Лев Правдин - Ответственность Страница 36

— До свидания, — вежливо и непримиримо сказала Ася.

Елена Сергеевна подошла к ней и положила руку на ее плечо. Грустно улыбнувшись, проговорила:

— Я верю тебе только потому, что очень хочу помочь Сене. Мы с тобой потом поговорим об этом. Вот, пока возьми.

Она достала из сумки свою хлебную карточку и, почему-то оглянувшись, протянула ее Асе. Она и сама не знала, зачем она оглянулась так, словно то, что она сделала, было недостойным поступком. Нечистой сделкой. Наверное, Ася тоже заметила это, потому что сказала с плохо скрываемым презрением:

— Нет-нет. Нам ничего этого не надо. — И даже спрятала руки за спину.

Тогда Елена Сергеевна громко, на всю улицу, приказала, потрясая карточкой:

— А я говорю, бери! Сене передай привет и скажи, что, как только я вернусь, сразу же к нему приду.

Снова погладила Асю по плечу, тихо улыбнулась и тихо сказала:

— Мне будет очень стыдно, и я никогда себе не прощу, если я не помогу Сене. Ты понимаешь? Я за него в ответе. А ребятам, его друзьям, я все скажу. Не очень-то они на Угарову оглядываются. Ты не думай.

ПРИШЛИ ДРУЗЬЯ

Они пришли в тот же день, Сенины друзья, — Олег Гурьев, Марина и еще один незнакомый парень.

— Это Володька Юртаев, — почему-то смущенно объявил Олег, — с нашего двора.

И Сеня и Ася заметили его смущение, да и вообще все они скорее походили на заговорщиков, чем на добрых друзей. Как будто они тайно пробрались сюда уже под вечер, когда начало темнеть, и все время опасаются, что их могут обнаружить, и тогда всем придется плохо.

Заметив это, Сеня спросил:

— Что вы какие-то все?

— Какие мы?

Это спросила Марина таким невинным голоском, что Сеня уж больше не сомневался в том, что они пришли тайно и очень боялись, как бы об этом не узнали. Он жестко пояснил:

— Пришибленные вы все…

Марина засмеялась, закатывая глаза, и видно было, что ей вовсе не до смеха, а Олег захохотал, как Мефистофель:

— Хаа-хаа-хаа!.. С чего ты взял?

Спасая положение, Ася пододвинула табуретку и проговорила осуждающе:

— Присаживайтесь, пожалуйста. Вот сюда. И можно на кровать.

Марина послушно села на табуретку. Олег — на краешек кровати. Юртаев прислонился к дверному косяку. Ася пристроилась на подоконнике.

Олег похлопал но Сениным ногам.

— Ну, как оно?

— Поправляюсь, — в тон ему ответил Сеня и тоже бодрым голосом спросил: — Что там у нас нового? В училище?

— У нас все так же: поем-играем. Нам что! А ты как? У тебя какая была болезнь?

И он начал выжимать из себя всякие ненужные вопросы и жизнеутверждающие восклицания:

— Ну, ты молодец, Сенька! Ты знаешь, главное — не унывай! Ты, Сенька, скрипи во всю!..

И при этом он не переставал все время тревожно поглядывать на дверь, где, будто на страже, стоял Юртаев. И Марина сидела на табуретке, поджав ноги и тоже оглядываясь на дверь. Ася, возмущенно и горячо дыша, подумала, что там, за дверью, стоит Угарова, и они на нее оглядываются.

— У нас скрипят только двери, — с презрением выговорила она.

Олег так и вспыхнул и дернул головой, будто его ударили, а Юртаев отозвался:

— Верно. Это мы тут скрипим, вместо того чтобы сказать все как есть. — Он вышел на середину комнаты и спросил у Сени: — Ты выдержишь?

Ася соскочила со своего подоконника и шагнула навстречу, заслоняя Сеню от той опасности, которую принес Юртаев.

— Это все нам известно уже давно, верно, Сеня? — торопливо заговорила она. — Я была в училище и все узнала.

— Нет, не все, — очень спокойно ответил Юртаев, и в его глазах мелькнуло любопытство и удивление.

Может быть, он подумал, что Ася сейчас напоминает отчаянного воробья, защищающего своего птенца, выпавшего из гнезда. Во всяком случае, он понял, с кем имеет дело, и уже дальше, все остальное, он говорил, обращаясь непосредственно к ней.

— Они вот, эти друзья, давно собирались прийти сюда, давно собирались, да их запугали.

— Кого запугали? — спросил Олег. Он встал и подошел вплотную к Юртаеву, словно вызывая его на честную мальчишескую драку. — Нас запугали?

Легко отстранив Олега, Юртаев продолжал:

— Да. Скажи, что не так. Мы живем в одном доме и всё знаем один про другого. Нам скрывать нечего. Вы — друзья, а поверили одному какому-то подхалиму.

— Велке, что ли? — спросил Сеня.

— Один он у нас такой, — хмуро ответил Олег и, обратясь к Асе, объяснил: — Наш курсовой староста. Велка Бровин. Мы его зовем Велосипед. Подхалим он, это точно. Он нам такого наговорил!..

— Нечего тут повторять всякие подхалимские глупости, — уже совсем сердито выкрикнула Ася и даже замахала руками, как бы отгоняя от Сениной постели все дурные мысли и сообщения. — Нечего, нечего!

Марина тоже взмахнула своими пухлыми ручками:

— Ну, конечно, нечего. Конечно, никто нас не запугивал. Сеня, ты же меня знаешь. Нам просто Велосипед сказал, будто бы у тебя тиф и чтобы мы не ходили к тебе и не беспокоили…

Сеня поморщился:

— Тиф! Придумают же. А еще что?

— Ну, это он так сказал. Тиф или даже еще что-то похуже. Словом, чтобы мы не ходили…

— Не крути, Марина, — вдруг проговорил Олег так веско, что девочка сразу замолчала. — Про тиф нам наврали. Мы это сразу поняли. Володька правду сказал: нас запугали. В училище нам сказали, предупредили, что к тебе ходить не надо. Что от тебя надо подальше…

Он замялся, и Сеня его подтолкнул:

— Давай, высказывайся. Вы чистые, как ангелы, и об Сеньку Емельянова вы запачкаетесь.

Юртаев подтвердил с каким-то веселым бешенством:

— Точно!

— Вот вы и пришли ночью, потихоньку. Днем-то страшно, как бы кто не увидел. Какого черта вы тут шляетесь? Кому такие друзья нужны?

— Точно! — снова выкрикнул Юртаев.

— Давайте выметайтесь отсюда.

Отвернувшись к стенке, Сеня впервые за все время почувствовал себя, как никогда, крепким и сильным. Он ждал этого момента, когда же он встанет на ноги, чтобы вплотную сойтись с теми, кто посмеет обвинять его маму и кто посмеет поверить этому обвинению. И вот настало такое время. Вот они поверили, испугались. Может быть, они подумали еще, будто ему от их трусости стало не по себе?

Да, именно так они и подумали, все, кроме Аси. Они даже начали утешать его. Олег начал:

— Мы тебя не бросим, Сеня…

И все остальные что-то начали говорить ободряющее, но сразу замолчали, как только увидели Сенино лицо. Он откинул одеяло и сел. Он торжествующе рассмеялся, и это вышло так неожиданно и так не соответствовало общему настроению, что все растерялись, а Марина тихонько ахнула.

Никто ничего не мог понять, только Ася торжествующе спросила:

— А вы что думали? Ха! Вы думали, что если вы его бросили, то мы оч испугались? Да?

— Уходите! — повелительно сказал Сеня, продолжая улыбаться.

— В общем, ты это правильно, что прогоняешь. Друзья до первого страха, — проговорил Юртаев. — Я не знал про тебя ничего, мне только вчера сказали. Ты только не подумай, что я такой тут перед тобой красивый. Лучше всех. Я такой же, как и они. Только у меня шкурка потолще, не так скоро до меня страх доходит. Они мне про тебя рассказали… Ну, в общем, мы и пришли.

Но Олег все еще размахивал руками и старался доказать, что они не такие уж потерянные люди, чтобы оставить товарища в беде:

— Просто, понимаешь, так вышло, мы не тебе не поверили, тебя-то мы знаем и никогда не предадим. И все нам так говорили, что сын за родителей не отвечает…

Лучше бы он не говорил этого. Сеня побледнел и перестал улыбаться.

— Да, — сказал он, не разжимая зубов. — Если сын — подлец и верит подлецам и всяким шептунам, тогда не отвечает. Ты своего отца мог бы предать? Тогда тебе ни за кого не надо отвечать: ни за родителей, ни за самого себя. А я вот отвечаю. Я, если хочешь знать, матери верю больше, чем всем вам, и вообще больше, чем всем людям. Я знаю, что она никогда никого не предавала. Все это вранье. И я это докажу.

Он устало свалился на подушку и проговорил:

— Давайте отсюда. Смотреть на вас противно!

И все замолчали, утомленные трудным разговором и теми чувствами и мыслями, которые, как невидимые вихри, носились вокруг, захватывая в свой круговорот всех, кто тут был. В тишине раздался тоненький голосок Марины:

— А я думала, ты обрадуешься, когда увидишь нас.

Сеня без всякого выражения сказал:

— Ха-ха-ха. Видишь, радуюсь?

— Нет, правда, — с придыханием продолжала Марина, и все думали, что она сейчас заплачет. — Мы знали, ты сначала, конечно, рассердишься… а потом… может быть, и засмеешься… И мы хотели тебе помочь… — Она и в самом деле заплакала.

Всем стало неловко и за то, что она говорит, и за ее слезы, и только одна Ася презрительно усмехнулась. Сама она слезливых девчонок презирала и тех, кто их утешал, тоже презирала и всегда высмеивала. Она сорвала со стены полотенце и через всю комнату ловко бросила его Марине.