Константинэ Гамсахурдиа - Похищение Луны Страница 33

Тараш припал к гриве коня, пришпорил его пятками.

Знаменитый тбилисский жеребец, задетый тем, что его обогнал герой Абхазии, рванулся и, помчавшись быстрее ветра, опередил Арабиа на олений прыжок,

«Как, опередить меня на прыжок оленя?»

Арабиа заволновался сильнее хозяина. Он больше, чем Арзакан, не выносил, чтобы кто-нибудь обгонял его.

Арзакан замахнулся плетью на своего любимца. Разгоряченный конь чуть дернулся в сторону. Воспользовавшись этим, Дардиманди поскакал к финишу по кратчайшей прямой. Гром дружных аплодисментов приветствовал финиш первого заезда.

Но не успел Дардиманди пролететь дистанционную черту, как его настиг Арабиа, отставший всего на длину лошадиной шеи.

Норио и Гунтер следовали на расстоянии лошадиного корпуса.

Арзакан и Тараш мчались почти вровень, так что аплодисменты относились к ним в равной мере.

Вспылив, Арзакан сильно хлестнул своего жеребца.

Дардиманди не привык к плети. Даже свист ее пугал коня, и поэтому, еще более разгоряченный, он опередил Арабиа на длину циновки.

Арзакан разъярился. Снова свистнула плеть. Но распаленный Дардиманди несся как бешеный, копытами выбивая искры.

Злость охватила Арзакана. Огонь соперничества, возникшего еще в детские годы, снова вспыхнул в его сердце здесь, под сенью чинаровой аллеи.

Вот маленькие Арзакан и Тараш, шаля, ластятся к груди Хатуны. Правую грудь сосал Тараш, левую Арзакан. Вдруг Тараш ухватился за левую.

— Это моя грудь! — крикнул Арзакан и шлепнул его по щеке. Избалованный кормилицей Тараш возмутился и ущипнул молочного брата за щеку. Арзакан вцепился в лицо Мисоусту, и оба заревели.

Не то же ли повторяется и сегодня?

Тараш во всем опередил Арзакана. Успев объездить весь мир, получив европейское образование, он добивается Тамар, заигрывает и с Дзабули. «Ему мало звания ученого, ему нужна еще слава мастера наездничества», — пронеслось в сознании Арзакана.

Подхлестнув Арабиа, он нагнал Дардиманди. Морда Арабиа была на одной линии с мундштуком Дардиманди. Лакербая несся вслед за ними, Абдулла Рамаз-оглы отстал на два лошадиных корпуса.

Во второй группе Джото Гвасалиа скакал последним на Цире Каца Звамбая.

Арзакану случалось несколько раз арестовывать Джото за контрабанду. Старая ненависть против Арзакана вспыхнула в душе Гвасалиа. Он пронзительно гикнул.

Кац дожидался его у поворота. Когда Гвасалиа поравнялся с ним, он выхватил у него повод, перекинул себе через шею и, гикая, пришпорил Циру. Вскоре Кац стал нагонять всадников.

В третьей группе первым скакал Малазониа. За ним Иналыпа Чичаги на белой кобыле, рядом — его молочные братья. Они стреляли из пистолетов и кричали как оглашенные, подзадоривая изможденных коней.

Последнюю группу вел Беслан Тарба. Семеро братьев Тарба подбадривали лошадей возгласами «ахахаит» и взмахами плети, распаляя чалого мерина Беслана. Решид Гечь, в красной чохе, исступленно выкрикивал что-то по-абхазски.

Неожиданно из этой группы вырвался Эдирбей Чанба на низкорослой абхазской кобыле. Стремительно перегнав пятерых всадников, он очутился рядом с Кац Звамбая.

Обоих перегнал Малазониа.

Кац оставил позади и Иналыпу Чичаги и Решида Гечь. Бросив взгляд на Эдирбея Чанба, вспомнил, как некогда обскакал его в Очамчире… Стегнул плетью Циру и догнал Малазониа.

Зычно гикнув на Циру, он пронесся мимо Рамаз-оглы. Тот пронзительно крикнул на свою лошадь по-тюркски и наверстал потерянное расстояние. Но Кац зарычал и перегнал его на прыжок горного тура.

Кац Звамбая решил побить и воспитанника, и сына. Пусть посмеют когда-нибудь назвать его стариком!

Арзакан услышал клич отца.

Изо всех сил хлестнув Арабиа, обогнал и отца и Малазониа.

В первой паре летели Арабиа и Дардиманди, узда к узде, шея к шее, голова к голове.

И в седьмой раз раздались аплодисменты.

ИСПОВЕДЬ ДВОРЯНИНА

Гвандж Апакидзе потерпел поражение. Приз больших скачек был поделен между Арзаканом и Тарашем.

А он-то думал: вот побьют Арзакана, и тот с горькой досады продаст опостылевшего ему жеребца Арлану, и достанется Арабиа Гванджу в качестве авандара — подарка, который жених подносит своему будущему тестю…

Свадьба Арлана была назначена на вечер того же дня.

Арзакан не собирался на ней присутствовать. Он и Чежиа были не в ладах с Арланом, окружившим себя сомнительными людьми и проводившим коллективизацию недозволенными методами.

Чрезмерное усердие проявлял Арлан и в борьбе с религией, не щадил религиозных памятников. Так прославил он себя сожжением пятисотлетнего дуба в Дурипши. По его распоряжению было уничтожено несколько кузниц, в которых культивировалось поклонение наковальне — апшира. Он же дал приказ снять колокола с древнейших храмов в Сванетии, Абхазии, Мегрелии.

Арлан увлек за собой зеленую молодежь. Его «революционеры колоколен» ревностно снимали колокола по всей Абхазии.

По многим вопросам Чежиа приходилось сталкиваться с Арланом. Однако с мнением Арзакана он не согласился.

Чежиа объяснил своему другу, что не поехать к Аренба Арлану в день свадьбы значило бы нанести ему оскорбление и без всякой пользы обострить отношения.

По окончании скачек народ густыми толпами повалил в Илори.

На абхазскую свадьбу приезжают не только родственники и знакомые, но и всякий, кому охота попировать и поглазеть на жениха и невесту.

По обычаю страны, именно эти незваные гости и считаются самыми желанными. «Они-то и есть настоящие гости!» — говорят абхазцы.

И все же на свадьбу никто не является без подарков.

Дело происходило в начале сплошной коллективизации. Кулачество было встревожено: прошел слух, что будут отбирать не только рогатый, но и всякий другой скот и птицу. Поэтому лихорадочно начали резать домашнюю скотину.

Еще накануне свадьбы к старой апакпдзевской усадьбе потянулись вереницы гостей, нагруженных подношениями: барашками, козами, белыми бычками. С утра отряды всадников с песнями и ружейной пальбой двинулись в Илори. Можно было подумать, что вернулись старые времена, когда толпы народа стекались в Илори на жертвоприношения святому Георгию.

Весь род Арланов прибыл на свадьбу. Так уж было заведено в Абхазии: невесту выбирает род, и род выдает девушку замуж. Род празднует свадьбу и справляет поминки.

Из Зугдиди выехало человек двести всадников. Женщины, дети и старики ехали на грузовиках и очамчирским поездом.

Для Тамар, Дзабули и Каролины Арзакан достал низкорослых мегрельских лошадок.

Скачки сильно утомили Арзакана, но от того, что Тамар была в хорошем настроении, он тоже чувствовал себя хорошо. Тамар шутила, смеялась. Настороженное ухо юноши не улавливало в тоне ее голоса ни малейшего отзвука вчерашней ссоры.

Невольно взгляд Арзакана задерживался на слегка открытой груди девушки, где сохранился след от крестика.

Арзакан удивился, что Тамар ни разу не упомянула о пропаже креста. Или догадывалась, что его подобрал Арзакан?

Разбитый от усталости Тараш Эмхвари уже не в состоянии был развлекать дам. Вышло так, что он оказался рядом с Гванджем Апакидзе.

— Ну, ребята, ускорим шаг, а то и к рассвету не поспеем в Илори, — крикнул Гвандж юношам и девушкам, увлеченным разговорами, и замахнулся плетью на свою лошадь.

Мимо мелькали ивняки, частоколы, лачуги, крытые дранью и саманом, темные ольховые рощи, деревья, перевитые хмелем и дикой виноградной лозой.

У заборов и изгородей заливались лаем собаки. Из ворот выглядывали женщины и дети.

За деревней открылись заболоченные луга, по которым рассеялись стада буйволов, облепленных тучей ворон; деловитые птицы снимали с линявших животных их зимнюю шерсть.

Вымазанные в болотной тине буйволы лениво поворачивали головы, провожая всадников глазами цвета гишера.

Неподалеку застрял в грязи украшенный цветами и зелеными гирляндами трактор. Мотор беспомощно тарахтел. Тщетно мучились с ним шофер и трактористы. Когда они дружно напирали на него плечами, трактор начинал трещать и фыркать, но одно из колес увязло слишком глубоко, и машина не двигалась с места.

Заслышав треск, Арабиа шарахнулся и понесся прямо к обрыву.

Арзакан натянул поводья, вздыбил и разом повернул жеребца.

— Погубит его, несчастного, этот жеребец! — сказал Гвандж Апакидзе Тарашу. — Он же твой молочный брат, посоветуй ему продать коня. А не то, помяни мое слово, убьет он его!

— Как мне советовать, дядя Гвандж, ведь этим конем правительство наградило его за храбрость. Никогда он не расстанется с ним! И, правду сказать, самое интересное всегда связано с риском… Носиться на лихом скакуне — это радость! А что за удовольствие трястись на смирной кляче?