Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин Страница 35

— Внимание, платформа с заготовками пошла вперед.

— Вращение! Жду вращения. Почему эта дылда перестала крутиться?

Здесь трудная натура. Она поражает своим гигантизмом — и в такой же мере своей статичностью. Обработка, сварка, контроль в гигантских рентгеновских камерах — все процессы совершаются в глубине материи. Как их показать на экране? Атом крупным планом с максимальной наводкой на резкость. И что же мы там увидим? Уверяю вас, там будет такая же статичность, ленивое хождение электронов по своим кругам. Это я, Игорь Соколовский, вам говорю, но вам слушать меня вовсе не обязательно, вы получите свое, когда будете смотреть меня на экране, ради этого я мотаюсь по верхотурам, летаю на вертолетах, живу в холодных равнодушных номерах, заставленных стандартной мебелью с бирками.

Ну, как проезд по первому корпусу? Кажется, получился. Тридцать метров проезда, тут есть на что посмотреть. Организовали поперечное движение, вращательное, проходы людей, сбоя, кажется, не было.

Теперь сделаем второй дубль.

— Начали. Мотор!

Ничего, ничего, расходы по пленке принимаю на себя. У меня кое-что имеется в загашнике. Тридцать метров пленки для меня ничего не значат.

Здесь надо делать игровую ленту. Вот бы где я развернулся. Он станочник, она рентгеновский контролер. Он точит обечайку, она ее просвечивает. Любовь на фоне обечайки. Поцелуй крупным планом сквозь обечайку. Сцена ревности сквозь обечайку. Она проверила рентгеновскими лучами обечайку, которую он точил, и обнаружила брак. Назревает конфликт. Что ей делать? Как спасти своего Петю? Любовь и долг — вечная тема, из которой мы с такой лихостью научились производить вечную бодягу.

Обечайка — обручальное кольцо «Атоммаша». Придется отдать это закадровому голосу. Может прозвучать свежо. Как всегда, автор бросил нас на самом интересном месте. А расплачиваться мне.

Каждому свое. Один получает смету сорок миллионов на две серии и в течение двух лет пускает их на ветер, создавая так называемую нетленку. Он нанимает лучших актрис, у него самые искусные операторы. Он говорит только через микрофон, не иначе. Потом мы рвемся на просмотр в Дом кино — и видим фигу в кармане, которую приходится разглядывать под микроскопом.

А Игорь Соколовский получает тридцать тысяч на три части и за две недели должен превратить их в конфетку. Про меня говорят: набил руку. А ты попробуй не набей.

— Стоп! Почему платформа не двигается? Как это тормоз отказал? Меня тормоз не интересует. Протащи ее хотя бы на три метра. Давай.

Неужто я не смог бы сделать своих двух серий, чтобы мир содрогнулся. Поздравительная телеграмма от Феллини, старик Бергман пожимает руку.

Но, черт возьми, я люблю эту железную грохочущую натуру. Мне живые лица милее, нежели профессионалы с их заученными гримасами и жестами. Я дам прекрасный зрительный ряд: лица рабочих, думающие, сосредоточенные, красивые нравственной красотой. И другой зрительный ряд: руки, трудовые руки восьмидесятых годов, сильные, уверенные в своих движениях, умные руки современного рабочего нажимают кнопку пульта, держат измеритель, сварочный аппарат, крепят деталь. И никакого закадрового голоса. Тут интеллектуальная пауза, все должно быть ясно без слов. Говорит изображение.

— Внимание, конец проезда!

Дубль второй сделан. Съемочный день закончен. Спускаемся вниз.

Кран поработал нынче на совесть. Иногда мне вообще кажется, что он одухотворен — так он чуток и ловок.

Я думаю, у нас неплохо получается. Полгода утверждали сценарий, а потом все пришлось поломать, снимали событийно, вообще считаю, что событийная съемка — основа нашего жанра. Без события мы становимся мальчишками, которым не разрешили пойти на демонстрацию, это я, Игорь Соколовский, говорю вам.

Но разве мог «Атоммаш» обойтись без события? В конце года строители сдавали производственникам очередной миллион киловатт мощностей. Разумеется, досрочно.

Я поначалу растерялся. Они сдают очередной миллион киловатт — а как я вам его покажу? Ведь он незрим, ваш киловатт разлюбезный. Вон сколько их уже накрутили. А где они в натуре, я вас спрашиваю?

Зато само событие выглядело вполне прилично. Сколотили трибуну, портреты повесили. Начальство прилетело. На два самолета хватило; жаль, что мы самолет на посадке не сняли, это всегда красиво.

Но на митинг я не поскупился. Вот когда пошел метраж. Синхрон начальника строительства. Второй синхрон — говорит генеральный директор. Третий синхрон, самый главный, — министр. Двести метров синхрона. И люди слушают, десятки, сотни слушающих лиц. Одних аплодисментов набрали на сто метров.

Начальник строительства вручает генеральному директору символический ключ от символических мощностей. Это тоже внушительно получилось. Эту сцену мы озвучим глубокомысленным закадровым голосом, доставленным с помощью курьера от автора.

Но что можно открыть символическим ключом? Разве что символическую дверь, ведущую в символическое пространство? Покажу я вам тот же символический ключ через обечайку — а дальше что? Откуда взять метафору?

И тут меня осенило. «Игорь Соколовский, — сказал я себе, — покажи им разность потенциалов и все то, что возникает в результате этой разницы. И сделай это резко, контрастно».

Просторный зал атомной электростанции. Люди в белых халатах управляют реактором.

Центральный диспетчерский пульт энергосистемы. Операторы регулируют потоки энергии.

А вот и река по имени Мощь. Мачты электропередачи идут через поле, идут над лесом, идут под каналом, пересекают государственную границу.

Включаются моторы, компьютеры, ткацкие станки. Рулон ткани накручивается на барабаны. Накручивается на вал бумажная полоса. Печатная машина печатает газету.

Крупно газетная шапка: «„Атоммаш“ рапортует».

Атомоход прорубается сквозь льды, круша их своей мощью. Река по имени…

По вечернему городу катится новогодний троллейбус. Зажигаются огни в домах. Наслаиваются освещенные этажи — конец привязывается к началу. Стыковка кадров.

Хорошо бы еще детишек показать вокруг елки. А на елке мигают цветные лампочки, они ведь тоже от «Атоммаша».

Это будет