Гавриил Кунгуров - Албазинская крепость Страница 34

Албазинская крепость притихла, спряталась в тумане. Стоял казак на дозорной башне. Спали албазинцы тревожно.

Не спал Ярофей Сабуров, не спала Степанида. Она поднялась с лежанки, волоча за рукав шубейку, подошла к оконцу:

— Утреет, Ярофеюшка.

— До утра долече, то туманы плывут по-над Амуром…

Степанида присела на лежанку. В горенке мрак, сырость, запах едучей смолы. Степанида вздохнула:

— Жонка казака Сидорки Столбова худое сказывала, говорит: посадские мужики-де от ясашных тунгусов слыхали: идет рать маньчжуров на Албазин, рать та многая, пешая и конная.

— Коль та рать придет, то не сломилась бы о рогатины — так смекаю!..

— Рать многая, Ярофеюшка, сказывают, воиста!..

Сабуров махнул рукой и вышел во двор.

Занялась утренняя заря…

Просыпался Албазин. Скрипели ворота, суетился народ.

Тревожные вести, будто пчелы, жалили нещадно албазинцев. Суматошно начинался день.

Ждали албазинцы набегов маньчжуров.

Немного миновало дней, к Албазину прискакали два маньчжурских конника. Они звали Ярофея выйти из крепости на холм. Ярофей с малой охраной казаков из крепости вышел. Конники сказали:

— За горой стоят три важных посланца великого богдыхана. Потребно им речи вести, и желают они видеть главного наместника крепости.

Сабуров, боясь лукавства и подвоха, на переговорные речи не поехал, послал пять казаков-доглядчиков под началом старшины Максима Юшкова. Казаки не вернулись.

Весть о приходе маньчжуров на Амур долетела до Нерчинского острога. Новый воевода, Алексей Морозов, боясь разгрома Албазинской крепости и похода маньчжуров на Нерчинск, послал в Китай для переговоров двух казаков. В Китае приняли их ласково и держали у себя недолго. Вернулись казаки в Нерчинск через три месяца. Головной начальник пограничной рати именем богдыхана требовал: немедля Албазинскую крепость снести, русским с Амура уйти.

Казаки говорили воеводе:

— Собрана китайским богдыханом многая ратная сила, и посылает он ее, чтоб снести Албазинскую крепость и Нерчинский острог. Впереди той китайской рати идут воины Желтого знамени — то разбойные маньчжуры, за ними — черные монголы и даурцы.

Воевода писал в Москву царю:

«…Мне, холопу твоему, оборонять твои, великого государя, остроги малой силой невозможно. Промышленные люди и казаки Нерчинского острога самопалов добрых не имеют, а от прежнего воеводы в казне ружейной самопалы остались худые, ржавые, с бою негодные. А ружейных мастеров в остроге нет, окромя Куземки Федорова, да и тот дряхл и слеп и к тому ружейному ремеслу не пригоден».

Не дожидаясь ответной царской грамоты, воевода решил отвести удар маньчжуров, пошел на уступки и велел острожки, которые зимой были поставлены на реке Зее, сжечь, а казакам уйти к албазинцам. Богдыхан посчитал это малой данью, и зима прошла без войны.

По-прежнему Албазин стоял на Амуре крепко. Жили албазинцы вольно, Нерчинскому острогу не подчинялись и подарков повинных не посылали. Нерчинский воевода решил сам поехать в Албазин, чтоб непокорных казаков подвести под свою крепкую руку.

Приехал воевода. Собрал казачий круг, заговорил гордо, требовал от албазинцев покорности и выдачи соболиной казны сполна. Ярофея Сабурова воевода не повстречал: он уплыл на пяти дощаниках с албазинцами в малый ратный поход вниз по Амуру для проведывания земель и сбора ясака.

Албазинцы казны воеводе не дали, попрекали его обидами прежнего воеводы, жаловались на тяжести ратного житья. Тогда воевода вытащил из кармана шубы царскую милостивую грамоту, читал громогласно и внятно.

Албазинцы от радости клялись за Албазин биться посмерть и стоять твердой ногой на Амур-реке.

А когда воевода сказал, что привез албазинским казакам царское жалованье в пятьсот рублей серебром, казаки всполошились.

— Отчего пятьсот?! Царь послал нам две тысячи!..

— Отдай, воевода, наше жалованье сполна!

— С Албазина тебя не выпустим!

Воевода от соболиной казны отказался, хотел из Албазина уехать, но казаки его не пускали.

Просидел воевода взаперти три дня.

У купцов албазинских занял пятьсот рублей, роздал их албазинцам, а вторую тысячу поклялся прислать с гонцами.

Воевода уехал сердитый и обиженный. Албазинцы соболиной казны ему не выдали, власти его сполна не признали. По пути воевода повстречал ясашных эвенков, говорил им:

— В острог Албазин отныне не ходите и ясак им не давайте. Несите в Нерчинск. Казаки в Албазине живут воровские.

В походе с Ярофеем Сабуровым приключилась беда. На повороте реки дощаники Ярофея врезались в большой маньчжурский флот. Суда маньчжуров плотно окружили дощаники Ярофея, прибили их к крутому мысу и стали на якорях, загородив путь.

Скоро подплыла большая остроносая лодка; начальник в синем долгополом халате, с мечом на поясе. Толмач его кричал:

— Какие вы есть люди? Зачем по чужой воде лодки гоняете? И кто с вами главный боярин?

Ярофей Сабуров схитрил:

— Плывем для промысла. В вожаках имеем Гришку Лотошникова.

Начальник-маньчжур не подозревал, что говорит с Ярофеем Сабуровым, о храбрости и суровости которого знал давно. Он звал русского вожака на переговоры. Ярофей, узнав в начальнике маньчжура, на эти званые речи не пошел, а послал старшину Гришку Лотошникова и пять казаков.

Прошли ночь и день, посланцы Сабурова не вернулись.

Снова подплыла остроносая лодка начальника-маньчжура, а в ней толмачи. Они наперебой кричали:

— Люди ваши на пытках не устояли, тайны выдали.

— Воры вы и грабители! На чужой земле бегаете хуже волков!

Толмачи показали дорогие подарки, похвалялись ими и подбивали казаков бросить Русь и идти на службу к богдыхану.

— Подарки ваши скудны, — отвечали казаки.

Толмачи старательно показывали, разложив на борту лодки: сапоги, сукна, камки и многое другое. Толмачи говорили:

— Получите вы, казаки, награды и почести большие.

Прельстились этими речами только три казака, остальные отказались. Маньчжуры сердились. Подплыли еще две большие лодки с воинами, они грозились, ругались и тут же для острастки потопили один сабуровский дощаник. Сидевшие на нем казаки едва спаслись.

Ночью Сабуров и сорок ближних его казаков тайно пали в воду, поплыли к берегу, вылезли на песчаный яр и разбежались по лесу. Маньчжуры бросились в погоню. Многих казаков в лесах поймали и перебили. Сабуров с большими мучениями с девятью казаками едва добрался до Албазина.

Сабуров понял: богдыхан ведет большую армию, и Албазину при его малолюдстве и при малом числе пушек не устоять. Клял Сабуров албазинцев за их грубости и обиды, которые они сделали новому нерчинскому воеводе.

Тут же Сабуров снарядил в Нерчинск скорого гонца, позвал албазинских грамотеев — попа Гаврилу да сына посадского купца Зыкова. Две ночи строчили грамотеи малый лист воеводе. Послушав написанное, Ярофей качал головой:

— Писание ваше нескладно. Надобно, чтоб воевода уразумел твердо, какие угрозы пали на русские рубежи на Амуре, какая потребна скорая подмога.

Вновь скрипели перья.

Сабуров говорил, а сын посадского купца писал:

«…А богдыхан с Амура-реки удумал русских беспременно согнать. Крепость Албазин, что трудами нашими возведена, сжечь, нас же, казаков, порубить, потопить, повывести… Рать идет многая, и пешая, и конная, и корабельная. Ведут ее маньчжуры. Против такой рати при нашем малолюдстве без свинца и пороху не устоять. Побьют нас маньчжуры, с наших амурских рубежей сгонят.

Обиды, батюшка воевода, которые причинили тебе албазинские казаки в горячке и во хмелю, позабудь. Шли скорую ратную подмогу, особливо снасть огневую: пушки, самопалы, порох да свинец…»

Ночью гонец ускакал в Нерчинск.

Богдыхановы советники готовили скорый поход на Амур.

В начале лета прибыл в Албазин из Китая Гришка Лотошников с казаками. Маньчжуры возили его в город Наун, отпустили, вручив богдыханов лист. Богдыхан грозил снести Албазин и Нерчинск, требовал Албазин сдать без крови, получить у него милость и жалованье.

Албазинцы горячились, слушая грамоту богдыхана:

— Писание то обманное! Мы ему не верим! Волен один бог да Русь великая. Ей послужим!

— Албазинскую соболиную казну не бросим. Сколь пороху хватит, стоять будем!

— Крепость наша кровная, ее не оставим посмерть!

Не прошло и месяца, возле посадских лугов нашли убитого стрелой албазинца. Стрелу осмотрели, была она маньчжурского изделия. Наутро подобрали еще трех сраженных албазинцев. Прибежали перепуганные эвенки, сказали Сабурову, что видели вражескую рать. Идут воины с пиками — то рать головная, именуемая «Первые сто пик непобедимых маньчжур». За ней движется множество воинов.

О походе маньчжуров и даурцев на Амур царь узнал поздно: из далеких сибирских острогов до Москвы скорым ходом шли гонцы полгода и больше. До Тобольска они добирались с большими мучениями. Часто в пути подстерегали их напасти: обижали немирные кочевники, нападал лютый зверь и жизни лишались, заблудившись в таежных дебрях.