Николай Балаев - Ураган «Homo Sapiens» Страница 32

— А як же! — Человек в бараньем кожухе выложил на крышку ящика консервную банку с мясом, соленые, в пупырышках, огурчики, сухую колбасу. Затем вытянул из ящика темную большую бутылку портвейна с залитым сургучом горлом.

— О це гусь прозывается, хе-хе-хе! — Он подкинул бутылку, поймал и посмеялся. — Ну и распотрошим его со свиданьицем.

— Не надо, — сказал Егор и вдобавок отрицательно покачал головой. — Не буду я пить. Да и сыт.

— С дороги не принять? — удивился Гаврилыч. — С дороги — да сыт?! Як же так? Не-е…

— Оставь его, Гаврилыч, — человек в цигейке усмехнулся.

Подошел третий, с чайником в руке, на которой между большим и указательным пальцами синела корявая наколка: «Женя». Глянул на Егора исподлобья, кивнул и стал прилаживать чайник.

— Так ты, мужичок-тундровичок, объясни, откуда и луда путь держишь, — сказал человек в цигейке. — Поведай свои маршруты.

В голосе его Егор уловил и насмешку и напряжение. Знает, что ли? Откуда? Ну да пусть.

— А за вами иду третий день, — сказал Егор. — От Гольцовой ямы. Охотник я, промысловик. И еще инспектор рыбнадзора, — он полез в карман рюкзака, достал удостоверение внештатника. — Вот документ.

Человек в цигейке взял удостоверение, раскрыл и держал, долго, даже шевелил губами. Но Егор видел, что он не читает, а лихорадочно думает. Прикидывает выход и намечает манеру поведения. Ну-ну. А Гаврилыч растопырил мясистые губы, даже нос у него как-то приподнялся вверх вместе с толстыми щеками. А лицо налилось краснотой. Ишь как напрягся. Тоже вроде думает. Но у него мысль иная: не может в толк взять, как это так — предложили человеку стакан, а он отказался. Дивное дело, небывалый, видно, для него случай.

А выражение на лице Жени показалось Егору непонятным. Вроде блуждает на нем какая-то потаенная улыбка. Словно весело парню, но веселье он скрывает. Чего бы ему веселиться? Не может поверить, что попал в нехороший переплет, где дел за компанией набралось не только на рубли, но и на сроки? Думает, наскочил на дорожное приключеньице с распитием умиротворяющего пузырька по окончании? Ну, пока мешать не будем, пусть тоже думает. Думать завсегда полезно, поводят мысли по различным закоулкам и, глядишь, выведут на нужную тропку.

А тот, в цигейковом костюме, все держал удостоверение. По лицу видно, что знает пункты, которые ему предъявят. И не только в инспекции, но и в прокуратуре… Ладно, мешать не будем. Глянем пока вокруг…

Егор повернулся и пошел вдоль берега. Валет бесшумно пристроился сзади.

— Иди, — сказал Егор, и пес побежал вперед, в сторону большого черного пятна на песчаном рыжем бугре, метрах в ста от стоянки. Бугор был изрыт норами евражек. Но ни один из зверьков почему-то не встретил пса и охотника предупреждающим чвириканьем. Что, и тут беда?

Пятно оказалось обширной гарью. Резко запахло сожженным бензином, Валет зачихал. Это-то зачем? Егор наклонился. Норы, насколько проглядывались внутрь, были выжжены. Люди лили бензин внутрь и поджигали. Зачем?! Егор пошел по бугру. Он был пуст, истоптан сапогами. Охотник сказал Валету:

— Давай, ищи хозяев.

Тот махнул хвостом и забегал, морща нос и фыркая. Может, успели убежать? Вон еще бугры, не так и далеко… Но Валет гавкнул в одном месте, потом в другом. Всего нашли девять обгорелых тушек… Ах, растуды вашу… Нет, так нельзя. Спокойней, Михалыч, не разменивай дело на нервотрепку. Иди-ка на бережок да сядь-посиди у зеленой воды Паляваама…

Через полчаса охотник вернулся обратно, посмотрел. Привычной желтой жестянки сбоку, под дверью, не было. Обычный трюк браконьеров: съехал с трассы и за ближайшим бугром снимай номер. ГАИ в тундру работать не ездит. А всяким любопытствующим зацепиться взглядом и не за что. Хорошо, тут сам нарушитель «пронумерован» — Женя. По такому «номеру» в районе найти несложно. Да и жестянка где-нибудь в кузове лежит, буду досматривать — найдется. А что, кстати, с машиной?

Егор шагнул в воду. Женя отделился от группы и пошел к нему. Валет молча закрыл дорогу, даже зубов не показал. Просто прошел к воде, развернулся навстречу человеку и стал равнодушно смотреть в сторону. Женя сделал еще несколько шагов. Тогда Валет склонил к земле шею, а морду по-волчьи вытянул вперед. Хозяин его матери рассказывал Егору, что гуляла она всегда в тундре, три недели не появлялась в поселке и поселковых псов с собой не уводила. Да, много легенд ходило о матери Валета.

— Пусти, Валя, — сказал Егор.

Валет, не меняя стойки, молча отодвинулся в сторону. Женя, сильно замедлив шаг, прошел к машине.

— Что случилось? — спросил Егор, похлопав ладонью по обмытым тракам гусеницы.

— Нырнули невзначай, — парень блеснул глазами, и снова Егору почудилась в них улыбка. А что? И такие люди есть: чем больше опасность, тем круче в них взыгрывает непокорное, замешанное на злости веселье. Только вот злости-то ни в лице, ни в голосе парня не видно и не слышно. Чудно.

— Подъехали ночью, какая ни на есть, а темень. Сам, небось, знаешь: зимой тут при луне кажется — читать можно, до того светло, а книжку возьмешь, строка — как черная линия. Так и теперешние ночи: без фар едешь и вроде светло, а в воду сунешься — чернота. Говорю начальнику: надо переждать пару часов, пусть развиднеется. А он днем по рации ваших криков наслушался, — Женя ухмыльнулся, — и ни в какую! За два часа, говорит, на трассе будем, двигай! Я и двинул… М-да… Попал носом на скос переката, движок залило, заглох. И стоим почти сутки, никак не заведу. Прям смех…

Разговорчивый парень. А злости точно — нет. Да-а, чудно. Не круглый же дурак… И смотри ты, как точно случай распорядился: полметра в сторону — и будь здоров, не кашляй.

— Открой дверь, — попросил Егор.

— Момент, — парень свинтил гайку с болта, просунутого в замочные ушки, распахнул створки.

— Э! — окликнул с берега Гаврилыч. — Чего шукаешь в машине?

Он пошел было к воде, но Валет снова встал на след хозяина, и Гаврилыч остановился.

В кузове было три стокилограммовые бочки с разделанным, посоленным и плотно уложенным гольцом. На них у передней стенки кузова — три оленьи туши, а у дверцы — несколько ящиков с хариусом и чирами. Битком набито.

— Не имеешь права! — снова крикнул Гаврилыч. — Бисова душа!

Вот и о правах понемногу начинают вспоминать. Но все о тех, где мне положено.

— Похоже, кончились наши права, — Женя вздохнул. — Начинаются обязанности.

Да нет, не дурачок этот парень, все понимает. Тем лучше. Егор захлопнул дверь и пошел на берег.

— Ты покажь разрешение от прокурора, а потом шарь в чужой машине, — сказал Гаврилыч. — Дуже швыдкий! За такое и по шее…

— Хватит! — резко оборвал его человек в цигейке.

— Старший вы? — спросил его Егор.

— Положим.

— Фамилию надо вашу, имя-отчество и место работы. Протокол оформлять будем на лов рыбы незаконными способами в запрещенном месте, на речную потраву, а также на незаконный отстрел домашних оленей.

— Ну, накрутил; «незаконный-запрещенный!» Может, как миром уладим? Нет? Ладно, молчу, молчу… Нет — так нет. Попали, так будем отвечать, что тут поделаешь. Значит, пиши: «Гришин, Владимир Львович, горный мастер прииска «Весенний»… Бумаги нет? Дать ему бумаги. Гаврилыч, мигом! Обеспечь инспектору условия для работы.

Гришин распоряжался четко и серьезно, ни тени насмешки не было на лице и в голосе. И Гаврилыч, ошалело поглядывая на мастера, извлек из продуктового ящика помятую школьную тетрадку, из кармана карандаш.

— Что еще требуется? — спросил Гришин.

— Кто-нибудь со мной в машину, рыбу считать надо при свидетеле, — сказал Егор.

— У-у, считать! Пиши на глаз — согласен, подмахну. Десятка разницы — какой разговор! Мы люди щедрые.

— Не положено, — сказал Егор. — Да и не десятками тут пахнет.

— Водила! — позвал мастер Женю. — В распоряжение «начальства»! Просьба одна к тебе, инспектор, — пошустрее: нам не до тебя, машину государственную спасать надо. Заканчивай мигом да уматывай от греха подальше, чтоб глаза тебя не видели.

Егор пошел к вездеходу. Они с Женей расстелили в корме кусок брезента, стали опрокидывать на него ящики, считать и разносить рыбу в графы по количеству в виду. Там были чир, хариус и мелкий голец.

— Нам инспектор в клубе разъяснял на лекции, сколько стоит одна рыбка, да я забыл, — сказал Женя. — Тут много набежит из нашего кармана? — Он хмыкнул. — Вернее — убежит?

— При незаконном лове чир — тридцать рублей, хариус — пять, голец — рупь.

— Штра-а-афик! — Женя присвистнул. — А с гольцом шутишь? Расстраивать не хочешь? Ру-упь — ха! Самая вкусная на Севере рыба дешевле харитона? Не вижу логики.

— А ее у нас во многих вещах не видно, — сказал Егор. — То ли людям времени не хватает некоторые решения додумать, то ли умения увидеть дело шире. Хотя бы и с гольцом. На юге области, где кета да горбуша нерестятся, голец ест игру и потому объявлен вне закона. Но у нас, здесь, массового хода лососевых, кроме гольца, — нет, однако действует на всю область одно правило… А насчет вкуса я с тобой согласен — ни кета, ни горбуша против полярного гольца и близко не тянут… Однако эту недоработку пусть наверху решают, а ты мне на пару вопросов ответь по вашим делам. Олени, рыба — это понятно. Разбой, как говорится, для личного удовольствия и своего благополучия. А евражек-то зачем жгли? Потехи ради? Так у нормального человека разве возможен такой способ потехи?