Эльза Бадьева - Допуск на магистраль Страница 32

Но это только кажется. В глубине Светкиной души столько горечи, столько боли, что заглянуть туда ей и самой страшно. Горечь эта от чувства бесконечного одиночества. Ни дома, ни семьи у нее по-прежнему нет. По воскресеньям она ходит в «тот дом», но в соседний подъезд, к тете Поле. Туда прибегает братишка, и они в разговорах проводят весь день. У тетки тесно, но как-то тепло и спокойно. Не хочется от нее уходить, и часто, поддавшись уговорам, Светка остается ночевать. Витя тоже норовит не пойти домой. Когда тетя Поля расстилает постели, то в комнате уже не остается ни метра свободного места. Но это не имеет значения: в тесноте, да не в обиде.

И все-таки Светка «в обиде». Ей нет еще восемнадцати. Ей хочется ласки, заботы, внимания. Она совершенно одна в жизни. Правда, о ней заботится государство: она работает по шесть часов, ей есть где жить, есть на что жить. Но ведь этого совсем не достаточно «для полного человеческого счастья»! И Светка тянется к парням, с которыми работает, подстраивается к ним и долгое время считает их своими друзьями.

Правда, очень свежи воспоминания о другой дружбе, которая облагораживала Светку, удерживала от опрометчивых поступков, заставляла забыть плохие привычки. Но теперь Рита далеко, и ее хорошие письма не могут изменить течение Светкиной жизни. Теперь далеко и детский дом, где осталась Светлана Аполлоновна. Конечно, друзья воспитательницы не разговаривают с ней так, как каменщики разговаривают со Светкой.

Но ведь те интеллигенты, рассуждает Светка. А ее друзья — рабочие парни. Кстати, и Рита, пожалуй, тоже интеллигентка. Кончила десятилетку, знает много стихов... Ручки у нее такие маленькие-маленькие, а лицо белое, нежное. Потому с ней, наверно, парни и вежливы всегда — сразу видят: интеллигентка.

И Светка решает, что есть в жизни две нормы поведения: одна для интеллигентов, другая для рабочих.

Ее новые друзья не любят никаких коллективных прогулок, о туристских походах и слышать не хотят. Это огорчает Светку. Они отмахиваются от нее, если она предлагает сходить в театр, книг не читают. Они только работают, спят и пьют... Но они хорошие парни. Светка за это ручается! И раз уж она им друг, то тоже не ходит в театр и очень редко берет в библиотеке книги.

Иногда совершенно неожиданно со дна Светкиной души, откуда-то из-под тяжести горя и одиночества, поднимается светлый прибой музыки. Она прислушивается и недоумевает: как так? Не по радио, не на улице, а где-то в самой себе слышит она музыку!

И наконец понимает: это музыка, которую сохранила память. Это «Полонез» Огиньского... И она старается заглушить в себе воспоминания о детдоме, где хотели сделать из нее «интеллигентку», учили играть на фортепьяно...

Нет, Светка — рабочий человек, «свой парень» в бригаде отчаянных, грубых ребят и очень гордится этим!

Совершенно случайно она попадает однажды во время перерыва в бригаду штукатуров. Заходит к ним «просто так», потому что злится на своих ребят и не хочет с ними обедать. А злится справедливо... Генка сегодня до того плохо работает, что ей все время хочется подойти и треснуть его. Навалит раствора больше, чем надо, размажет, а он растекается, свисает по стенке и застывает отвратительными потеками. Светка смотрела-смотрела на все это, не выдержала, подошла:

— Гад ты, Генка, больше никто! Смотри, стена у тебя какая! Глазам пакостно! И раствору в два раза больше изводишь.

— Иди ты знаешь куда! — вяло огрызнулся Генка.

— А чтоб у тебя лапы пообвалились! — взвилась Светка. — Неужели не стыдно? Я девчонка, и то...

— Какая ты, к черту, девчонка? — оскалился Генка и тяжело хлопнул ее по плечу.

— Что за шум, а драки нет, — «сострил» подошедший к ним Колька. — Оставь Генку-то. Он не твой, а мой подсобник. Катись отсюда!

Светка еще раз взглянула на стену и испуганно всплеснула руками:

— Господи! Да ведь вы «пузо» сделали!

— Где это? — нахмурился Колька.

Стена действительно выпирала бугром, наплывом. Это означало, что ее «завалили», или, говоря языком каменщиков, сделали «пузо».

— Ломать же придется, перекладывать! Гад ты проклятый!..

Светка кричала теперь на Кольку. Колька подошел к ней совсем близко, словно хотел ударить, и тут Светка почувствовала, что от него пахнет водкой. Подошел и Генка. От него тоже пахло водкой. Светке вдруг стало до омерзения противно. Она резко повернулась и ушла, не сказав больше ни слова.

Наступил час обеденного перерыва, и, чтобы не встречаться ни с Колькой, ни с Генкой, она спустилась к штукатурам.

Глава V

Девчата-штукатуры сидят в маленькой теплой «курилке». Впрочем, «курилка» — название условное. Как раз если кто закурит, того выпроваживают из «курилки». В этой комнатушке штукатуры греются, обедают, совещаются. Светка открывает дверь, когда «курилка» уже полна народу. Девчата шикают на нее, но, потеснившись, уступают место на опрокинутом ящике. Все они держат на коленях сумки или свертки, достают оттуда булки, бутерброды, бутылки с молоком. Обедают... Светка достает из кармана кусок хлеба, пригоршню конфет, наливает из бачка воды в пол-литровую банку. Пока она возится, все почему-то с нетерпением поглядывают в ее сторону, а когда успокаивается, бригадир штукатуров Петр Тимофеевич Белоусов говорит:

— Ну что ж, продолжим...

Со скамейки поднимается не знакомая Светке девушка, аккуратненькая, чистенькая, одетая не в спецовку и не в ватник. «Интеллигентка», — решает Светка и с неприязнью ее разглядывает.

Девушка раскрывает газету, пробегает глазами по строчкам, потом снова закрывает ее и, улыбнувшись, спрашивает:

— Дальше я вам своими словами расскажу. Можно?

И она рассказывает о рабочих бригадах, которые одинаково борются и за производительность труда, и за культуру. О тех рабочих, которые считают, что понимать и любить музыку — это так же важно, как важно понимать и любить свой станок.

Светка слушает чистенькую девушку с недоверием и недоумевает: почему все остальные так внимательны к ее рассказу? А девушка говорит еще и о том, что в бригадах этих люди и трудятся и живут по принципу «один за всех, все за одного».

«Как у нас вроде... — соображает Светка. — Врозь даже ста граммов не выпьют... — И тут же вспоминает сегодняшний инцидент, хмурит редкие кустики бровей. — Нет, не как у нас!»

Когда девушка уходит, Светка спрашивает, кто она. Оказывается, секретарь комитета комсомола треста Тамара Киселева. Светка недобро ухмыляется.

— Понятно... Чистенькая... В кабинете сидит!

— Ну да! — возражает ей Зоя Алексеевских. — Тамара с нами работала. Маляром. Она после десятого класса по комсомольской путевке сюда приехала.

Штукатуры расходятся по рабочим местам, Светка нехотя идет в свою бригаду.

И опять с ней происходит что-то непонятное. Начинает казаться, будто уж не такие они ей друзья, эти парни из бригады каменщиков. И не так уж они к ней хорошо относятся... Светка реже и реже остается обедать с ними. Уходит к штукатурам в «курилку» и обязательно застает там что-нибудь новое. То Петр Тимофеевич Белоусов девчатам о смежных профессиях рассказывает, то все вокруг нового номера стенгазеты соберутся, а то книжку коллективно читают. Светка садится на ящик возле двери и слушает.

В отличие от Светкиной, в этой бригаде одни девчата. Только бригадир — Петр Тимофеевич. Впрочем, есть еще один мужчина. Вернее, не мужчина, а совсем мальчик. Гоша Артаментов. Ему недавно исполнилось шестнадцать лет. Он у девчат в бригаде вроде завхоза: материалами заведует, инструментом. А девчат — двадцать семь. Все разные, все с характером, но между собой почему-то не ругаются. Чуть что — собираются в «курилку» и обо всем судят, спорят, решают сообща. Стенгазета у них выходит яркая, красивая — сам Петр Тимофеевич оформляет. А он художник. И в каждом номере раздел «Как красиво одеться». Разные фасоны рисуются и пишутся объяснения к ним. Это кажется Светке совсем странным. Какое отношение может иметь фасон платья к делам бригады, о которых говорится в газете?

А однажды Светка застает в «курилке» совсем необычное. В центре комнатушки стоит смущенная, раскрасневшаяся Нина Спиридонова и, держа в руках свертки, растерянно произносит:

— Ой, девочки! Спасибо вам! Большое спасибо!

Девчата вокруг нее шумят, аплодируют, подбегают целовать.

Светка догадывается, что у Нины день рождения, и тоже подходит, поздравляет.

Вырвавшись из объятий девчат, Нина убегает и возвращается с большим кульком шоколадных конфет.

— Девочки, угощайтесь!

Светке весело и как-то очень хорошо в этой большой, дружной компании. Хорошо и вместе с тем грустно. А грустно оттого, что все эти девчата не ее друзья. Светка невольно вспоминает: как часто случается, когда все-все — и знакомые, и родные, и даже она сама — забывают о ее, Светкином, дне рождения. А в бригаде штукатуров не забывают ни одного такого дня. Заранее покупают подарки, выбирать их бегают в магазин чуть ли не всей бригадой.