Николай Вагнер - Ночные смены Страница 32

Закончив письмо, Алексей быстро собрал необходимые вещи и пошел к Насте. В квартире, где все напоминало о маме, он подолгу находиться не мог. Почти весь этот месяц он жил у Насти.

Они работали теперь в ночную смену и днем выбирали время, чтобы побыть на маминой могиле, положить на нее ветку вербы или подснежники. А сегодня они вместе должны были идти на речной причал: в город специальным рейсом приехал Настин отец — Илларион Дмитриевич, коммерческий директор металлургического завода в Межгорье.

Сразу после работы Настя переоделась во все лучшее, что у нее было. На бархатное коричневое платье она накинула летнее синее пальто с кокетливой пелериной и теперь, заглядывая в зеркало, примеряла плоскую с короткими полями шляпу из синей замши с такими же цветочками. Алексею тоже хотелось выглядеть понаряднее, но выбирать он мог лишь между все тем же связанным мамой свитером и сильно поношенным пальто. И все-таки Настя смотрела на него восторженно. Стройная фигура Алексея, его волнистые темно-русые волосы, зачесанные назад, мужественное лицо — все нравилось Насте.

— Не одежка красит человека, а человек одежку, — сказала она. — А пальто можно и не надевать: солнце сегодня греет, как летом.

И Алексей бросил свое потрепанное пальто на спинку стула.

— Пошли! — сказал он. — В нашем распоряжении не больше трех часов.

На обрывистом берегу реки гулял свежий вольный ветер. Он хлестал полинявшие вымпелы немногочисленных, главным образом буксирных, судов, холодил грудь. Алексей взял Настю за руку, и они побежали по крутой тропке к берегу, возле которого чернела небольшая крытая барка. К ней приткнулся длиннотрубный катер.

Под ногами Насти и Алексея угрожающе заскрипел спружинивший трап, но в следующий миг они уже были на твердой палубе. Среди стоявшей здесь тишины слышалось пиликанье гармони. Звук ее проникал откуда-то снизу, из нутра барки. Вскоре под скатом небольшого выступа они увидели люк и осторожно спустились по лестнице в трюм. Тусклый свет падал сюда через крохотные оконца. За грубо сколоченным квадратным столом сидели двое мужчин. Один из них был крупный, спортивного склада молодой человек, другой, в руках которого застыла жалко пискнувшая гармошка, наоборот, выглядел старым и болезненным. На столе беспорядочно валялись соленые огурцы, начатая буханка хлеба, кусок сала и несколько банок консервированной колбасы. Над всем этим возвышалась бутылка настоящей, запечатанной сургучом водки.

Увидев Настю и Алексея, хозяин застолья поставил гармонь на лежавший неподалеку ящик и, чуть качнувшись, пошел им навстречу. Небольшие глаза его с озорными огоньками увлажнились, виноватая и в то же время умиленная улыбка появилась на лице.

— Настюшенька, доченька! — сказал он хриплым голосом и трижды поцеловал Настю. — Разрешите представиться — Илларион Дмитриевич, Настин папа. — Алексей назвал себя. — А это, — полуобернувшись, продолжал Илларион Дмитриевич, — наш представитель Сергей Аркадьевич Репнин.

Илларион Дмитриевич засуетился у стола, смахивая с него крошки.

— У нас тут все есть, и тарелочки, и рюмочки, и вилочки. А вот табуреточек только две. Но мы это сейчас устроим. Сережа, давай тару.

Репнин выволок откуда-то из-под лестницы пустые ящики и поставил их около стола.

— Прошу! — пригласил Илларион Дмитриевич и, когда Настя и Алексей сели за стол, продолжал: — Сегодня у нас, так сказать, день приезда: но мы уже многое успели провернуть. Не думай, доченька, что мы с Сергеем Аркадьевичем весь день на гармошке пилим. Утро было горячим, и мы по городу побегали, и к нам народ валил до самого обеда. А вот теперь можно и расслабиться. — Он достал из ячейки ящика, заполненного водкой, еще одну бутылку с красной сургучной головкой и поставил ее на стол. — Межгорский завод, братцы мои, — это все! Все, что нужно для обороны. Я надеюсь, вам понятно, что значит сталь вообще и во время войны в частности? Словом, как в песне! — И он запел хриплым голосом: «Нерушимой стеной, обороной стальной сокрушим, уничтожим врага!»

— Папа! — с укором сказала Настя.

— Все, все, доченька, не буду. Петь не буду, а выпить можно, даже должно, — наливая водку в тяжелые граненые рюмки, говорил Илларион Дмитриевич. — У нас сегодня решено сто проблем. А скажите, кто откажет Межгорью? Никто! Потому что Межгорский завод — это сталь. Раз! — Илларион Дмитриевич загнул и без того скрюченный палец. — Это чугун — два! Это кровельное железо — три! Поковки для всех заводов, какие только мне известны, — четыре! — Настя дернула легонько отца за рукав темно-синей гимнастерки, и он на время угомонился. — Угу! Правильно, доченька, давайте выпьем. Выпьем за победу! За наших жен и детей, за вас, молодые, красивые мои люди!

Закусив кружочком соленого огурца, Илларион Дмитриевич потянулся к гармошке, сдвинул мехи, и в гулко резонирующем трюме пружинно запрыгали музыкальные фразы популярной песни «На марше равняются взводы».

— «Нерушимой стеной, обороной стальной сокрушим, уничтожим врага!» — самозабвенно пропел Илларион Дмитриевич и снова отставил гармонь.

— Ну, ладно, — на удивление трезвым голосом сказал он. — Рассказывай, Настюшенька, как живешь. Письмо твое получили. Об Алеше ты нам с матушкой намекнула туманно, но я вижу: все у вас ладом. А коли вы счастливы, и у нас на душе покой. Алеша мне сразу понравился. Прямо скажу. А что образования нет, так после войны дороги никому не заказаны. Учись, трудись, радуйся мирной счастливой жизни! Так ведь, Алеша?

Испытывая неловкость, Алексей ничего не ответил, только неопределенно качнул головой.

— Ну вот и замечательно! А сейчас тяжело вам, понимаю. Однако надо иметь в виду, что чем дольше живет человек, тем больше выпадает на его долю испытаний. Это только цветочки, то ли еще может быть. Так что держитесь! — Илларион Дмитриевич вышел из-за стола и направился к борту. — Тут вам матушка кое-что послала.

Он долго не мог найти сумку с продуктами, отодвигал ящики, переступал через них и вдруг, наткнувшись на стеганый защитного цвета бушлат, бросил свое занятие. Выйдя к столу, он развернул бушлат, внимательно разглядел его с обеих сторон и протянул Алексею.

— Это тебе, Алеша. Абсолютно ненадеванный. Хочешь носи, хочешь продай. А то, я вижу, ты как спортсмен из ремесленного. Не больно тепло еще так-то щеголять. Держи, специально для тебя выписал. У нас, брат, все есть. И валенки к зиме справим, и телогрейку, если надо, сгоношим.

Заставив Алексея примерить бушлат, Илларион Дмитриевич вновь принялся за поиски сумки. Помогла ему Настя.

— Да вот она, мамина сумка.

— И верно, под самым носом стоит. Не знаю, что она тебе там собрала, да вот забери и это. — Он с трудом втиснул в туго набитую сумку банки с консервами. — Водкой не наделяю. Дефицит. Да вам она и ни к чему. А в нашем деле — ой как пригодится! Верно, Сергей? — Репнин с готовностью подтвердил. — Мы и то всего лишь парочку позволили. Ящик невелик, а ведь дело с людьми имеем. Как говорят, не подмажешь — не поедешь. Все это, конечно, условно. Вот где наша сила — сталь! — Илларион Дмитриевич поставил ногу на кипы листового железа. И казался он сейчас не маленьким, щуплым человеком, а всесильным владыкой. — Не хитрая миссия — взаимовыгодные операции, да ума требует. И хозяйского подхода. Не имей мы сверхпланового запасика, давно бы завод встал. А допустить это ни в коем разе нельзя!.. А вы ешьте, закусывайте. Сейчас мы придавим с Сергеем Аркадьевичем пару часиков — и за дела. Не время теперь расслабляться, да не вам рассказывать, что значит сегодняшняя заводская жизнь.

Солнце уже склонялось к заречному лесу, окрашивая багрянцем низко идущие облака, когда Алексей и Настя уходили с барки. Было холодно. Настя упросила надеть бушлат, и Алексей почувствовал себя в нем тепло и уютно. Бушлат словно специально был сшит для него, и пуговки с пряжкой поблескивали нарядно. Настя была счастлива: и у Алексея обновка, и питание им обеспечено, по крайней мере, на месяц. Вот только отец оказался верным своей привычке. Сколько раз он обещал маме не пить и никогда не упускал случая нарушить это обещание. А ведь здоровья уже нет. Дышит он, если прислушаться, со свистом. И перед Алексеем было неловко. Вдруг ему отец совсем не понравился? И она спрашивает, заглядывая в глаза:

— Как тебе пришлось там, на барке?

— Было любопытно.

— Как любопытно?

— Я и не представлял себе, что может быть сейчас такая жизнь. Водка — ящиками, закуски — ешь не хочу. Настоящие купчишки, — добродушно ответил Алексей.

— Похоже, — рассмеялась Настя. — А вообще отец не такой. Он — труженик, всю жизнь отдает заводу. Все говорят, что он очень ценный работник. Его даже министр наградил именными часами. Материально-техническое снабжение и сбыт — это очень не просто. Надо знать производство, и не только свое — многих других заводов. И людей надо знать, сотни людей по всей стране. Бывало, говорит отец в ночь-полночь по телефону с каким-нибудь Кузнецком, или Ярославлем, или с Москвой — и всюду у него знакомые. Всех по имени и отчеству называет, и все эти Иваны Ивановичи, Петры Петровичи выполняют любую его просьбу.