем народам.

— Верно, — кивает матрос головой. — Ну, а что такое Советская власть?

— Это, когда правят страной не царь, не буржуи, а сам трудовой народ.

— Так. А кто расскажет про Ленина?

— Я, я, я… — понеслись голоса.

— Говори, Еремей Торопыгин.

Вскочил Торопыгин.

— Ленин есть вождь всего трудового народа. Ленин в тюрьмах сидел. Ленин в ссылках бывал. Ленин всю свою жизнь за дело рабочих бился.

Доволен матрос. Смотри, какие умные стали ребята.

Стал матрос объяснять, как буква «а» пишется, как буква «б». Сколько будет один и один, сколько два и два. Дальше матрос не успел. Отозвали матроса.

Вскоре приехал настоящий учитель. Девушка-большевичка. Зоя.

— Ну, что вы здесь изучали?

— Про «а» и про «б».

— Про один и один, про два и два.

— Ну, а еще?

Жмутся ребята.

— Не успели мы больше, матрос уехал.

— Да, немного вы изучили, — говорит Зоя. — Видать, не очень прилежные?

Обидно слышать ребятам. Поднялся Еремей Торопыгин.

— Зато мы про Ленина знаем.

— Верно, верно! — закричали ребята.

— И про Советскую власть.

— И про партию большевиков.

— И про штурм, и про взятие Зимнего.

Улыбнулась Зоя.

— Кто же вам рассказал?

— Он, он, балтиец, авроровец!

Задумалась Зоя: «Молодец балтиец, с главного начал». Жалко ей, что не застала она матроса. И ребятам жаль, что матрос уехал. Так ведь матрос не учитель. У матроса свои, другие дела.

Тульский рабочий Артемий Теплов прислал в родную деревню письмо. Было оно коротким, всего в шесть слов: «Ждите гостей. Будет для вас приятность».

Чешут крестьяне в затылках, разводят руками, ломают головы.

— Непонятное что-то. Неясное. Кто же это приедет? Зачем? А главное, в чем же будет приятность?

Прошло дней десять. И вот прибыла из Тулы рабочая делегация. Да не просто так. Не с пустыми руками. Привезли рабочие серпы и косы, вилы, железные оси для тележных колес, петли, гвозди и прочую железную мелочь.

Мужики так и ахнули:

— Вот это приятность!

А с серпами, косами, да и другими железными изделиями была в ту пору в деревне беда-бедой. Кое-как перебивались крестьяне.

Разгорелись глаза у крестьян.

— Продавать будете?

— Нет, — говорят рабочие.

— Менять?

— Тоже нет.

Не поймут мужики, в чем дело.

— Привезли вам в подарок, — объясняют прибывшие. — От нас, от рабочего класса.

Удивились крестьяне.

— Бесплатно?!

— Ну да. От чистого сердца! Принимайте рабочий гостинец.

Как в сказке свалилось на мужицкие головы такое богатство.

Засуетились крестьяне, забегали. Потащили делегатов в избы, к столу.

Поели рабочие:

— Благодарим. Будьте здоровы. А нам пора назад, на завод.

Поклонились гости, уехали.

— Ну и дела. — Никак не могут прийти в себя мужики. — Чтобы задарма. По доброй охоте. Чудеса, да и только.

Вскоре приехал в село и сам Артемий Теплов.

— Ну как косы, как вилы? Была ли приятность?

— Была, была, — кричат мужики. — И косы хороши, и серпы, и вилы. А если говорить про приятность, то в том, что рабочий класс для нас вроде как брат родной, в этом главная есть приятность.

Проснулся Фомка, поерзал на нарах, по малым делам помчался на улицу.

Ночь. Темно. Туман по улице стелется. Завернул Фомка за угол заводского барака, вдруг слышит — шаги.

Замер мальчик, прислушался. Шаги все громче и громче. Где-то рядом совсем. Насторожился Фомка. Видит, из темноты, из тумана появились три человека. Двое ящик какой-то тащат, третий несет лопату.

Всмотрелся Фомка — так это же бывший владелец завода Елизар Елизарович Мойкин. Мойкин с двумя сыновьями.

«Ящик. Лопата. Куда же это они?» — заинтересовался Фомка. Тихонько двинулся следом.

Мойкины шли к заводской водокачке. Поравнялись. Поставили ящик на землю. Принялись рыть яму. Роют, торопятся. Озираются по сторонам, прислушиваются.

«Клад зарывают», — сообразил Фомка.

Переждал он, пока Мойкины не завершили свою работу, обошел вокруг водокачки, приметил место, вернулся домой.

Лежит Фомка на нарах, ворочается, заснуть не может. Утром чуть свет побежал к дружку своему, Капке Затворову.

— Капка, Капка, — тормошит Фомка приятеля, — вставай, Капка.

Продрал Капка глаза.

— Ну что тебе?

— Клад, клад!

— Какой еще клад?!

— Настоящий!

Рассказал Фомка Капке про ночную встречу. Вскочил тот, собрался.

Схватили ребята лопаты, бегут к водокачке.

— Там денег небось тысячи, — говорит Фомка.

— Деньги — что! Деньги — бумага. Там золото и бриллианты, — поправляет приятеля Капка.

Прикидывают ребята, что же им делать с такими богатствами.

— Пряников купим, — говорит Фомка.

— Пряники — что! — отвечает Капка. — Бисквит настоящий купим, безе или крем-брюле.

Смотрит Фомка на Капку. Ну и Капка — всегда-то он лучше придумает. Хоть что такое и бисквит, и безе, и крем-брюле Фомка не знает, однако виду не подает, — видать, что-то очень и очень вкусное.

Размечтались ребята. Матерям пуховые шали решили купить, сестрам ситцу на платья и ленты, отцам сапоги или штиблеты. Потом стали перечислять знакомых своих и соседей. Малининым фунтов десять крупы — едоков у Малининых много. Деду Харламову валенки. Инвалиду Зарубину новый костыль — он давно о новом мечтает. Слесарю дяде Вавилину шестиклинную кепку.

— Он большевик. Он не возьмет, — заявил Капка.

Прибежали ребята к заводской водокачке. Сразу за дело.

— Быстрей, быстрей! — командует Капка.

Толкутся ребята, мешают друг другу. Но вот наконец лопаты уперлись в ящик.

Тик-так, тик-так — слышат мальчишки.

— Часы это, часы-ходики, — произнес Фомка.

— Ходики, — усмехнулся Капка. — Это либо будильник, либо часы «Павел Буре» с боем.

Увлеклись ребята. Не заметили, как сзади подошел кто-то. Оглянулись, а это слесарь дядя Вавилин.

— Ну, что у вас тут?

Смутились ребята.

— Клад, — наконец произнес Фомка. — Там золото. Там часы тикают. «Павел Буре» с боем.

— Часы!

Вавилин поспешно нагнулся над ямой, прислушался.

— А ну, отходи! — прикрикнул на мальчиков.

Попятились те.

Протянул Вавилин к ящику руку, повозился, утихли часы. Поднялся он, вытер проступивший на лбу пот, усмехнулся.

— Клад, а ведь и вправду, что клад. Динамитом тот клад называется.

Оторопели ребята.

— Там же часы.

— Часы, да не те. Это механизм специальный для взрыва. Ну, а теперь докладывайте все по порядку.

Доложили ребята.

— Да, — произнес Вавилин. — Вот вам и «Павел Буре».

— Эх, пропали шали и ленты, — вздохнул Фомка.

— Шали и ленты — что! — отозвался Капка. — Водокачка ценнее.

Рассмеялся Вавилин:

— Молодец, Капка!

В тот же день Мойкин и оба сына его были взяты под стражу. Судили их строго по революционным законам.

Фомка и Капка тоже ходили на суд. И опять обо всем рассказывали. В протоколах суда числились они как свидетели. Однако и сам судья, и все сидящие в зале понимали, что тут что-то не так, что слово это не то. Какие они свидетели, они главные в этом деле.

Пришла Советская власть в деревню Старые Дворики. Насмотрелись ребята, как взрослые делили господскую землю, живность и другое добро, размечтались.

— Эх, и нам бы придумать какой дележ.

А так как делить было больше нечего, все уже делено и переделено, то Колька Рябов вдруг предложил:

— Давай делить небо.

— Вот те раз, как же его делить?! — усмехнулись ребята.

— А вот так и делить. По-хорошему. Поровну!

— Это понятно. Ну разделим. А дальше. Что же с ним дальше делать?!

— Как что? Все что желаешь: избу ставь, паши, коней выводи в ночное.

Подивились ребята, забавно.

Было их четверо: Колька Рябов, Еремка Дударов, Гришатка Кобылин, Марфутка Дыгай.

Ладно, делить так делить.

Провели они по небу одну черту вдоль, другую поперек.

Кинули жребий — кому какой край достанется.

Соберутся ребята за селом на лугу. Плюхнутся в травы. Животы кверху. Глаза в небо. Хорошо, когда ты хозяин. Делай все, что взбредет тебе в голову.

Распахал свой участок Еремка Дударов под жито. Колосится, наливается янтарным колосом рожь. Вывел Гришатка Кобылин коней в ночное. Разжег костер у самого края неба. Разукрасила, заполнила васильком и ромашкой свою долю Марфутка Дыгай.