Сабир Азери - В тупике Страница 35

Он посмотрел вдаль — и там видны были машины, рядом с некоторыми загорали парочки.

Подул легкий ветерок и шевельнул курчавые, жесткие волосы на груди Кестебека. Он радостно вздохнул полной грудью.

— О-ха-ай, как хорошо, прохладой повеяло. Ради бога, Кафар, сходи принеси еще пива. Только ты носи по одной банке, а то они тут же согреваются, вся прелесть пропадает. Если пиво теплое — это уже не пиво, можешь его вылить…

Кафар сходил за новой банкой. Он только теперь заметил, что в верхнем отделении охлаждается тушка ягненка. Ягненок был очень жирный, как раз для шашлыка. Снова подумалось ему о своей семье. Дома мясо кончилось. Интересно, сможет Фарида купить мяса хоть сегодня?

— Знаешь, почему я пригласил тебя? — Кафар очнулся от своих мыслей. Снова зашипело, выплескиваясь, пиво, на этот раз Кестебек пил прямо из банки. Наконец утер губы и посмотрел многозначительно. Кафар обрадовался: похоже, Кестебек наконец-то решил перейти к делу.

— Ну… вы же сказали, что прочитали вторую главу…

— Что?! А, да-да, прочитал. Об этом мы с тобой еще поговорим Попозже, когда разъедутся гости. Я, знаешь, к часу дня пригласил тут нескольких друзей и вспомнил, что ты прекрасно делаешь шашлык. Вот и хочу угостить друзей осетриной и ягненком.

Тут в разговор вступил сын Кестебека. — Сделайте побольше рыбного шашлыка, папа, хорошо? Может, и мои друзья подъедут.

— Пожалуйста, пожалуйста. Сколько хочешь, столько и приглашай. Рыбы у нас много.

Жена Кестебека, которая только что намыла целый таз зелени и поставила его под крыльцо, взялась было перебирать рис, но вдруг сказала встревоженно:

— Муртуз, мы опозоримся!

— Это еще почему? — Кестебек даже поперхнулся пивом.

— Забыли красный перец купить. А какой же это салат без красного перца, вся прелесть салата в его остроте. Тем более, что твои гости любят острое.

Жена Кестебека славилась отличным салатом: с тех баклажанов, помидоров, красного перца, что нанизывались на шампур вместе с бараниной, она потом снимала кожуру, перемешивала, посыпала все мелко нарезанным луком, и салат у нее получался просто умопомрачительный.

— Гм, это плохо. Очень плохо. — Кестебек нахмурился. — Где же твоя память-то была?

Жена буркнула:

— Оставь, при чем тут память. Разве все упомнишь, когда столько покупаешь…

Тут сын, внимание которого было привлечено людьми на соседней даче — среди них была очень красивая девушка, быстро сказал:

— Па, дай машину! Я сейчас за двадцать минут в Сумгаит сгоняю и куплю. — Сын у Кестебека был красивый, белолицый, похожий на мать. У него были большие черные глаза, загоравшиеся всякий раз, когда он смотрел в сторону девушки с соседнего участка. Он встал в нетерпении. — Ну, дашь машину?

— Нет, в такой день машину брать не стоит. Сам разве не видишь, что сейчас на дорогах делается? Машины одна за одной носятся, как пули, водители многие выпивши… Столкнешься еще с кем-нибудь.

Мать согласилась с мужем.

Между тем на соседней даче шло приготовление к купанию. Все, а вместе со всеми и та девушка, по-скидывали с себя брюки, халаты, платья и побежали к морю. Фигура у девушки была столь же прекрасна, как и ее лицо. Высокая, стройная, покрытая шоколадным загаром, она вдруг закричала громко:

— Аида купаться! — и оглянулась в их сторону.

— Ну, не хотите, как хотите. Тогда я пошел. — И сын бросился вслед за компанией.

Мать проворчала, глядя ему вслед:

— Ну что за необходимость, сынок, лезть в самый солнцепек в воду? Ты же утром купался…

А отец крикнул:

— Чтобы в час был здесь! Забыл разве: твой руководитель приедет! Если ты не придешь — он обидится.

Но сын ничего не ответил ни отцу, ни матери. На дороге, отделяющей дачи от моря, он нагнал соседей, пошел с ними рядом.

Дочь Кестебека взглянула на Кафара и вздохнула так, что, казалось, сейчас лопнет майка с надписью «АББА».

— Я бы тоже на пляж пошла, — сказала она.

— Ты и без того черная как уголь, — окончательно рассердилась мать, — иди загори еще! Лучше бы мне помогла. — Она снова повернулась к мужу. — Ну, так что же с перцем делать?

Кестебек почесал грудь, утерся полотенцем, висевшим на спинке скамейки, и посмотрел на Кафара. Поняв значение этого взгляда, Кафар, запинаясь, сказал:

— Муртуз-муаллим, я уже и третью главу написал… Если вы прочитали вторую…

— Не спеши, сынок, не спеши. Наука не уважает поспешности, она любит глубину, всесторонность исследования. Ладно, обо всем об этом мы с тобой попозже поговорим. Написал — и хорошо сделал, прочитаю и третью. А пока у меня к тебе небольшая просьба. — Кафар при этих словах опустил глаза, уставился в землю. Его даже пот прошиб от злости. — Ты ведь слышал сейчас: мы перец купить забыли. А без перца — и салат не салат, а, сынок? Клянусь богом, что касается меня, то я бы вполне и без салата обошелся, но вот руководитель сына… он просто обожает этот салат; если на столе не будет салата — считай, все застолье насмарку. Съезди-ка давай в Сумгаит, купи два три кило перцу.

— Куда его столько? — проворчала жена. — Хватит и килограмма, он на следующий день уже совсем не тот…

— Ладно, килограмм купи. Жена, дай Кафару корзину и денег не забудь.

Кафар покраснел.

— Не надо ни денег, ни корзины. На базаре полно бумажных кульков. — Кафару не удалось скрыть раздражение в голосе.

— Хорошо, езжай тогда скорее, уже двенадцатый час. Ты знаешь, как доехать до Сумгаита? Вон там, видишь, люди на остановке автобуса стоят? Очень удачно получается: один из этих автобусов заворачивает в Новханы; сейчас вернется, на нем и уедешь.

Кафару хотелось бежать, как можно скорее оказаться подальше отсюда; но бежать было трудно, ноги вязли в песке. «Босиком бы, — подумал он, — босиком по песку быстрее». Он бы и разулся, если бы не знал, какой раскаленный сейчас песок, если бы не жаль было носков…

После ухода Кафара дочь Кестебека сразу заскучала, сказала отцу сердито:

— Нехорошо ты поступаешь! Машина в гараже, а ты чужого человека на базар гонишь. Он же тебе не мальчишка, взрослый уже мужчина, да еще и с характером…

— Не суй нос не в свои дела! — рассердился Кестебек. — Когда я для него стараюсь — это хорошо или плохо? Ты что думаешь, легко кандидатом наук стать? Когда-то и со мной поступали точно так же. Да у меня еще совесть есть, я еще его не сильно мучаю…

Девушка надела на голову сомбреро и ушла в глубь участка, к виноградникам. Она шла, подпрыгивая, чувствовалось, что песок обжигает ей ноги…

…Добравшись до Сумгаита, Кафар направился прямым ходом не к базару, а на автобусную станцию. А оттуда с первым же автобусом домой, в Баку.

«Нет, ну надо же, до чего обнаглел! Машину ему жалко, своего сына ему жалко — съезди, Кафар, за перцем! Ну, не волнуйся — привезу я тебе перец, а потом, как всегда приготовлю шашлык, а потом ты, как всегда, будешь хвастать перед гостями: чувствуете, какой я вам шашлык замечательный приготовил! Нет, хватит! Прошли те времена! Пять лет терпел, пять лет вел себя, как последний дурак. Да, я твой аспирант, но не слуга же! Плевал я на эту науку, если ученым надо таким образом становиться! Что я, умру, что ли, с голоду, если кандидатом не стану? Руки-ноги у меня есть, глаза есть, голова на плечах, как-нибудь своих детей прокормлю… А интересно бы посмотреть: гости Кестебека уже, наверно, пожаловали. Да, пожаловали — второй час. Он сейчас, наверное, готов от злости лопнуть. Ну и пусть лопается! Если есть бог — пусть Кестебек лопнет от злости! Не-ет, больше уж я к нему не вернусь… Вот только что я теперь скажу Фариде? Что на работе скажу?»

Впрочем, что скажут сослуживцы, волновало его сейчас меньше всего — им, пожалуй все равно, даже лучше будет, если Кафар останется таким же, как они все.

Но с Фаридой все вышло совсем не так, как ему представлялось. Он терзался, не знал, как ей сказать обо всем, но она сама же и избавила его от этих мучений…

…Как-то вечером к ним нежданно заявилась соседка Гемер-ханум. Собиралась к кому-то на свадьбу, и вдруг, когда надевала совсем новое платье, сшитое специально к этому дню, разошелся на рукаве шов. Конечно, платьев у нее хватает — это она повторяла с особой гордостью не один раз, — но ведь она уже обещала подругам, что будет сегодня именно в этом, фиалковом платье…

Гемер-ханум была так убита — казалось, будто она оплакивает чью-то безвременную кончину. Фари-да, сразу все поняв, начала жаловаться на головную боль: «И собственные-то мои клиентки давно уже ждут — одной платье обещала, другой, а сама ничего делать не могу — так голова болит». Гемер-ханум чуть не на колени рухнула перед ней.

— Заклинаю тебя жизнью твоих детей, дорогая, только выручи меня. Я знаю, ты на меня в обиде, но, клянусь аллахом, я к тебе перестала ходить только потому, что одно время болела сильно. — Фарида насмешливо посмотрела на нее, и Гемер-ханум запнулась. — Не веришь? Я так долго валялась с больными почками, что муж, пожалев меня, сам нашел какую-то портниху. Она ко мне прямо домой приходила.