Алексей Бондин - Ольга Ермолаева Страница 36

Ее отвели. Она плакала.

— Отпустите меня... Никуда я не уйду... Сажайте меня в тюрьму... Я хоть куда...

Человек в кепи, с красной повязкой на руке, усадил ее на ступеньку парадного крыльца и вполголоса уговаривал:

— Не нужно так, товарищ, нехорошо...

— Я знаю... знаю, что нехорошо... Но что я буду делать со своим сердцем,— говорила Афоня, утирая лицо концом шарфа.— Если бы вы знали...

— Все понятно,—сдержанно говорил человек в кепи,— Успокойтесь, не волнуйтесь.

— Они жизнь мою изуродовали, душу мою измяли...

— В полицию ее нужно,— сказал кто-то из толпы.— Это не порядки священнослужителей бить.

— Сейчас нет полиции,— строго сказал человек в кепи,— забудьте про полицию.

— Ну, в милицию, не все равно.

— Отпустите ее, обиду не стерпела... У всякого есть сердце,— добродушно говорил кто-то.

Толпа росла, Ольга протискалась вперед. Увидев ее, Афоня сразу смолкла.

— Отпустите ее,— тихо сказала Ольга человеку в кепи.— Если нужно, запишите, кто она.

— Знамо дело отпустить... Эка беда, попу по морде съездила,— кричали из толпы.

— Значит, заслужил.

— Ну, это тоже не порядки...

— Ты не заслужил — тебя не бьют.

Человек с повязкой сунул руку в карман, достал блокнот, но сейчас же убрал его обратно.

— Идите...— сказал он.— В случае чего, найдем.

Ольга подошла к подруге и тихо сказала:

— Пойдем, Афоня.

Та продолжала стоять неподвижно.

— Пойдем, — повторила Ольга.

Афоня, пошатываясь, пошла рядом с ней. Позади них громко говорили:

— Дожили, что называется. Среди бела дня священника прибили, и суда нет!

— Да еще баба.

-— Прежде бы угнали за это куда Макар телят не гонял,— говорил басовито и внушительно дородный мужчина в шляпе.

— Непонятно, что творится,— поддакивал ему ветхий старичок.

— Свобода!.. Всем теперь свобода.

— Да, что будешь делать?..— отвечал нетвердым поношенным голосом старик.— Люди новые и порядки другие. Вон ораторы что говорят. Все равно теперь... И женщины.

— Хы... любопытно. Полицию разогнали. Теперь кому в ус, кому по затылку — получай и не спрашивай, чей да откуда. Нож в бок воткнут и спросу нет.

— А ты не волнуйся, отец, все хорошо будет...— вмешался в разговор худой парень.

— Ты, Оля, куда меня повела? — спросила Афоня сдавленным голосом.

— Пойдем ко мне.

— К тебе?..—-Афоня изумленно и радостно посмотрела на подругу.— К тебе?

— Я говорю, ко мне,— твердо проговорила Ольга.

Дома у Сазоновых никого не было. Ольга прошла в кухню и загремела самоваром. Афоня ходила взад и вперед по комнате. Простая мебель, пестрые половики, тюлевые занавесочки на окнах, шум закипающего самовара в кухне — все это напоминало девушке о прошлом. Будто она куда-то уезжала и вот теперь возвратилась в родной край.

— Как хорошо у тебя, Оля. Все-таки ты счастливая. А вот я... как бездомная собака. Не имею своего уголка... Всю жизнь я, как на ноже сижу. Не знаю, что со мной будет завтра. Как все это опротивело! Ни одного человека я не встречала в жизни своей, чтобы можно было посмотреть на него с надеждой, найти защиту... Никого я не люблю и никого мне сейчас не надо...— Афоня звонко хрустнула пальцами. У нее было бледное, усталое лицо. Русые волосы, расчесанные на прямой ряд, золотились.

Пили чай.

— Как я обрадовалась, когда увидела тебя,— говорила Афоня,— и обрадовалась и испугалась... Ты не думай обо мне нехорошо. Ты ведь не знаешь, почему так вышло...

— Знаю.

— Знаешь?!.

— Да, знаю,— повторила Ольга, смотря ей прямо в лицо.

— Мне стыдно смотреть тебе сейчас в глаза... Я, как пьяная, наскочила на него... Обида... Я себя не помнила, а теперь... Мне стыдно тебя...

Жалобы Афони всколыхнули в Ольге прежнее чувство к подруге. Хотелось сказать ей что-то ласковое. Она чувствовала себя виноватой.

— Мне было очень больно, когда ты ушла от меня,— заговорила снова Афоня тихим голосом.— Поверь мне, я уж не так-то виновата, как думают люди.

Афоня смолкла, будто боялась дальше говорить. Она облокотилась на стол, закрыв руками лицо.

После продолжительного молчания она сказала почти шопотом:

— Помнишь, в монастыре ты спрашивала — что со мной. Я тебе тогда не сказала... А было так... Казначея послала меня к попу... Он напоил меня пьяной... Я не хотела... Я хотела ему выдрать всю бороду... Он меня осилил... Я боялась сказать об этом. Да и кому я могла сказать?.. Кто бы мне поверил?.. Тетке Арине?.. Она сама подлая. Дяде Луке? Что он мог сделать — такой немощный старичок. Монахиням в монастыре? Они, как змеи, только жалят друг друга. Я думала, что нет выхода. Потом будто хорошо стало, когда... Помнишь? Я работать поступила на завод. Но и там... Почему-то работу нашу считали позором. И там нас держали только для того, чтобы играть с нами. Я возненавидела всех и себя возненавидела. Отчаялась. Думаю, все равно!.. Пропаду, так недаром... Помнишь, я хворала? Я, верно, хотела тогда умереть. Тетка Арина меня из дому выгоняла. Она дала мне питье, чтобы выжить ребенка. Я хотела убить его и убить себя. Но я осталась жить, а ребеночка скинула... Потом какое-то любопытство загорелось к жизни.

Думала, наступит же когда-нибудь и для нас светлый день!..

Ольга обняла Афоню. Она припала щекой к щеке подруги и ощущала, как текут ее теплые слезы. У нее тоже теснило грудь.

— Хорошая ты моя... милая, родная...— чуть слышно прошептала Афоня.— Не прикасайся ко мне, я поганая...

Но Ольга еще крепче прижала ее к себе.

— Ты тоже прости меня, Афоня. Я несправедливо думала... Я обидела тебя... Нужно было не так... Не так надо было.

За окном уже вечерело. В комнату вкрались сумерки. Афоня все говорила. Ей хотелось вылить все, что накопилось на душе. И чем больше она говорила, тем легче ей становилось. Словно слезами смывала она горечь, накопленную годами.

— Только ты, моя родная, не сторонись от меня... Я теперь другая стала. Время-то какое пришло! Не знала я, что на свете есть люди, которые хотят переделать нашу жизнь нескладную. Я свободна теперь. Я снова пойду работать. Я думаю, что там найду теперь радость.

Пришел Николай. Подруги дружненько сидели, взволнованные разговором. Афоня повеселела. Ольга тоже счастливо улыбалась.

Николай холодно поздоровался с Афоней. Она хотела протянуть ему руку, но он будто не заметил этого, отвернулся и прошел к окну. Ольга поняла настроение мужа, в ней вспыхнуло возмущение, но она не подала виду. Афоня поднялась с места и стала собираться.

— Ты уже? Куда спешишь? Останься, посиди...—ласково сказала Ольга.

— Нет, спасибо, Оля. Бежать надо, засиделась,— торопливо заматывая голову шарфом, сказала Афоня и боязливо посмотрела на Николая. А тот, закинув руки назад, отвернувшись, стоял у окна.

— Останься, куда торопишься?..— упрашивала Ольга.— У нас ночуешь. Где теперь живешь?..

— Дома. Открыла я избушку дяди Луки. Можно еще в ней жить. Ну, так прощайте-ка...

Афоня ушла.

— Чаю хочешь? — спросила Ольга, бросив взгляд на мужа.

— Да...— коротко и мрачно ответил Николай.

— Сию минуту исполню ваше приказание.

— Что это за тон?..

Ольга стояла в дверях кухни и с презрительной, холодной усмешкой смотрела на Николая. Он, исподлобья смотря на жену, снова спросил, повышая голос:

— Я тебя спрашиваю, что у тебя за тон?..

— Какой ты пришел, в такой тон и говорю.

— Я говорю, как всегда.

— А-а,— с усмешкой протянула она.— А мне показалось что не так, как всегда.

Ей вдруг захотелось позлить его и вызвать на откровенность. Но Николай упорно молчал и сопел. Ольга приготовила чай, налила стакан и присела к столу.

Николай ел молча, торопливо пожевывая хлеб. Глаза его были устремлены на самовар и странно стеклянели. Она впервые увидела, как у него шевелятся желваки на щеках, а у висков заостряются под кожей кости и пощелкивают, как выворачивается нижняя губа и вскидываются брови, когда он пьет из блюдца.

— Зачем она приходила? — наконец, спросил он, не глядя на Ольгу.

— Кто она?

— А эта, что сейчас была.

— Ты разве ее не знаешь?..

— Ну, кто ее не знает,— проговорил он и пренебрежительно усмехнулся.

— У нее имя есть — Афоня.

— Ну, пусть так... Зачем она была здесь?

— Я ее встретила, и мы пришли вместе, пили чай.

— Та-ак,— протянул Николай и брезгливо поджал губы.

— А что? — вызывающе спросила Ольга.

— А ты знаешь, кто она такая?

— Знаю. Это моя подруга. Мы вместе с ней выросли.

— Та-ак,— протянул Николай с угрозой в голосе и снова стал есть.— Больше ничего про нее не знаешь? — спросил он после молчания.

— Ну, как не знаю? Знаю.

— А знаешь, так зачем она была здесь?..

— Я тебе сказала,— нахмурив брови, ответила Ольга.

Она ожидала, что сейчас Николай убьет ее и Афоню обидными словами, и приготовилась. А он, продолжая есть и смотреть куда-то в сторону, точно пряча свои глаза от взгляда жены, строго сказал: